Теория аргументации

Аргументационная теория, или аргументация, является междисциплинарным исследованием о том, как выводы могут быть достигнуты через череду логических рассуждений; то есть, претензии, основанные, крепко или нет, на предпосылках. Она включает в себя искусство и науки гражданской дискуссии, диалога, разговора, и убеждения. Она изучает правила вывода, логики и процедурных правил в обоих искусственных и реальных условиях мира.

Аргументация включает в себя дебаты и переговоры, которые касаются достижения взаимоприемлемых выводов. Он также охватывает эристику, филиал общественных дебатов, в которых победа над соперником является основной целью. Это искусство и наука часто является средством, с помощью которого люди защищают свои убеждения или личные интересы в рациональном диалоге, в просторечии, и в процессе спора. 

Аргументация используется в законе, например, в исследованиях, в подготовке аргументов, которые должны быть представлены в суде, и в тестировании на обоснованность некоторых видов доказательств. Кроме того, ученые изучают постфактум рационализации, по которым организационные актеры пытаются оправдать решения, которые они сделали нерационально.

Ключевые компоненты аргументации

• Способность понимать и определять явные либо предполагаемые аргументы и цели участников в различных видах общения
• Выявление предпосылок, из которых получены выводы
• Установление "бремени доказательства" — определение того, кто сделал первоначальное утверждение, и, таким образом, несет ответственность за предоставление доказательств, почему его/её позиция заслуживает признания.
• Для убеждения оппонента в своей правоте необходимо предоставить весомые аргументы в пользу своей позиции. Метод, с помощью которого это достигается - нахождение обоснованных, звучащих и убедительных аргументов, в которых нет недостатков, которые нелегко опровергнуть.
• В дискуссии, выполнение "бремени доказательства" создает "бремя возражения". Оппонент пытается найти неточность в аргументах, чтобы опровергнуть оные, обеспечить контрпримеры, если это возможно, чтобы выявить любые заблуждения, и чтобы показать, почему обоснованный вывод не может быть получен из рассуждений, предусмотренных аргументами несущего "бремя доказательства".

Внутренняя структура аргументов

Обычно аргумент имеет внутреннюю структуру, включающую в себя следующие пункты:

1. набор предположений или предпосылок
2. метод рассуждения или логики
3. вывод или итог.

Аргумент должен иметь по крайней мере две предпосылки и один вывод.

В наиболее распространенной форме, аргументация вовлекает собеседника и/или оппонента, участвовать в диалоге, где каждый спорящий отстаивает свою позицию и пытается убедить другого. Другие типы диалога, помимо убеждения, являются искусством полемики, при поиске информации, запросов, переговоров, обсуждения, и диалектический метод (Дуглас Уолтон). Диалектический метод стал знаменитым благодаря Платону и его использованию Сократского метода критического допроса различных персонажей и исторических личностей. 

Аргументация и основы познания

Теория аргументации имеет свои истоки в фундаментализме, в теории познания (эпистемологии) в области философии. Она стремилась найти основания для претензий в логике и фактических законах универсальной системы знаний. Но аргументы ученых постепенно отвергли систематическую философию Аристотеля и идеализм Платона и Канта. Они поставили под сомнение, и, в конечном итоге, отказались от идеи, что предпосылки аргумента берут их обоснованность из формальных философских систем.Так поле и расширилось.

Виды аргументации

Разговорная аргументация

Изучение природы разговора возникло из области социолингвистики. Его обычно называют конверсационный анализ. Вдохновленный этнометодологией, он был разработан в конце 1960-х и начале 1970-х, главным образом, социологом Харви Саксом и, в частности, его близкими соратниками Emanuel Scheglof и Gail Jefferson. Сакс умер в начале своей карьеры, но его работа была продолжена , и разговорная аргументация получила признание в социологии, антропологии, лингвистике и психологии. Она особенно влиятельная в интеграционной социолингвистики, в дискурс- анализе и дискурсивной психологии, а также является когерентной дисциплиной в своем собственном праве. Недавно методы последовательного анализа разговорной аргументации были использованы для исследования тонких деталей фонетической речи. 

