Теократия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Теократическая монархия»)
Перейти к: навигация, поиск
Формы правления, политические режимы и системы
Портал:Политика · править

Теокра́тия (от др.-греч. θεός — Бог и κράτος — управлять) — гражданская и духовная власть в одном лице (по Далю).

  • Форма правления, при которой власть в государстве находится в руках религиозного института и духовенства (юридическое определение);
  • политическая система, при которой религиозные деятели имеют решающее влияние на политику государства (политологическое определение);
  • система правления, при которой важные общественные дела решаются по божественным указаниям, откровениям или законам (теологическое определение)[1].




История

Как описывает Геродот (История 2:52), понятие «Бог» (θεος) было сформулировано у протогреческих племён пеласгов: «В прежние времена, как я узнал в Додоне, пеласги совершали жертвоприношения Богам, вознося молитвы, но не призывали по именам отдельных богов. Ведь они не знали ещё имён богов. Имя же „боги“ (θεοi) пеласги дали им потому, что боги установили (θεντες) мировой порядок и распределили все блага по своей воле».

Таким образом, теократия, согласно взглядам Геродота, имеет целью следование мировому порядку для установления в обществе гармонии (совершенного состояния). Сам обряд жертвования имел целью выяснить волю богов по состоянию жертвуемого, а позднее стал пониматься и как приношение Богу, имеющее целью склонить его к милости. Корни теократии теряются в глубинах истории: известно[кому?], что в древних государствах (в Египте, Месопотамии, Мексике и других местах) правители были жрецами, и решали дела согласно своим религиозным убеждениям, а то и вовсе провозглашали себя богами.

Один из примеров теократии даёт Библия (книга Судей и книги Самуила — в русском синодальном переводе 1 и 2 Книги Царств), где описано, что в ранний период становления еврейского государства их обществом управляли судьи, которым Бог открывал свою волю. Для этой же цели священники использовали особый жребий: урим (светлый) и тумим (тёмный) — судя по всему, это были нечто вроде камней, которые находились в специальном мешочке у первосвященника. Процесс выяснения воли Бога состоял в том, что первосвященнику чётко формулировали вопрос, который должен иметь только два однозначных ответа: да или нет. Священник с молитвой обращался к Богу и доставал из мешочка тот камень, который придётся — считалось, что его рукой руководит Сам Бог. Урим означал «да», а тумим «нет».

Примеры других жеребьевок описаны и в других местах Библии: так, Авраам испрашивал о будущем, разложив на жертвеннике разрубленные тела животных, и по их самовозгоранию понял, что его потомкам суждено владеть Ханааном (Быт 15:8-18), а во время исхода евреи бросили жребий, кому следует быть первосвященником, разложив деревянные жезлы перед святилищем, и узнали достойного по тому, что его жезл пустил почки (Чис 17:2-8).

Теократия была основой правления многих развитых государств древности. Так, все древние фараоны Египта были жрецами и провозглашали себя богами или сыновьями богов, в древней Греции решения нередко принимались на основе прорицаний оракулов (особых предметов, явления в которых разъяснялись специальными толкователями — жрецами или жрицами) и к оракулам правящие круги посылали специальные посольства (теории), а также на основе гаданий и прорицаний собственных пророков. Элементы теократии имелись и в более поздние времена — в Средние века и в новое время, когда методом разрешения споров избирались рыцарские поединки и дуэли (иногда это принимало формы игры, например, в кости или карты), или же просто бросание жребия — считалось, что на стороне победителя сам Бог, то есть его победа служит всеобщему благу. Существование теократий в древности не является, однако, доказательством их необходимости или пользы для современного общества. Напротив, современное понимание теократии исходит из того, что такая форма правления противоречит принципам религиозного плюрализма, демократии и моральным принципам современного общества.

Первым термин теократия использовал в своих сочинения Иосиф Флавий[2]. Он писал, что в то время, как для греков есть всего три формы правления (аристократия, монархия и анархия), то у иудеев сложилась иная система, не попадающая ни в одну из греческих категорий.

Исторические государства с элементами теократии

См. также: Культ императора

Наиболее крупные и известные теократии в истории были халифат Омейядов и ранний халифат Аббасидов, и в Папской области. И как с любым другим государством или империей, прагматизм был частью политики этих теократий.

