Теодемократия
Теодемокра́тия (от Θεός — «Бог», δῆμος — «народ» и κράτος — «власть») — теоретический политический режим, в основе которого лежит признание Бога верховным сувереном с сохранением в большей или меньшей степени атрибутов демократического строя.
Содержание
Мормонская доктрина теодемократии
Термин «теодемократия» появляется в западной литературе в 1844 году, когда его незадолго до своего убийства ввёл основатель мормонизма Джозеф Смит в ходе предвыборной президентской кампании, однако принципы теодемократии были сформулированы до этого. Доктрина раннего мормонизма сочетала в себе декларацию преданности Богу во всех повседневных вопросах с убеждённой верой в республиканский государственный строй. Мормоны считали, что эти два элемента не только не являются взаимоисключающими, но, напротив, неразрывно связаны, не могут полноценно существовать один без другого и только вместе являются залогом органичной системы власти. Идеальное правительство по Смиту осуществляется одновременно двумя суверенами — Богом и народом, при этом практически исключается насилие над личностью со стороны государства, поскольку основа власти правительства — «праведность», а не принуждение[1].
После смерти Смита доктрина теодемократии была переосмыслена его преемниками. Третий и четвёртый председатели Церкви Святых последних дней Джон Тейлор и Уилфорд Вудраф отошли от принципа паритета суверенитета между Богом и народом и постулировали, что в теодемократическом обществе Бог обладает решающим голосом, тогда как народ лишь претворяет его волю в действительность. Эти изменения в идеологии привели к тому, что мормонская концепция теодемократии почти с самого начала подвергалась критике из-за неопределённости отношения к неверующим. Поскольку предполагалось, что выполнение Божьей воли будет прерогативой верующих, критики указывали, что в случае достаточно большого числа приверженцев других религий среди населения теодемократия вырождается в обыкновенную теократию, маргинализующую «неверных» и подавляющую недовольство. Несмотря на это, открытого перехода от теодемократии к обыкновенной теократии в мормонских общинах так и не произошло, а в XX веке лозунги о царстве Божьем на земле стали менее публичными, и сама Церковь Святых последних дней умерила политические амбиции, сосредоточившись на контроле над духовным миром паствы[1].
Идеология теодемократии за пределами США
Понятие «теодемократия» во второй половине XX и начале XXI века часто встречается в работах, посвящённых взаимоотношениям ислама и государственного устройства. Умеренно-радикальный исламский идеолог Абуль-Ала Маудуди использует этот термин применительно к идеальному, с его точки зрения, государству, которым управляют просвещённые улемы, одновременно набожные и не чуждые «современного мировоззрения»[2]. Теодемократия по Маудуди отличается от западной демократии тем, что не подразумевает неограниченного суверенитета народа (сувереном в этой системе является Аллах), а от теократии тем, что в ней отсутствует правящий клерикальный класс и управление осуществляет вся масса верующих мусульман, которые выбирают лидера из своих рядов и имеют возможность его низложить. Маудуди не возражал против того, чтобы такую систему называли просто теократией, но подчёркивал это принципиальное отличие от теократий в западном понимании[3].
В Грузии понятие «теодемократия» стало частью политической доктрины в конце 1980-х годов, когда Национально-демократическая партия включила в свою программу этот термин, который в данном случае трактовался как «сочетание традиционных демократических принципов с ведущей ролью церкви в моральной жизни народа»[4].
Напишите отзыв о статье "Теодемократия"
Примечания
- ↑ 1 2 Patrick Q. Mason. [jcs.oxfordjournals.org/content/early/2011/01/27/jcs.csq135.full God and the People: Theodemocracy in Nineteenth-Century Mormonism] // Journal of Church and State. — 2011. — DOI:10.1093/jcs/csq135.
- ↑ И. П. Добаев. Современный терроризм: региональное измерение. — Ростов-на-Дону: Издательство СКНЦ ВШ ЮФУ. — С. 26. — (Южнороссийское обозрение).
- ↑ Asma Afsaruddin. Theologizing about Democracy: A Critical Appraisal of Mawdudi's Thought // Authority: Medieval Issues and Modern Concerns. — Palgrave Macmillan, 2011. — P. 131-154. — ISBN 1137002026.
- ↑ В. Лазарев. [www.panorama.ru/gazeta/1-30/p04nl.html Новые лидеры]. Панорама (Май 1989). Проверено 6 июня 2014.
Литература
- Сигалов М. К. Теодемократия как идеал мусульманской власти // Проблемы развития государства и права в современном российском обществе. Сборник научных сообщений. Вып. II. Единство мирового опыта и отечественной традиции в развитии российской государственности. — М.: Московский университет МВД России, 2003.
- Навасардян А. О. От демократии к теодемократии [Text] / Навасардян А. О. — Алматы: ДП Эдельвейс, 2010. — 96 с.
Ссылки
Отрывок, характеризующий Теодемократия
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