Эмпирические исследования и теоретические формулировки Салли Джексона и Скотт Джейкобса, и несколько поколений их учеников, описали аргументацию как форму хозяйствования разговорного несогласия внутри контекстов и систем связи, которые, естественно, предпочитают соглашения.

Математическая аргументация

Основа математической истины стала предметом долгих дебатов. Фреге, в частности, стремился продемонстрировать (см Фреге, основы арифметики, 1884, и логицизма в философии математики ), что арифметические истины могут быть выведены из чисто логических аксиом и поэтому, в конце концов, логических истин. Проект был разработан Рассела и Уайтхеда в своем Principia Mathematica. Если аргумент может быть приведен в виде предложений в символической логике, то он может быть проверен с помощью применения признанных процедур доказательства. Эта работа осуществлялась для арифметики, используя аксиомы Пеано. Как бы то ни было, аргумент в математике, как в любой другой дисциплине, можно считать допустимым, только если он может быть доказан, что он не может иметь истинные предпосылки и ложное заключение.

Научная аргументация

Пожалуй, самое радикальное высказывание социальных оснований научного знания появляется в Alan G.Gross's The Rhetoric of Science (Cambridge: Harvard University Press, 1990). Гросс считает, что наука является риторической "без остатка" это означает, что научное знание само по себе не может рассматриваться как идеализированное основание знаний. Научное знание вырабатывается риторически, это означает, что она имеет особое эпистемическую власть лишь постольку, поскольку его коммунальным методам проверки можно доверять. Это мышление представляет собой почти полный отказ от фундаментализма, на котором впервые была основана аргументация.

Пояснительная аргументация

Пояснительная аргументация является диалогическим процессом, в котором участники изучают и / или устраняют интерпретации часто в тексте любой среде, содержащей значительные различия в толковании. 

Пояснительная аргументация имеет отношение к гуманитарным наукам, герменевтике, теории литературы, лингвистики, семантики, прагматики, семиотики, аналитической философии и эстетики. Темы в концептуальной интерпретации включают эстетические, судебные, логические и религиозные интерпретации. Темы в научной интерпретации включают научное моделирование.

Юридическая аргументация

Правовые аргументы звучат в речи адвоката на суде или в выступлении апелляционного суда, или в презентации партий, представляющих себя и обосновывая юридически, почему они должны превалировать. Устный аргумент на апелляционном уровне сопровождается запиской, которая также заранее аргументирована каждой из сторон в правовом споре.Итоговым аргументом является заключительное заявление адвоката каждой из сторон повторяя важные аргументы в судебном деле. Заключительная речь звучит после предъявления доказательств.

Политическая аргументация

Политические аргументы используются учеными, медиа-профессионалами, кандидатами на политические должности и государственными чиновниками. Политические аргументы также используются гражданами в обычных взаимодействиях прокомментировать и понять политические события. Рациональность общественности является одним из основных вопросов в этой линии исследований. Политолог Samuel L. Popkin придумал выражение "низко информированный избиратель ", чтобы описать большинство голосов, которые знают очень мало о политике или мире в целом. 

Психологические аспекты

Психология долгое время изучала не логические аспекты аргументации. Например, исследования показали, что простое повторение идеи часто более эффективный способ аргументации, чем призывы к разуму. Пропаганда часто использует повторения. нацистская риторика изучалась широко, как, в частности, повторением кампании.

Эмпирические исследования коммуникатора доверия и привлекательности, иногда называемые харизмой, также были тесно привязаны к эмпирически встречающимся аргументам. Такие исследования переводят аргументацию в сферу теории и практики убеждения.

Некоторые психологи, такие как Уильям Дж. Макгуайр, полагают, что силлогизм -  это основная единица человеческого мышления. Они подготовили многочисленные эмпирические работы вокруг знаменитой книги Макгуайра "Силлогистический анализ когнитивных отношений." Центральной линией данного способа мышления является то, что логика, загрязнена психологическими переменными, такими как "желаемое за действительное". Люди слышат то, что хотят слышать и видят то, что они ожидали увидеть. Если люди предполагают, что что-то случится, то они увидят что скорее всего это произойдет. Если они надеются что что-то не произойдет, они увидят, что это вряд ли произойдет. Таким образом, каждый курильщик думает, что лично он избежит заболевания раком. Неразборчивые люди практикуют небезопасный секс. Подростки водят машину неосторожно.