Древность

Имперские культы в Древнем Египте и других странах обожествляли правящего монарха, так что государственная религия была посвящена поклонению правителю как божеству или воплощению божества.

В древнем и средневековом христианстве существовала доктрина Цезаропапизм — учение о том, что глава государства является в то же время и главой церкви.

Правление отрёкшихся императоров

В средневековой Японии существовал феномен, при котором фактическим правителем являлся отрёкшийся от престола император, принявший постриг в буддийские монахи.

Тибет

До своего захвата КНР Тибет имел все признаки теократического государства, так как формально власть принадлежала Далай ламе.

Реформация

Женева в период наибольшего влияния Жана Кальвина и колонии Массачусетского залива «Пуритане» обладали многими характеристиками протестантской теократии.

Во время короткого правления с 1494 по 1498 г. Джироламо Савонаролы, доминиканского священника, Флоренцию можно было бы считать теократией. Во время его правления нехристианские книги, статуи, стихотворения и другие предметы были сожжены, за содомию полагалась смертная казнь; христианские практики обрели силу закона.

Мормонизм

Другим примером была администрация недолго существовавшего государства Дезерет.

Ислам

Первое исламское государство было со столицей в Медине и управлялось непосредственно Пророком Мухаммадом. После его смерти исламское государство расширилось и стало империей (халифатом) со столицей сначала в Дамаске, затем в Багдаде.

В XIX в. Имамат Шамиля в части Дагестана и Чечни по сути представлял собой теократическое государство, возглавляемое шейхом суфиев Имамом Шамилём.

Отдельно стоит отметить Республику Кипр в период с 1960 по 1977 год. Хотя как таковой теократии там и не было, однако в этот период президентом республики являлся действующий архиепископ Макариос III.

Ныне существующие страны с элементами теократии

Исламские государства

Исламское теократическое государство именуется как халифат. Исламским государством является государство, которое приняло исключительно ислам, в частности шариат как основу своих политических институтов или законов. Хотя существует много споров о том, какие государства или группы действуют в строгом соответствии с исламским правом, Саудовская Аравия и Иран поддерживают религиозные суды по всем аспектам права и религиозной полиции для поддержания социальных требований. Большинство мусульманских стран Ближнего Востока имеют правовые системы, в различной степени находящиеся под влиянием шариата; в то же время Турция, Индонезия, Бангладеш, Пакистан и Мавритания используют в основном светские конституции и правовые системы (последние называют себя «Исламская республика»).

Индия и Филиппины официально признают гражданские мусульманские законы, полностью основанные на шариате, для тех, кто так выбирал для себя. Законы шариата также применяются в различных частях Судана, Нигерии, Афганистане, Ливии и других странах.

Правительство Ирана описывается как «теократическая республика». Глава государства Ирана, или верховный лидер, является исламским клериком, назначается на пожизненный срок, и избирается органом под названием Совет экспертов. Совет стражей рассматривается как часть исполнительной власти, несёт ответственность за принятие решений, если законодательство соответствует исламскому праву и обычаям шариата, и может отстранить кандидатов от выборов, и другим образом влиять на избирательный процесс.

Святейший Престол (Ватикан)

После объединения Италии, Ватикан стал последней оставшейся территорией бывшей Папской области. В 1929 году государство Ватикан было официально признано как независимое государство, путём заключения договоров с итальянским правительством. Главой Ватикана является Папа, избираемый Коллегией кардиналов, которая называется конклавом, собранием высших католических священнослужителей. Папа избирается пожизненно, из участвующих в голосовании кардиналов в возрасте до 80 лет. Правовая система Ватикана уходит корнями в каноническое право. Папа «имеет полноту законодательной, исполнительной и судебной властей».

Автономное монашеское государство Святой Горы

Афон — особая единица Греческой республики, самоуправляемое сообщество 20 православных монастырей в непосредственной церковной юрисдикции Константинопольского Патриарха1312 года).

