Теоделинда Лейхтенбергская

Теоделинда Лейхтенбергская фр. Theodelinde Louise Eugénie Auguste Napoléone de Leuchtenberg нем. Theudelinde Luise Eugenia Augusta Napoleone von Leuchtenberg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
графиня Вюртембергская
Рождение:	13 апреля 1814(1814-04-13) Мантуя
Смерть:	1 апреля 1857(1857-04-01) (42 года) Штутгарт
Место погребения:	Людвигсбургская резиденция
Род:	Лейхтенбергский герцогский дом Вюртембергский дом
Отец:	Евгений Богарне герцог Лейтенбергский
Мать:	Августа Амалия Баварская
Дети:	Августа Евгения, Мария Жозефина, Евгения Амалия, Матильда Августа

Теоделинда Лейхтенбергская (Теоделинда Луиза Евгения Августа Наполеоне Богарне;фр. Theodelinde Louise Eugénie Auguste Napoléone de Leuchtenberg ,нем. Theudelinde Luise Eugenia Augusta Napoleone von Leuchtenberg; 13 апреля 1814, Мантуя—1 апреля 1857, Штутгарт) — первая супруга Вильгельма Вюртембергского, 1-го герцога фон Урах.

Биография

Теоделинда была четвертой дочерью из семи детей вице-короля Италии и принца Империи Евгения Богарне (1781—1824) и его жены принцессы Августы Амалии Баварской (1788—1851), старшей дочери короля Максимилиана I Иосифа Баварского и его первой жены принцессы Августы Вильгельмины Гессен-Дармштадтской . Её дедом и бабкой по отцовской линии был виконт Александр Богарне и его жена Мари Роз Жозефа Таше де ла Пажери, будущая императрица Жозефина, скончавшаяся через шесть недель после рождения Теодолинды.

Через несколько дней после её рождения, 20 апреля 1814 года в Милане вспыхнуло антифранцузской восстание, и 26 апреля её отец был вынужден бежать вместе со своей семьёй. Они получили убежище в Мюнхене у отца принцессы Августы Амалии. В 1817 году после падения императора Наполеона её отец и семья получили от короля Максимилиана Иосифа титул герцога Лейхтенбергского. В 1824 году принцесса Теоделинда потеряла отца. Видевший её в Мюнхене князь И. С. Гагарин, записал в дневнике в 1834 году:

Принцесса Теодолинда - прелестная девушка с распущенными светлыми волосами и большими выразительными голубыми глазами; интонации её тихого голоса изящны; тонкая и стройная фигура; улыбающийся полуоткрытый рот.

По словам великой княжны Ольги Николаевны, «пикантная и грациозная Теоделинда, в которой ясно была видна смесь немецкой и французской крови, питала большую любовь к баварскому принцу великолепному Максу, но эта любовь осталась без взаимности».

8 февраля 1841 года в Мюнхене принцесса Теоделинда вышла замуж за Фридриха Вильгельма Фердинанда Александра графа фон Вюртемберг (1810—1869), который происходил из морганатической линии дома Вюртемберг. Его отцом был принц Вильгельм Фридрих Филипп Вюртембергский (1761—1830), младший брат короля Фридриха Вюртембергского (1754—1816) и российской императрицы Марии Фёдоровны (1759—1824). Его мать, Вильгельмина Тундерфелтд-Родис (1777—1822) — дочь барона Карла Августа Вильгельма Тундерфелтд-Родис.

Графиня Теоделинда скончалась после непродолжительной болезни в Штутгарте утром 1 апреля 1857 года и была похоронена в семейном склепе в Людвигсбурге. Её сердце было захоронено в часовне дворца в Мюнхене.

Овдовевший граф Фридрих Вильгельм 16 февраля 1863 года женился вторично на Флорестине Гримальди принцессе Монако (1833—1897). Этот брак привёл к династическому кризису в Монако. 28 марта 1867 года Вильгельм принял титул герцога фон Урах.

Дети

В браке родились 4 дочери:

1. Августа Евгения (27 декабря 1842—11 марта 1916) — супруга графа Рудольфа Энзенберг; во втором браке — графа Франца фон Тун унд Гогенштейн
2. Мария Жозефина (10 октября 1844— 13 января 1864) — не замужем
3. Евгения Мария (13 сентября 1848—26 ноября 1867) — не замужем
4. Матильда Августа (14 января 1854—13 июля 1907) — супруга Паоло Альтьери, принца Виано

Литература

• Arnold McNaughton: The Book of Kings: A Royal Genealogy. London 1973

Ссылки

• [thepeerage.com/p11062.htm#i110611 Теоделинда Лейхтенбергская на thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Теоделинда Лейхтенбергская

– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.