Теодорих II (король Бургундии)

Теодорих II лат. Theudoricus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Теодориха II с бронзовой медали работы Жана Дасье. Около 1720 года.</td></tr>
король Бургундии
2/28 марта 596 — после 23 августа 613
Предшественник:	Хильдеберт II
Преемник:	Сигиберт II
король Австразии
июль 612 — после 23 августа 613
Предшественник:	Теодеберт II
Преемник:	Сигиберт II
Рождение:	587(0587)
Смерть:	после 23 августа 613 Мец
Род:	Меровинги
Отец:	Хильдеберт II
Мать:	Фалеба
Супруга:	1-я: Неизвестная по имени наложница 2-я: Эрменберга
Дети:	От 1-го брака: сыновья: Сигиберт II, Хильдеберт, Корб, Меровей

Теодорих II (587 — после 28 августа 613, Мец) — король франков, правил в 596—613 годах, из династии Меровингов. Младший сын Хильдеберта II от королевы Фалебы. Правил в Бургундии со столицей в Орлеане, под опекой своей бабки королевы Брунгильды. Имя Теодорих переводится с франкского как «Король народа».

Брунгильда прибирает власть к своим рукам

Властная королева Брунгильда полностью подчинила своей власти своего внука Теодориха II, стараясь распространить свой диктат на аристократов Бургундии, расправляясь с неугодными ей людьми. На третьем году правления Теодориха (598 год), благодаря Брунгильде, был убит герцог Квинтрио (в Друази, около Суассона). Патриций Эгила, будучи невиновным, был взят под стражу и казнён по проискам Брунгильды лишь по причине одной её жадности; его состояние отошло в казну (602 год). На 4-м году правления Теодориха (599 год) умер майордом Теодориха Варнахар I. После него майордомом стал Бертоальд, франк по рождению. Он был человеком новых веяний, чувствительный и внимательный, а на войне храбрый и всегда верный своему слову. В 603 году в Шалоне собрался синод, который, под давлением епископа Аридия Лионского и Брунгильды, низложил Дезидерия с престола епископа Вьеннского. Престол был отдан Домнолу, Дезидерий был изгнан на остров.

Личные качества Теодориха II известны плохо. На престол он вступил в малолетнем возрасте. Отец отдал его на воспитание в Эльзас, и он был слабо знаком с долиной Роны, служившей центром его новой территории. Тем не менее Теодорих не был лишён достоинств. В одном из редких приступов искренности или симпатии Фредегар признаёт, что тот выказал «компетентность», а именно в военной сфере. Кроме того, было известно, что он отличался личным благочестием. Однако когда вестгоские дипломаты в начале VII века упоминали руководителей Бургундии, они говорили «королева Брунгильда и король Теодорих». Видимо, в Толедо прекрасно знали, кто в королевстве занимает первое место. К тому же рядом с Теодорихом никогда не было законной супруги, чтобы дать ему совет. В таком безбрачии все единодушно обвиняли Брунгильду, опасавшуюся появления королевы-соперницы.

Войны с Хлотарём и басками

В 596 году Теодорих и его брат король Австразии Теодеберт II потерпели поражение от короля Нейстрии Хлотаря II в битве при Латофао, но в битве при Дормелле в 600 году братья наголову разбили нейстрийцев и захватили большую часть королевства Хлотаря. Теодориху достались земли между Сеной и Луарой. В 602 году Теодорих и Теодоберт послали войско против гасконцев, разбили их, привели под свою власть и заставили платить дань.

Столкновение в 604 году. Смерть Бертоальда

Протадий, выходец из кругов галло-римской аристократии, фаворит Брунгильды получил большое влияние при дворце. По желанию королевы он был назначен патрицием над землями к востоку от Юры и Скотиньи (ныне Сален).