Суверенитет Греции над полуостровом закреплён Лозаннским договором 1923 года; режим самоуправления исходно базируется на положениях первого Устава Святой горы Афон («Трагос»), утверждённого Хрисовулом императора Иоанна Цимисхия в 972 году. В отличие от остальной части Константинопольского Патриархата, на Афоне используется исключительно юлианский календарь, в том числе в административных документах.

Теократия в христианстве

В Христианстве теократической формой отношений между церковью и обществом является папоцезаризм, при которой духовное лицо, первый церковный иерарх (чаще всего Папа Римский), сосредоточило в своих руках как светскую, так и духовную власть. Период с XI по XIV век является периодом высшего развития папоцезаризма на Западе, в Католической церкви. В России периодом господства папоцезаризма является правление на патриаршестве Филарета Романова, когда именно он сосредоточил в своих руках как духовную, так и светскую власть с 24 июня 1619 года по 1 октября 1633 год. Правление архиепископа Макариоса III на Кипре с 16 августа 1960 года по 15 июля 1974 года, когда Макариос III одновременно был главой государства — президентом Республики Кипр и предстоятелем Кипрской православной церкви также является проявлением папоцезаризма. Черногория в XVII—XIX веках.

Теократия в иудаизме

В иудаизме теократическая монархия — единоличное управление царём, выполняющим волю Бога, которую Бог открывает ему в знамениях, снах, или через пророков. Примерами такого правления в Библии являются царь Давид, Соломон, Езекия и некоторые другие древние иудейские цари. Теократия имеет своё происхождение из древнейших времен, когда человек (по версии верующих) получил от Бога первые заповеди — то есть более 7500 лет тому назад (см. заповеди, данные Адаму и Еве). Установление теократии у евреев началось через Авраама и продолжилось в собрании еврейских племён, потомков Израиля у горы Синай в 1312 году до р. Х. через Моисея, учившего евреев следовать Божественным заповедям, в том числе посредством книг Торы (в виде Идеи). Ярким примером теократичекого правления является период Судей, которые сами были пророками и первосвященниками (как Самуил). Это продолжалось вплоть до воцарения царя Саула, о котором Бог сказал пророку Самуилу: «Внемли гласу народа во всем, что скажут тебе, ибо не тебя отвергли они, но Меня отвергли они от царства над ними» (1 Самуила 8:7). Показав таким образом никчемность самонадеянности, Бог покарал нечестивого царя Саула со всем его потомством, и поставил царём евреев благочестивого Давида, который был пророком. Так в Иудее установилась теократическая монархия. Главным принципом и достоинством теократической монархии является то, что ни народ непосредственно, ни какие-либо его представители или единовластный представитель народа перед Высшей Силой не придумывают законы своей жизни, а лишь беспрекословно следуют указаниям Бога.

Теократия в русской философии

В.С. Соловьев называл теократию наилучшим "общественным строем", в котором реализуется божественный замысел (София). Это такая форма государственного устройства, где реализован христианский идеал, где царит солидарность наций и классов. Теократия мыслилась Соловьевым в форме "всемирной монархии", где церковные епархии эквивалентны провинциям Империи. Теократической должна быть Россия, теократической была и израильская монархия при царе Давиде (Соловьев также именует его "вождем" и "диктатором"). Теократия подразумевает "церковную монархию", когда власть главы государства благословляется первосвященником. Теократия представляет собой золотую середину между крайностей абсолютизма и клерикализма. При этом теократия по своему идеократична, поскольку она существует для преображения мира[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Теократия"

Примечания

  1. Теократия // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  2. Теократия // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
  3. [krotov.info/library/18_s/solovyov/11_278.html Россия и Вселенская Церковь]

Литература

Ссылки

В Викисловаре есть статья «теократия»
  • [www.odinblago.ru/filosofiya/berdyaev/berdyaev_novoe_rel_sozn/7/ Бердяев Н. А. Теократия]
  • [www.machanaim.org/tanach/h-shmuel/indh08.htm Книга Шмуэля. Глава 8. Просьба народа поставить им царя].
  • Дагрон Ж. [www.krotov.info/libr_min/05_d/dag/ron_01.htm Восточный цезаропапизм.]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/hist_dic/13750 Словарная статья «Теократия».]

Отрывок, характеризующий Теократия

Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему: