Тень над Иннсмутом

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тень над Иннсмутом
The Shadow over Innsmouth

Отдельно отпечатанная в Эркхэм Хаусе иллюстрация к "Тени над Иннсмаутом"
Жанр:

Лавкрафтовские ужасы

Автор:

Говард Филлипс Лавкрафт

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

ноябрь-декабрь 1931

Дата первой публикации:

апрель 1936

Текст произведения в Викитеке

Тень над Иннсмаутом (англ. The Shadow over Innsmouth) (Морок над Иннсм(а)утом) — фантастическая повесть Лавкрафта, написанная в 1931 году.





Сюжет

Повесть начинается рассказом одного мужчины о массовых полицейских арестах в портовом городке Иннсмут на протяжении зимы 1927/28 годов. Основной причиной арестов, как признаётся сам рассказчик, стало его прошение к властям разобраться в ужасных вещах, происходивших в городке, свидетелем которых он стал. Такие призывы, подкреплённые практически невероятными рассказами, произвели сильное воздействие на правительство, что послужило причиной для столь масштабного расследования.

Далее рассказчик признаётся, что долгое время не открывал этой тайны ни одному простому человеку, но сейчас, когда ему предстоит сделать очень важный и ужасающий шаг, он должен собраться с силами и заново переосмыслить всё пережитое.

Повесть переносит читателя на несколько лет назад, когда ещё только недавно достигший совершеннолетия рассказчик путешествовал по фамильным местам своего рода в Новой Англии. Во время пребывания в одном из городов он узнал о неком таинственном городе Иннсмут. Якобы когда-то это был процветающий морской порт, но после окончания Гражданской войны стал приходить в упадок. К тому же в соседних городках стали распространяться слухи о каких-то невероятных происшествиях, случавшихся в городе и на Рифе Дьявола, находящемся возле самого порта.

Эта история сильно заинтриговала рассказчика, и он решил отправиться в Иннсмут и пробыть там до вечера, предварительно разузнав как можно больше о городке. Но из расспросов местных жителей он почти ничего не узнал. Проведя много времени в библиотеке, он также не нашёл нужных сведений, но волею случая познакомился с местным клерком, который рекомендовал ему посетить городской музей, но в то же время предостерёг рассказчика от поездки в Иннсмут. В музее молодому человеку попался на глаза некий непонятный экспонат — украшение для ношения на голове, сделанное, предположительно, Иннсмутскими мастерами. Рассказчика больше всего удивила необычная форма, малоподходящая для человеческой головы, и выгравированные непонятные существа, чем-то напоминающие помесь рыбы с жабой.

Следующим утром, попав в Иннсмут, молодой человек самолично убедился в причинах негативного отношения людей к жителям Иннсмута и возможных причинах появления устрашающих слухов об этом месте. Большинство людей, проживающих в этом городишке, совершенно не похожи на обычных людей, причём речь не идет о какой-либо расовой несхожести — отличия их внешнего вида больше смахивают на какую-то неизвестную науке болезнь, поражающую всех жителей. В близлежащих городках это называют «иннсмутской внешностью».

В городе рассказчик познакомился с продавцом в бакалейной лавке, который был не коренным жителем Иннсмута, а всего лишь работником одной торговой фирмы. От бакалейщика рассказчик узнал об очень больших странностях этого города: здесь очень не любят приезжих, о отсутствии каких-либо религиозных организаций, кроме «Тайного ордена Дагона (Дагона)», служители которого совершают различные жертвоприношения два раза в год и регулярно поклоняются неизвестным богам. Также бакалейщик упомянул о вечном пьянице, 96-летнем Зейдоке Аллене, который, напившись, готов был рассказать первому встречному всё, что он знал об Иннсмуте.

Немного побродив по городку, рассказчик-таки встретил Зейдока, который после выпитого виски стал очень разговорчивым. Во время беседы старик поведал одну историю, в которую молодой человек сразу не поверил.

Один из знатных жителей города, капитан Обед Марш, во время одного из своих тихоокеанских плаваний обнаружил полинезийский остров, жители которого никогда не испытывали недостатка ни в рыбе, ни в золоте. Капитан установил торговые отношения с племенем, выкупая золото за бесценок, однако через некоторое время островитяне были истреблены соседними племенами. Тогда капитан Марш решил узнать секрет былого процветания острова. Секрет оказался в сношениях племени с Глубоководными, бессмертными разумными амфибиями. В обмен на человеческие жертвы и возможность спаривания с людьми Глубоководные пригоняли рыбу и приносили золото. Также дети людей, спарившихся с Глубоководными, в определенный период своей жизни начинали превращаться в таких же существ, уходили в море и становились бессмертными. В 1838 году капитан Обед Марш нашёл способ заключить с Глубоководными сделку на тех же условиях (или, возможно, Глубоководные сами потребовали этого). С тех пор в сетях инсмутских рыбаков рыба не переводилась никогда, даже если в соседних районах её не было вовсе. Для поклонения Глубоководным капитан основал «Тайный орден Дагона», маскирующийся под местную масонскую ложу.