Затем Брунгильда и Протодий замыслили извести майордома Бертоальда. Чтобы облегчить осуществление направленного против него заговора, майордом осенью 604 года был послан проверить королевские домены в кантонах и городах, расположенных вдоль берегов Сены до моря. Бертоальд отправился туда, куда его послал Теодорих II с примерно тремя сотнями своих людей. Хлотарь II узнал об этом и послал воинов во главе с Меровеем, в «Хронике» Фредегара названным сыном короля, и своим майордомом Ландериком, чтобы схватить его. Насмеявшись над договором, это войско осмелилось на нападение, несмотря на то, что большинство городов и местечек, лежащих между Сеной и Луарой, принадлежали Теодориху. Получив известие об этом, и не имея достаточных для отпора сил, Бертоальд бежал в Орлеан. Ландерик со своей армией обложил город. Когда Теодорих услышал, что на его земли, вопреки договору, вторгся Хлотарь II, то он вышел со своей армией к реке Луэ, где и встретил большое войско под командованием Меровея и Ландерика. Брод через реку был так узок, что к началу битвы успела переправиться едва треть армии Теодориха. Бертоальд вышел из города и напал на войско Хлотаря с тыла. Но Бертоальд зашёл слишком далеко вперед. Он и его свита были убиты воинами Хлотаря. Бертоальд даже не пытался бежать, зная, что Протадий уже планирует его свержение. Однако общий ход сражения был в пользу Теодориха. В этой битве Меровей был взят в плен. Ландерик бежал; многие из приближенных Хлотаря были убиты. Теодорих с триумфом вступил в Париж. Теодеберт II же отказал брату в вооруженной помощи, заключил в Компьене мир с Хлотарем, и их две армии разошлись по домам без сражения.

Протадий становится майордомом

На 10-м году своего правления (605 год), по воле Брунгильды, Теодорих сделал Протадия майордомом. Во всех отношениях Протадий был умным и способным, но иногда он был ужасно жесток, выжимал последний денье налогов и с изобретательностью обогащал как казну, так и обогащался сам за счёт других. Он плёл интриги под тех, кто отличался знатностью происхождения, чтобы никто не мог лишить его того места, которое он приобрёл. Поэтому, его коварство тревожило всех, причём не только бургундцев, каждого из которых он сделал своим врагом, но и в Австразии.

Брунгильда пытается распространить свою власть на Австразию

Брунгильда решила распространить свою власть и на Австразию, где правил её внук Теодеберт II. Брунгильда упорно убеждала своего внука Теодориха напасть на Теодеберта. Она заявила, что тот был сыном не Хильдеберта II, а садовника. Протадий также помогал ей своими советами, и, в конце концов, Теодорих приказал собирать войска. Когда бургундская армия стояла лагерем в местечке Кверзи, на Уазе, около Нуайона воины Теодориха просили его прийти к соглашению с Теодебертом. Один только Протадий убеждал его дать сражение. Этим и воспользовались воины, чтобы восстать против Протадия; в их глазах одна смерть была предпочтительней опасности, которой подвергалась вся армия. Протадий находился в палатке короля и играл в кости с придворным врачом Петром. Воины окружили палатку, и стража готова была задержать Теодориха, если бы он захотел бы вмешаться сам, но тот лишь послал к воинам Унцилена с приказом о том, что они должны прекратить злоумышлять на Протадия. Но Унцилен, напротив, во всеуслышание заявил воинам: «Государь Теодорих приказал казнить Протадия». Все вместе они набросившись на Протадия и убили его. Теодорих, не зная, что теперь делать, заключил соглашение со своим братом Теодебертом и оба войска разошлись по домам без сражения.

На 11-м году правления Теодориха (606 год), после смерти Протадия, майордомом был назначен Клавдий. Будучи по рождению галло-римлянином, Клавдий был весьма образованным и красноречивым человеком и при этом, способным решать дела; он был полон добрыми советами, грамотным, абсолютно честным и дружелюбным со всеми. Клавдий учёл то, что стало с его предшественником, и вёл себя спокойно, и сдерживал свой характер, пока занимал свою должность. Но он имел один недостаток — исключительную тучность, как результат чрезмерного чревоугодия.

На 12-м году правления Теодориха (607 год), у Унцилена, который был виновен в смерти Протадия, по приказу Брунгильды были отрублены ноги. Он был лишен своих владений, и ввергнут в самую жалкую нищету. Патриций Вульф, который был частично замешан в смерти Протадия, был убит на вилле в Фаверне, около Люксойля, по приказу Теодориха и опять таки, по совету Брунгильды. Его преемником на посту патриция стал галло-римлянин Рикомер. В том же году любовница Теодориха родила ему сына, названного Меровеем. Его крестным отцом стал Хлотарь.

Брак Теодориха

В том же 607 году бургундский дворец начал переговоры о союзе с вестготами, следствием чего стала идея сочетать браком Теодориха II с дочерью короля Виттериха, носившей имя Эрменберга. Теодорих послал посольство к королю вестготов, просить руки его дочери. Когда послы, со своей стороны, дали клятву, что Теодорих никогда не низложит её, она была им выдана, и в Шалоне представлена Теодориху, который принял её с восторгом. Но Фредегар заявляет, что ничего не удалось из-за Брунгильды, побудившей внука присвоить приданое, не осуществив брака, а потом в 608 году отослать невесту обратно в Испанию.

Хронист пытается убедить нас, что именно Брунгильда пыталась расстроить брак внука с иностранной принцессой, тогда как всё, наоборот, наводит на мысль, что она и была автором этого плана. Заключение франко-вестготского союза всегда было одной из главных задач дочери Атанагильда. К тому же среди послов, отправленных в Испанию, числился епископ Аридий Лионский, о котором известно, что он был одним из лучших союзников королевы в Бургундии. Разрыв с Эрменбергой мог быть связан не обязательно с гнусной домашней сварой — более вероятно, что на него пошли с учётом развития ситуации в Испании. Действительно, позиция Виттериха в Толедо была шаткой. Хоть король и обратился в ортодоксально-никейское вероисповедание, его призирали за прежнюю активность в качестве арианина. К тому же некоторые подданные не прощали ему убийство Лиувы II, последнего наследника династии Леовигильда. Возможно, в бургундском дворце поняли, что союз с этим государем, ненавистным своему народу, не так выгоден, как казалось с первого взгляда. Поскольку брак между Теодорихом II и Эрменбергой не осуществился, это позволило выжидать, как повернуться события, сохраняя возможность почётного развода. Когда Брунгильда сочла, что будущее короля вестготов безнадёжно, она могла пойти на разрыв.

Фредегар утверждает, что Виттерих попытался отомстить за поруганную честь, собрав против Бургундии коалицию народов. С этой целью он якобы отправил послов к Хлотарю в Нейстрию, к Теодеберту в Австразию и лангобардам короля Агилульфа. Однако Брунгильда и Теодорих II отнеслись к этой угрозе с презрением. Если вся эта история — не вымысел Фредегара, такое отсутствие реакции можно понять. Из других источников известно, что к этому времени Хлотарь II и Агилульф были союзниками Брунгильды, а Виттериха сковывало присутствие в Испании византийцев, и проводить операции за собственными границами он не мог. В 610 году Виттериха свергли. Вместо него на вестготский трон поднялся некий Гундемар, и тот быстро отправил послов к королеве Бургундии, чтобы заручиться её дружбой.

В этом же году преподобный Дезидерий Вьеннский возвратился из изгнания. Теодорих последовал нечестивому совету епископа Лионского Аридия и своей бабки Брунгильды и приказал забить его до смерти камнями.

Спор за Эльзас

На 15-м году правления Теодориха (610 год) Эльзас, где он родился и который ему достался по завещанию его отца Хильдеберта, подвергся варварскому вторжению Теодеберта. После этого два короля договорились встретиться в крепости Зельц (Бас-Рен). Теодорих прибыл в сопровождении 20 тысяч воинов, но и Теодеберт вместе с огромным войском австразийцев был готов принять бой. Теодорих был окружен со всех сторон и охвачен страхом. Он не видел никакого другого выхода, как только отдать Эльзас Теодеберту по письменному договору. Одновременно он также потерял Сентож (район к югу от Туля), Тургау (между рекой Реусс и озером Констанц) и Кампанию (часть Шампани к югу от Труа), которые были предметами частых споров. После этого оба короля разошлись по домам.

В это же время произошло вторжение алеманнов, находящихся под верховной властью Теодеберта (610 год), которые опустошили район Аванша к востоку от Юры. Аббелин и Герпин, вместе с другими графами этой местности, во главе своих армий перехватили их. Оба войска встретились друг с другом, и в Вангене произошла битва, и алеманны оказались победителями и убили большое число трансюранцев, сожгли земли на большой площади вокруг Аванша и повернули назад с множеством пленников и рабов. Они вернулись домой, нагруженные добычей.

Теодорих свергает своего брата Теодеберта

После всех этих бедствий Теодорих решил отомстить Теодеберту. На 16-м году своего правления (611 год) Теодорих отправил послов к Хлотарю II с предложением напасть на Теодоберта, и спросить, не окажет ли Хлотарь ему услугу, отказав в помощи Теодеберту. Он обещал, что если одержит победу, то вернёт Хлотарю герцогство Дентелин, отнятое у него Теодобертом. После выработки условий соглашения между Хлотарем и Теодорихом, последний приступил к сбору армии.

