Тенерифе

ТенерифеТенерифе

Тенерифе исп. Tenerife
28°16′07″ с. ш. 16°36′20″ з. д.28.26861° с. ш. 16.60556° з. д. / 28.26861; -16.60556
Архипелаг	Канарские острова
Акватория	Атлантический океан
Страна	Испания Испания
Регион	Канарские острова
Район	Санта-Крус-де-Тенерифе
Тенерифе
Тенерифе
Площадь	2034,38 км²
Наивысшая точка	3718 м
Население (2011 год)	908 555 чел.
Плотность населения	446,6 чел./км²

Тенери́фе (исп. Tenerife) — самый крупный остров в составе архипелага из семи Канарских островов в Атлантическом океане. С относительно небольшой площадью в 2034,38 км² и населением в 906 800 человек, что составляет 43 % численности населения всего архипелага, он является самым населённым в Испании. Он занимает центральное положение относительно островов архипелага и вместе с тремя соседними островами Пальма, Гомера и Иерро входит в состав провинции Санта-Крус-де-Тенерифе с административным центром в одноимённом городе.

Топонимика

Существует несколько названий, которые различные народы давали данному острову на протяжении всей истории. В частности, гуанчи называли его «Achinet» (Ачинет) или «Chenet» (Чинет), — в различных литературных источниках встречаются либо тот, либо другой вариант. Древние римляне называли его «Nivaria» (Нивария) от латинского слова nix (Никс), означавшего снег, что даёт чёткое указание на заснеженный пик вулкана Тейде. Древнеримский политический деятель и адвокат Плиний Младший (I век) приводит рассказ об экспедиции, которую берберский король Юба II послал на Канарские острова и Мадейру. Среди других диковин та привезла оттуда огромных собак, которых они называли canaria, за что и сами острова получили название Канарских от латинского слова canis (собака). С другой стороны, на некоторых картах XIV—XV веков данный остров встречался под названием «Isla del Infierno» (Исла дель Инферно), буквально переводящееся как «Остров Ада», что, вероятно, опять же связано с вулканической активностью вулкана Тейде.

Относительно происхождения нынешнего названия острова существует несколько версий. По одной из них, название осталось от испанских завоевателей XV века, которых поражала внешность коренного населения: это были высокие, белокожие, рыжеволосые и голубоглазые люди, племена которых назывались «гуанчи». По другой, название связано с цветом снежной вершины острова, на которую, как на маяк, ориентировались моряки. По третьей, название пошло от имени менсея (короля) народа гуанчи Тинерфе Эль Гранде, который долгое время единолично управлял всем островом и при котором остров достиг невиданной ранее мощи и процветания.

Согласно общепринятой версии, современное название острова происходит от двух слов «tene» (гора) и «ife» (белый), которыми остров называли выходцы с острова Ла-Пальма. Впоследствии, после колонизации, испанизация названия привела к объединению этих двух слов и добавлению звука «р», что в результате дало привычное теперь название «Тенерифе».

География

Тенерифе, являясь самым крупным островом в группе Канарских островов, занимает центральное положение в архипелаге – он находится между островами Гран-Канария (на востоке) и Гомера (на западе). Расстояние от Тенерифе до побережья Африки составляет около 300 км, а до Пиренейского полуострова (где находится материковая Испания) – примерно 1000 км. Остров по форме напоминает окорок. Его длина равна 80-85 км (с северо-востока на юго-запад), ширина – от 6-12 км (на северо-востоке) до 45-50 км (на юго-западе). Площадь острова – 2,034.38 км², а длина береговой линии – 342 км.

Тенерифе – как и другие Канарские острова – имеет вулканическую природу. В центре острова возвышается вулкан Тейде (высотой 3718 м над уровнем моря, самая высокая точка в Испании). Последнее извержение вулкана на Тенерифе произошло в 1909 году.

Образованный вулканической деятельностью хребет делит Тенерифе на две части – южную и северную, климат которых существенно различается. К северу от хребта климат гораздо более прохладный и сырой, а к югу – сухой и солнечный.

Климат

Тенерифе известен как «Остров вечной весны» (Isla de la Eterna Primavera). Остров, находящийся на широте пустыни Сахары, имеет круглогодичный тёплый климат. Температура колеблется в пределах 20°—26 °C в зимнее время и 23°—29 °C в летнее время.

История

Доколониальный период

Первые люди на острове появились примерно между V веком до н. э. и началом нашей эры — это были гуанчи. На протяжении 2000 лет они были единственными обитателями острова, развиваясь в полной изоляции и пытаясь наилучшим образом адаптироваться к окружающей среде, пока этот процесс не был прерван появлением испанцев в 1496 году. В связи с недостатком сырья, в первую очередь минералов, на бытовом уровне гуанчи жили в каменном веке — они занимались скотоводством, примитивным земледелием, собирательством, рыбной ловлей и ловлей моллюсков, а также кустарным промыслом. Что касается религии гуанчей, то для неё характерно многобожество с элементами анимизма. На острове до сих пор сохранилось множество идолов, посвящённых этим богам, а на скалах найдены так до сих пор и не расшифрованные разноцветные петроглифы, нарисованные ими.

В целом гуанчи отличались высокой социальной организацией. Общество было разделено на страты, принадлежность к которым определялось богатством человека, измерявшимся в количестве голов скота. Страты разделяли население на «дворян» и простой народ, над которыми находился король (Mencey). Точно известно, что, примерно за 100 лет до завоевания, на юге жил легендарный король Tinerfe el Grande (исп.) (Тенерфе Большой) из Адехе, сын короля Sunta (исп.), который сумел объединить под своей властью весь остров и при котором Тенерифе достиг своего максимального процветания. Но после смерти короля, его сыновья вновь разделили остров на девять королевств (menceyatos), ставшими позднее прообразами нынешних муниципалитетов. Также существовала независимая территория (achimenceyatos), в которой правил внебрачный сын Tinerfe el Grande — Aguahuco.

Далее перечисляются все девять королевств, с именами правивших ими менсеями и их потомками, а также входящими в их состав муниципалитетами:

• Taoro (исп.) (Menceyes: Bentinerfe, Inmobach, Bencomo и Bentor) — включал в себя современные Пуэрто-де-ла-Крус, Ла-Оротава, Ла-Викториа-де-Асентехо, Ла-Матанса-де-Асентехо, Лос-Реалехос, Санта-Урсула;
• Güímar (исп.) (Menceyes: Acaymo, Añaterve y Guetón) — включал в себя современные Эль-Росарио, Канделария, Арафо, Гуимар;
• Abona (исп.) (Menceyes: Atguaxoña и Adxoña) — включал в себя современные Фасниа, Арико, Гранадилья-де-Абона, Сан-Мигель-де-Абона, Арона;
• Anaga (исп.) (Menceyes: Beneharo и Beneharo II) — включал в себя современные Санта-Крус-де-Тенерифе, Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна;
• Tegueste (исп.) (Menceyes: Tegueste, Tegueste II y Teguaco) — включал в себя современные Тегесте, часть прибрежной полосы Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна;
• Tacoronte (исп.) (Menceyes: Rumén и Acaymo) — включал в себя современные Такоронте, Эль-Саусаль;
• Icod (исп.) (Menceyes: Chincanayro и Pelicar) — включал в себя современные Сан-Хуан-де-ла-Рамбла, Ла-Гванча, Гарачико, Икод-де-лос-Винос;
• Daute (исп.) (Menceyes: Cocanaymo и Romén) — включал в себя современные Эль-Танке, Лос-Силос, Буэнависта-дель-Норте, Сантъяго-дель-Тейде;
• Adeje (исп.) (Menceyes: Atbitocazpe, Pelinor и Ichasagua) — включал в себя современные Гиа-де-Исора, Адехе, Вилафлор.

Несмотря на прошедшие со времён завоевания века, на острове до сих пор сохраняется множество мест, которые, хоть и порой со значительными вариациями, сохраняют свои доиспанские названия.

Испанская колонизация

В декабре 1493 года испанский конкистадор Алонсо де Луго получил от католических королей подтверждение своего права на завоевание острова Тенерифе (к тому времени большая часть канарских островов уже была завоёвана). Выступив из Гран-Канария, в апреле 1494 года завоеватель высадился на побережье современного Санта-Крус-де-Тенерифе вместе с 2000 пехотинцев и 200 всадниками. После постройки небольшой крепости он начал продвигаться вглубь острова. Среди menceyes, возглавлявших различные королевства на острове, не было единства относительно реакции на испанское вторжение. Некоторые из них стояли за сохранение мира, другие — за начало войны. К первым относились короли Анага, Гуимар, Абона и Адехе, ко вторым — короли Тегесте, Такоронте, Таоро, Икоде и Дауте. Они оказывали упорное сопротивление захватчикам на протяжение двух лет, в течение которых длилось завоевание острова. И хотя в самом начале испанские войска потерпели сокрушительное поражение в первой битве у Асентехо, однако техническое превосходство конкистадоров давало испанцам значительное преимущество и позволило им нанести аборигенам ряд поражений в битве при Aguere и второй битве у Асентехо и, в конце концов, к сентябрю 1496 года вынудило прекратить всякое сопротивление.

После завоевания Тенерифе многие местные жители, особенно те, которые принадлежали к сторонникам войны, были обращены в рабство. А новые болезни, завезённые конкистадорами, в частности, грипп и оспа, к которым у гуанчи не было иммунитета, ещё сильнее их ослабили. Всё это позволило на протяжение следующего века производить массовую колонизацию острова иммигрантами с различных территорий растущей испанской империи (Португалии, Фландрии, Италии и Германии).

Площадь лесов Тенерифе постепенно сокращалась по мере роста населения острова и высвобождения земель под сельское хозяйство, которое было необходимо, чтобы прокормить население острова и поставлять продукты питания на экспорт. Первоначально, начиная с 1520-х годов, земли использовались для выращивания сахарного тростника, а в дальнейшем и для других культур, таких как виноград и бананы.

Военная история

С установлением испанского владычества военная история острова не заканчивается. На протяжении колониальных войн XVI - XIX веков остров неоднократно подвергался нападениям не только со стороны различных пиратов, но и армий других держав, в первую очередь Англии. Среди них были такие личности, как адмирал Роберт Блейк, Уолтер Рэли, адмирал Джон Хокинс и капитан Вудс Роджерс. Но особо значимое место среди всех этих атак занимает нападение английского адмирала Горацио Нельсона в 1797 году .

В ночь на 25 июля англичане начали решающий штурм порта Санта-Крус. Эту атаку Нельсон возглавлял лично, но в самом начале высадки ядро попало в локоть адмирала, в результате чего он лишился руки и был срочно доставлен на корабль. В ходе ожесточённой обороны, организованной начальником гарнизона Антонио Гутьерресом, испанцы отбили атаку англичан, захватив большое количество пленных. Англичане были вынуждены капитулировать на условиях Гутьерреса. Он согласился отпустить пленных обратно на корабли, в обмен на обещание Нельсона не атаковать более Канарские острова.

Эмиграция в Америку

Тенерифе, как и другие Канарские острова, поддерживал тесные отношения со странами Латинской Америки. С самого начала колонизации Нового Света, многие экспедиции делали остановки на острове по пути к Америке, во время которых к ним в поисках лучшей доли зачастую присоединялись и местные жители. Стоит отметить, что наряду с людьми с острова вывозили также отдельные виды растений и животных.