Внезапно повествование оборвалось криком Зейдока «ОНИ нас заметили», после чего он, указывая на Риф Дьявола, сорвался с места и убежал прочь. Рассказчик же, обратив свой взор на риф, заметил там некие солнечные отблески, после чего направился в центр города в надежде уехать из Иннсмута вечерним автобусом. Но, со слов водителя, у автобуса был поломан двигатель, а починить его не представлялось возможным раньше утра. Поэтому молодой человек решил остаться на ночь в гостинице весьма сомнительной репутации, а утром как можно скорее уехать из города.

Поужинав в ресторане и прикупив несколько газет у портье, молодой человек отправился к себе в комнату. Перед сном он подпёр все двери, ведущие в его комнату, балками, и лёг спать.

Через некоторое время молодой человек проснулся от скрипа половиц — к его двери подошёл кто-то неизвестный и попытался открыть дверь ключом, но балка не дала ему зайти в комнату, поэтому он ушёл. Вскоре скрип повторился — большое количество непонятных существ окружило комнату. Герой предпринял попытку к бегству, выпрыгнув через окно, и с большим трудом ему удалось оторваться от преследователей и выбежать за черту города. Пробегая возле дороги, рассказчик неожиданно услышал шум бегущей толпы и почувствовал какой-то непонятный рыбий запах. Он спрятался за кустами, боясь открыть глаза, чтобы не взглянуть на тех существ. Всё же сделав это, он увидел тех полурыб-полулягушек, которые были изображены в городском музее. Они передвигались прыжками, некоторые использовали для этого руки. Часть из них была одета в тёмные монашеские сутаны, и некоторые носили на головах уже знакомые странные украшения. Не выдержав напряжения, рассказчик упал в обморок.

Пришёл в сознание он лишь утром, и, что удивительно, никаких следов вчерашнего ужаса даже не осталось. Молодой человек продолжил путь в город, куда добрался к вечеру.

Весь следующий год молодой человек пытался забыть увиденное, и с головой погрузился в учебу на последнем курсе университета, после окончания которого поехал в семью своей умершей бабки по материнской линии. Но ему не терпелось узнать как можно больше о прошлом своей матери.

Как-то раз дед изъявил желание показать внуку семейные ценности и отвёл его в специальное банковское хранилище. Перед тем как показывать вещи бабки, он предупредил, что они несколько странные, но рассказчик всё равно попросил его сделать это. Дед извлек из коробки некоторые вещи непонятной формы, среди которой было и то непонятное украшение, которое он видел в музее и на одном из тех существ. Данный факт настолько поверг его в шок, что молодой человек упал в обморок. На портрете же бабки отчетливо просматривались черты «иннсмутской внешности»…

Теперь он точно знал, куда делась его бабка, почему покончил с жизнью его дядя. Он понял, что является прапраправнуком капитана Обеда Марша и что в его жилах течет кровь Глубоководных.

Через некоторое время он и вправду стал меняться физически, будто некая болезнь поражала его: «иннсмутские черты» все ясней и ясней проступали на его лице; странные сны о подводном мире стали посещать его; морские глубины начали влечь — все сильней и сильней. Со временем эти изменения перестали пугать его. Теперь он точно знал, что близок тот день, когда он станет одним из НИХ — бессмертных существ, которые в скором времени станут править миром.

Повесть заканчивается тем, что он решает вызволить своего двоюродного брата, помещенного в психиатрическую лечебницу, и убежать с ним вместе в океан к своей бабушке.

Оценки

Американский теолог и религиовед Роберт Прайс указывает на гностические корни в образе Азатота[1] и истолковывает «Тень над Иннсмутом» как ритуал посвящения.[2]

Интересные факты

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Тень над Иннсмутом"

Примечания

  1. Price Robert M. Introduction // The Azathoth Cycle. — Chaosium. — ISBN 1-56882-040-2.
  2. «Equally importantly and convincingly, Price analyses the tale as a vision-quest, a coming-of-age ordeal ritual, which I have to say is pretty dead-on.» — Hite Kenneth. Tour De Lovecraft: The Tales. — Atomic Overmind Press, 2008. — P. 84.

Ссылки

  • [lib.ru/INOFANT/LAWKRAFT/inns.txt Текст повести]

Отрывок, характеризующий Тень над Иннсмутом

– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.