В мае месяце 17-го года правления Теодориха (612 год) его армия, собранная со всех провинций его королевства, собралась в Лангре. Пройдя через Анделот, она взяла Наис (Наис-сюр-Орнейм) и двинулась к городу Тулю, который был также взят. Сюда явился Теодеберт II вместе с австразийской армией, и в открытом поле перед Тулем произошла битва. Теодорих одержал победу и по частям уничтожил войско Теодеберта. Сам Теодеберт бежал. В июле 612 года Теодорих и его воины подошли к Цюльпиху, куда явился и Теодеберт вместе со всеми саксами, тюрингами и другими народами из-за Рейна или из других мест, откуда только он мог их набрать. И там они сразились. Теодорих опять разбил Теодеберта и убивал его воинов на всём пути от Цюльпиха до Кёльна. Вся страна была усеяна их телами. В этот же день он подошёл к Кёльну и захватил всю казну Теодеберта. Затем он послал погоню за Теодебертом, который с горстью своих сторонников пытался спастись бегством. Теодеберт взят в плен и доставлен к Теодориху в Кёльн. Теодеберт был послан в оковах в Шалон. В дальнейшем он был убит.

Теодорих готовится к войне с Хлотарём, но умирает

В соответствии с прежним соглашением с Теодорихом, Хлотарь II занял всё герцогство Дентелен, но это разгневало Теодориха, который теперь стал хозяином всей Австразии. Он обратил свою армию против Хлотаря и на 18-м году своего правления (613 год), провёл сборы войск в Австразии и Бургундии, и сначала отправил посольство к Хлотарю, чтобы дать тому возможность удалить своё имущество из герцогства Дентелен. Он угрожал, что если это не будет исполнено, то он наводнит земли Хлотаря своими воинами.

Уже в том же 613 году Теодорих выступил в поход против Хлотаря, но по дороге умер от дизентерии в Меце, после 23 августа, когда ему было всего 26 лет. Его люди разошлись по домам. Согласно «Книги истории франков» он был отравлен по наушению королевы Брунгильды.

Жёны и дети

• Неизвестная по имени наложница. Дети от этого брака:
  • Сигиберт II (602 — 10 октября 613). Казнён Хлотарем II.
  • Хильдеберт (603 — после 613). После захвата Бургундии Хлотарем II Хильдеберт бежал, и его больше никогда не видели.
  • Корб (604 — 10 октября 613). Казнён Хлотарем II. В имени Корб не было ничего меровингского, однако латинское corbus означает «ворон», что на старофранкском будет chramn. А ведь имя Храмн было королевским меровингским именем, которое встречалось само по себе или как часть сложных имён, вроде Guntchramn (Гунтрамн).
  • Меровей (607 — после 613). Его крёстным отцом был Хлотарь II. После того как король Нейстрии захватил королевство его отца, он приказал тайно отправить своего крестника в Нейстрию и поместить под надзор графа Ингобада. Меровей оставался в живых ещё несколько лет.
• С 607 г. Эрменберга (Эрменберта) — дочь короля вестготов Виттериха. Год спустя Эрменберга была лишена своего приданого и отослана назад в Испанию.

Династия Меровингов
Предшественники: Хильдеберт II	король Бургундии 596 — 613	Преемник: Сигиберт II
Теодеберт II	король Австразии 612 — 613

Литература

• Фредегар. [www.vostlit.info/Texts/rus4/Fredegar/frametext.htm Хроника, кн. IV] / / The Fourth Book of the Cronicle of Fredegar with its continuations. — London: Thomas Nelson and Sons Ltd, 1960.
• Дюмезиль, Брюно. Королева Брунгильда = La reine Brunehaut / Перевод с французского М. Ю. Некрасова. — СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2012. — 560 с. — 3 000 экз. — ISBN 978-5-91852-027-7.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/MEROVINGIANS.htm#_Toc184188202 SIGEBERT I 561—575, CHILDEBERT II 575—596, THEODEBERT II 596—612, THEODERICH II 596—613, SIGEBERT II 613] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 27 января 2012.
• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/merowinger/theuderich_2_frankenkoenig_613.html Theuderich II von Frankenkoenig] (нем.). Genealogie Mittelalter: Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 27 января 2012. [www.webcitation.org/65CfbmoXE Архивировано из первоисточника 4 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Теодорих II (король Бургундии)

– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.