После полутора веков относительного роста населения на рубеже 1670-х годов сложности в торговле вызвали упадок в винодельческом секторе, который был основой благосостояния многих землевладельцев на острове. Наряду с этим примерно в это же время королевство Кастилии осознало необходимость скорейшего заселения пустующих территорий в Южной Америке с целью недопущения их захвата другими державами, как это уже произошло ранее с Ямайкой, колонизированной англичанами или Французской Гвианой и Эспаньолой, отошедшей к Франции. Всё это вынудило многие семьи эмигрировать на Кубу и в Венесуэлу. Бурный рост сельского хозяйства, особенно какао в Венесуэле и табака на Кубе в конце XVII века и начале XVIII века ещё больше подстегнуло отток населения с острова. Особенно силён он был в таких городах как Буэнависта-дель-Норте, Вилафлор и Эль-Саусаль, которые в тот период опустели почти полностью. Самым ярким примером этого переселения является Сан-Карлос-де-Тенерифе (исп.) на окраине Санто-Доминго, который был основан в 1684 году исключительно выходцами с этого острова. В период с 1720 по 1730 годы в общей сложности 176 семей переселились с Канарских островов на Пуэрто-Рико. Из них 26 семей в 1726 году эмигрировали в Америку, где участвовали в основании города Монтевидео. А четыре года спуста в 1730 другая группа семей основала город Сан-Антонио на юге Техаса. Следующая волна эмиграции пришлась на 1777 и 1783 годы, когда выходцы из порта Санта-Крус-де-Тенерифе были отправлены в Луизиану, где участвовали в освоении Сен-Бернара.

Из-за экономических трудностей, обусловленных нехваткой сырья и удалённостью от Европы, эмиграция в Америку, особенно на Кубу и Венесуэлу, продолжалась также и на протяжение XIX века, вплоть до начала XX века. Однако, десятилетия проведения политики по защите экономики Канарских островов, а также рассвет туристической индустрии позволили изменить и переломить ситуацию, и теперь многие из потомков переселенцев, покидавших остров на протяжение последних пяти веков, стремятся вернуться туда.

Новая история

C началом XIX века остров по прежнему оставался важным перевалочным пунктом на пути через Атлантический океан не только для торговых судов и переселенцев, но и для путешественников. Среди таковых были участники первого русского кругосветного плавания (1803—1806), английский натуралист Чарлз Дарвин во время своего кругосветного путешествия (1831 — октябрь 1836 года), а также русский этнограф Николай Николаевич Миклухо-Маклай.

Но первым, кто отметил особую красоту острова в своих публикациях был немецкий натуралист Александр Гумбольдт, который во время своего путешествия в Америку в 1799 году побывав на острове, совершил восхождение на вулкан Тейде. Но по настоящему туристы начали посещать остров лишь начиная с 1890 года, особенно в городах севернее Пуэрто-де-ла-Крус — эта территория стала первым курортом Тенерифе указом министров от 13 октября 1955 года.

С 1833 по 1927 год Санта-Крус-де-Тенерифе был единственной столицей Канарских островов, пока в 1927 году статус столице не был присвоен ещё одному городу Лас-Пальмас-де-Гран-Канария.

В марте 1936 года на Тенерифе находился будущий испанский диктатор Франсиско Франко, который был отправлен сюда, подальше центров власти, республиканским правительством, опасавшимся его возрастающего военно-политического влияния. Тем не менее, ему удалось организовать заговор среди военных, что в конечном итоге привело к началу гражданской войны и падению второй республики.

С островом Тенерифе также связана одна из крупнейших авиакатастроф в истории гражданской авиации. 27 марта 1977 года в результате столкновения в небе аэропорта Лос-Родеос двух боингов 747 погибло 583 человека.