Теория

Аргумент поля

Стивен е. Toulmin и Чарльз Артур Виллард отстаивали идею аргумент поля, в основном опираясь на Людвига Витгенштейна понятие языковой игры, (Sprachspiel) в последнем розыгрыше от общения и теория аргументации, социологии, политической науки и социальной эпистемологии. Для Toulmin, термин "поле" означает рассуждения, в течение которого аргументы и фактические претензии обоснованы. Для Уиллард, термин "поле" взаимозаменяем с терминами "сообщество", "аудитория", и "читатель". Наряду с аналогичными проектами ,G. Thomas Goodnight изучал "сферы" аргументации и вызвал поток литературы, созданный  молодыми учеными респондентами или с использованием его идеи. Общее содержание этих теорий поля заключается в том, что в помещениях аргументы принять их смысл от социальных сообществ.

Вклад Стивена Э. Тулмина

Безусловно, наиболее влиятельным теоретиком был Стивен Toulmin, получивший образование философа в Кембридже, будучи студентом Витгенштейна. То что следует ниже,  набросок его идей.

Альтернатива абсолютизма и релятивизма

Тулмин утверждал, что абсолютизм (в лице теоретических или аналитических аргументов) имеет ограниченную практическую ценность. Абсолютизм происходит от идеализированной формальной логики Платона, которая выступает за всеобщую истину. Таким образом, считается, что моральные вопросы абсолютизма могут быть решены путём присоединения к стандартным наборам моральных принципов, независимо от контекста. Напротив, Тулмин утверждает, что многие из этих так называемых стандартных принципов не имеют отношения к реальной ситуации, с которыми сталкивается человек в повседневной жизни.

Для описания своего видения повседневной жизни, Тулмин ввел понятие аргумента поля. В книге «Способы использования Аргументации» (1958), Тулмин утверждает, что некоторые аспекты аргументации отличаются от поля к полю, и отсюда называются «поле-зависимые», в то время как другие аспекты аргументации одинаковы для всех полей и называются «поле-инвариантными». По мнению Тулмина, недостаток абсолютизма заключается в его неосведомленности о «поле-зависимом» аспекте аргументации, абсолютизм допускает, что все аспекты аргументации инвариантны.

Признавая свойственные абсолютизму упущения, Тулмин в своей теории избегает недостатков абсолютизма, не обращаясь к релятивизму, который, по его мнению, не дает оснований для разделения моральных и аморальных аргументов. В книге «Человеческое понимание» (1972) Тулмин утверждает, что антропологов склонили на сторону релятивистов, поскольку именно они обратили внимание на влияние культурных изменений на рациональную аргументацию, другими словами, антропологи и релятивисты придают слишком большое значение важности «поле-зависимого» аспекта аргументации, и не подозревают о существовании «инвариантного» аспекта. В попытке решить проблемы абсолютистов и релятивистов, Тулмин в своей работе развивает стандарты, которые являются ни абсолютистскими, ни релятивистскими, и послужат для оценки ценности идей.   

Тулмин считает, что хороший аргумент может быть успешен в верификации и будет устойчив к критике.

Компоненты аргумента

В книге «Способы использования аргументации»(1958), Toulmin предложил макет, содержащий шесть взаимосвязанных компонентов для анализа аргументов:

1. Утверждение:  Утверждение должно быть завершенным. Например, если человек пытается убедить слушателя, что он является гражданином Великобритании, то его утверждением будет «Я гражданин Великобритании» (1)
2. Данные: Факты, на которые ссылаются, как на основание утверждения. Например, человек в первой ситуации может поддержать своё высказывание другими данными «Я родился на Бермудских островах» (2)
3. Основания Высказывание, позволяющее перейти от улик (2) к утверждению (1). Для того чтобы перейти от улики (2) «Я родился на Бермудских островах» к утверждению (1) «Я гражданин Великобритании» человек должен использовать основания для ликвидации разрыва между утверждением(1) и уликами (2), заявив, что «Человек, родившийся на Бермудских островах юридически может быть гражданином Великобритании».
4. Поддержка Дополнения, направленные на подтверждение высказывания, выраженного в основаниях. Поддержка должна быть использована, когда основания сами по себе не являются достаточно убедительными для читателей и слушателей.
5. Опровержение / контраргументы Высказывание, показывающее ограничения, которые могут применяться. Примером контраргумента будет: «Человек, родившийся на Бермудских островах, может легально быть гражданином Великобритании, только если он не предал Великобританию и не является шпионом другой страны».
6.  Определитель Слова и фразы, выражающие степень уверенности автора в его утверждении. Это такие слова и фразы, как «вероятно», «возможно», «невозможно», «безусловно», «предположительно» или «всегда». Утверждение "Я определённо гражданин Великобритании" несет в себе гораздо большую степень уверенности, чем утверждение "Я предположительно гражданин Великобритании".

Первые три элемента: «утверждение», «улики» и «основания» рассматриваются в качестве основных компонентов практической аргументации, тогда как последние три: «определитель», «поддержка» и «опровержения» не всегда необходимы.

Тулмин не предполагал, что эта схема будет применяться в области риторики и коммуникации, так как первоначально эта схема аргументации должна была быть использована для анализа рациональности аргументов, как правило, в зале суда; на самом деле, Тулмин не догадывался, что это схема будет применяться в области Риторики и коммуникации, пока его работы не были представлены   Wayne Brockriede и Douglas Ehninger. Только после публикации Введение в рассуждение (1979) эта схема получила признание.

Эволюционная модель

В работе «Человеческое понимание»(1972) Тулмин утверждает, что развитие науки есть эволюционный процесс. Эта книга критикует точку зрения Томаса Куна относительно концептуального изменения в структуре научных революций . Кун считал, что концептуальное изменение является революционным (в отличие от эволюционного) процесса, в котором взаимоисключающие парадигмы конкурируют друг с другом. Тулмин критически высказывался относительно релятивистских идей Куна и придерживался мнения, что взаимоисключающие парадигмы не предусматривают основание для сравнения, другими словами утверждение Куна – это ошибка релятивистов, и заключается она в чрезмерном внимании «поле – зависимым» аспектам аргументации, одновременно игнорируя, «поле – инвариантые» или общность, которую разделяют все аргументации (научные парадигмы). 

Тулмин предлагает эволюционную модель концептуального развития, сопоставимую с моделью биологической эволюции Дарвина. Основываясь на этой аргументации, концептуальное развитие включает инновации и выбор. Инновация означает появление множества вариантов теорий, а отбор – выживание наиболее стабильных из этих теорий. Инновация возникает, когда профессионалы конкретной области начинают воспринимать привычные вещи по-новому, не так как воспринимали их предшественники; отбор подвергает инновационные теории процессу обсуждения и исследования. Наиболее сильные теории, прошедшие обсуждения и исследования, встанут на место традиционных теорий, либо в традиционные теории будут внесены дополнения. 

С точки зрения абсолютистов, теории могут быть либо надежными, либо ненадежными, независимо от контекста. С точки зрения релятивистов, одна теория не может быть ни лучше ни хуже другой теории, из другого культурного контекста. Тулмин придерживается мнения, что эволюция зависит от процесса сравнения, который определяет, способна ли будет теория обеспечить усовершенствование стандартов лучше, чем это может сделать другая теория.

Прагма-диалектика

Ученые из Университета Амстердама в Нидерландах ввели строгий современный вариант диалектики под названием прагма-диалектики. Интуитивная идея заключается в формулировании четких правил, которые, если им следовать, дадут рациональное обсуждение и обоснованные выводы. Франс Х. ван Eemeren, покойный Роб Грутендорст, и многие многие их ученики подготовили большой объем работ излагая эту идею.