Места археологических раскопок

На острове есть несколько археологических памятников, предшествующих завоеванию. В основном это наскальные рисунки, которые можно встретить в пещерах по всему острову, но особенно их много на южном склоне вулкана Тэйде. Наиболее значимыми являются археологические раскопки в Лос-Камбадосе и Эль-Барранко — местностях, находящихся вблизи города Арона. Также большой интерес для археологов представляет пещера Cave of Achbinico (англ.), в которая является первым христианским святилищем на Канарских островах. Причём, что особенно интересно, оно стало таковым ещё до появления на острове испанцев, когда он был населён лишь аборигенами.. Ещё одним местом представляющим большой археологический интерес является территория, которую занимало королевство Anaga (исп.). Вообще это место является одним из самых богатых на археологические находки на всём острове. Здесь было найдено много мумий гунчей и мумифицированных животных, а также камней с надписями, таких как «камень Анага». А на противоположной стороне острова в муниципалитете Эль-Танке был найден другой камень с письменами, получивший название Piedra Zanata (исп.). Надписи на нём датируются V - VII веком и, вероятно, связаны с магическими верованиями гуанчей. Он был найден в 1992 году рядом с горой Монтанья-де-Лас-Флорес и хранится в Музее природы и человека в городе Санта-Крус-де-Тенерифе. Но главной археологической достопримечательностью для туристов являются пирамиды Гуимар. До нашего времени сохранилось всего шесть ступенчатых пирамид из девяти, существовавших ранее. Они находятся на юго-востоке острова в окрестностях города Гуимар. Все они выложены из обработанных камней вулканического происхождения прямоугольной формы, верхние площадки и каждая ступень выровнены и аккуратно посыпаны гравием. Площадки перед началом строительства каждой пирамиды тщательно разравнивались, а угловые камни пирамид обтачивались. Их происхождение и предназначение до конца не ясно. По одной из версий, пирамиды Гуимар обязаны своим появлением крестьянам, которые складывали друг на друга найденные во время работы на полях камни, по другой, — они имеют более сакральный смысл: все пирамиды имеют астрономическую ориентацию на Солнце, а на вершине самой высокой из них в день летнего солнцестояния можно наблюдать двукратный заход Солнца. Кроме того, испанские пирамиды очень напоминают по форме сооружения пирамид Перу и Мексики, а также башни Месопотамии.

Исторические извержения вулканов

На сегодняшний день активность вулканов на Тенерифе сохраняется на довольно низком уровне и не представляет особой опасности для туристов и населения острова. Тем не менее, начиная с момента открытия в XV веке, извержения вулканов были отнюдь не редким явлением. Достоверно известно о пяти вулканических извержениях на острове. Первое из них состоялось в 1492 году, как раз в день открытия острова Христофором Колумбом: «Когда мы проходили около Тенерифе, мы наблюдали извержение вулкана. Дым и пламя, светящаяся лава, гул, внутри Земли — все это приводило мою команду в ужас» , – так писал Христофор Колумб в своем путевом дневнике. Сегодня считается, что он видел извержение вулкана Монтанья Ревентада, который расположен в 5-6 км к западу от Пико-дель-Тейде. В 1704 - 1705 годы произошло сразу несколько извержений вулканов d'Arafo, Fasnia и Siete Fuentes в различных местах острова. Спустя всего два года в 1706 году активизировался вулкан Монтанья Негра. Лавовый поток полностью разрушил город и порт Гарачико, который был расположен на побережье примерно в 8 километрах к северу от Монтанья Негра и являлся самым важным населённым пунктом на острове. Последнее извержение XVIII века произошло в 1798 году в Лас-Каньядас на Тейде на южной стороне Пико-Вьехо. Наконец в 1909 году в муниципалитете Сантъяго-дель-Тейде взорвался вулкан Chinyero (исп.), что находится примерно в 10 км к западу от горы Тейде. Это было последнее извержение современности. Однако, несмотря на свою геологическую активность, от всех этих извержений никто не пострадал.

Геология острова

Тенерифе — это геологические активный остров вулканического происхождения, который формировался на протяжение всей своей истории в результате последовательных вулканических извержений.

Экономика

Экономика Тенерифе основана на туризме. Обладая хорошими климатическими условиями, остров привлекает порядка 3 миллионов туристов в год. Развитие туризма началось в 1950-е годы, за последние полвека выстроено множество частных и государственных отелей. Основная масса туристов посещает Санта-Крус-де-Тенерифе и Коста Адехе (Costa Adeje) — курорт, расположенный на юго-западе Тенерифе.

Кроме этого, небольшую часть дохода Канарам приносит выращивание бананов, другие виды сельскохозяйственного экспорта и появившиеся новые сферы услуг. Сельское хозяйство долгие годы было основным видом экономической деятельности на Канарах. Вино, производимое из винограда, который рос на неорошаемых склонах, было основным продуктом до 1853 года. В том году большая часть виноградников пострадала от виноградной тли, и производство было переброшено на производство кошенили. Со временем производство кошенили уменьшалось (она вытеснялась синтетическими красками), и в конце XIX века оно было заменено выращиванием бананов, помидоров, картофеля и других овощей и фруктов. Бананы, которые являются основным продуктом на Канарах, защищены на испанских рынках от иностранного вмешательства. Помидоры выращиваются для экспорта в период между ноябрём и апрелем, выращивание цветов и растений является новой отраслью. Зерновые культуры в основном импортируются.

Транспорт

Имеется сеть автодорог (включая две магистральных) и 2 международных аэропорта — северный Лос-Родеос (TFN) и Южный Рейна София (TFS), который носит имя королевы Софии (был открыт в 1978 году).

Общественный транспорт на острове обеспечивается обширной сетью автобусов, который обслуживается компанией TITSA, в чьём автопарке присутствуют новейшие автобусы с телевизорами и кондиционерами воздуха, а также трамваем, который курсирует между Санта Крузом и Ла Лагуной. Планы относительно небольшой железной дороги, которая соединяла бы столицу и южную часть острова, были утверждены двумя сторонами: Советом Тенерифе и правительством Канарских островов; хотя план до сих пор не был согласован с центральным испанским правительством, и пока остаётся в подвешенном состоянии.

Достопримечательности

• Тейде — вулкан на острове Тенерифе, самая высокая точка Испании и памятник Всемирного наследия ЮНЕСКО. Высота — 3718 м, относительная высота над дном Атлантического океана — 7500 м, является высочайшей вершиной в этом океане. Остров Тенерифе является третьим по объёму вулканическим островом в мире, кратер вулкана 17 км является также третьим в мире (первые два находятся на Гавайских островах).

• Аудиторио Тенерифе — одно из самых известных и узнаваемых зданий в Испании, символ города Санта-Крус-де-Тенерифе и одна из главных достопримечательностей Канарских островов.

• Город Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна входит в Список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО в Испании.

• Базилика Канделарии — Храм освящён в честь Девы Марии, Богоматери Канделарии, покровительницы Канарских островов и является крупнейшим святилищем на Канарских островах. Храм является центром паломничества.

• Пирамиды Гуимар — на острове расположено шесть ступенчатых пирамид неизвестного происхождения. Раскопками занимался известный норвежский первопроходец Тур Хейердал. Вокруг пирамид создан музей с значительной экспозицией посвященной Хейердалу, среди экспонатов копия лодки Ра-II

• Acantilado de los Gigantes — Курортный город Лос Гигантес на юго-западе острова. Отличается тем, что высота береговых, скалистых обрывов достигает, местами, до 500 метров над уровнем океана.

• Инфьерно — природный заповедник, до 2009 года — популярный туристический маршрут.

• Маска — старинная канарская деревня и ущелье на западе острова. Самый популярный пеший туристический маршрут на острове.

• Старинный город Пуэрто-де-ла-Крус, расположенный в живописной местности северной части острова с уникальной пышной растительностью монтеверде. В городе расположен крупный зоологический парк Лоро-парк (парк попугаев и дельфинарий), ботанический сад и сад орхидей.

• Сиам-парк — аквапарк в Коста-Адехе.

• Дайвинг на Тенерифе - необычайно красивые дайв-сайты и места для погружений и фридайвинга, затопленные корабли и потрясающая фауна подводного мира, вулканического острова Тенерифе

Отрывок, характеризующий Тенерифе

Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.