Диалектическая концепция разумности дает десять правил для критического обсуждения, все то, что играет важную роль для достижения урегулирования разногласия (из Van Eemeren, Grootendorst, & Snoeck Henkemans, 2002, стр. 182-183). Постулаты этой теории, как идеальная модель. Модель, однако, может служить важным эвристическим и критическим инструментом для тестирования, насколько реально приближается к идеалу и точке где дискурс пойдет не так, то есть, когда правила нарушаются. Любое такое нарушение будет являться заблуждением. Хотя и не в первую очередь ориентируется на заблуждения, прагма-диалектика обеспечивает систематический подход к решению их в согласованном виде.

Метод логической аргументации Уолтона

Даг Уолтон развил особую философскую теорию логической аргументации, построенную вокруг набора методов, дабы помочь пользователю распознавать, анализировать и оценивать аргументы как в повседневных разговорах, так и в более структурированных, таких как дискуссии в правовых и научных областях. Существуют четыре основные компонента: схемы аргументации, структуры диалога, средства для отображения аргументов, и формальные системы аргументации. Метод использует понятие обязательств в диалоге как основной инструмент для анализа и оценки аргументации, а не понятие веры. Обязательства - заявление о том, что агент выразил или сформулировал и обязался выполнить или сделать публичное заявление. В соответствии с моделью обязательств, агенты взаимодействуют друг с другом в диалоге, в котором каждый принимает свою сторону, дабы внести свою лепту в развитие разговора. В рамках диалога используется критический допрос, как способ проверки правдивости объяснений и нахождения слабых мест в аргументации, которые придают сомнения относительно приемлемости аргумента.

В отличие от принятых в доминирующей эпистемологии в аналитической философии, основанной на истинной вере, логическая модель аргументации Уолтона придерживается иной точки зрения доказывания и обоснования. Аргументация, основываясь на логическом подходе, знание рассматривает как форму веры приверженности твердо фиксируемой процедуры аргументации, которая проверяет доказательства обеих сторон, и использует стандарты доказывания для определения того, подпадает ли предложение под знание. На этой основе фактических данных, научные знания должны рассматриваться как оспоримые.

Искусственный интеллект

Для выполнения и анализа аргументации с компьютерами были предприняты усилия в области искусственного интеллекта. Начиная с влиятельной работы Dung (1995), использовалась аргументация для обеспечения теоретического доказательства смысла для немонотонной логики. Вычислительные системы аргументации нашли конкретное применение в областях, где формальная логика и классическая теория принятия решений, которые не в состоянии охватить все богатство рассуждений, таких областях, как закон и медицина. Подчеркивая возникающие формализации для практической аргументации, Philippe Besnard и Anthony Hunter в элементах аргументации внедрили методику формализации дедуктивной аргументации в области искусственного интеллекта. Подробный обзор этой области можно найти в недавно вышедшей книге под редакцией Iyad Rahwan и Guillermo R. Simari.

Проводятся регулярные ежегодные мероприятия в компьютерных науках, привлекающие участников со всех континентов: серия семинаров ArgMAS, серия семинаров CMNA, и научно-практическая конференция COMMA.  Журнал Argument & Computation  посвящён изучению взаимосвязи аргументации и информатики.

Источники

• J. Robert Cox and Charles Arthur Willard, eds. Advances in Argumentation Theory and Research 1982.
• Dung, P. M. "On the acceptability of arguments and its fundamental role in nonmonotonic reasoning, logic programming and n-person games." Artificial Intelligence, 77: 321-357 (1995).
• Bondarenko, A., Dung, P. M., Kowalski, R., and Toni, F., "An abstract, argumentation-theoretic approach to default reasoning", Artificial Intelligence 93(1-2) 63-101 (1997).
• Dung, P. M., Kowalski, R., and Toni, F. "Dialectic proof procedures for assumption-based, admissible argumentation." Artificial Intelligence. 170(2), 114-159 (2006).
• Frans van Eemeren, Rob Grootendorst, Sally Jackson, and Scott Jacobs, Reconstructing Argumentative Discourse 1993.
• Frans Van Eemeren & Rob Grootendorst. A systematic theory of argumentation. The pragma-dialected approach. 2004.
• Eemeren, F.H. van, Grootendorst, R. & Snoeck Henkemans, F. et al. (1996). Fundamentals of Argumentation Theory. A Handbook of Historical Backgrounds and Contemporary Developments. Mahwah, NJ: Erlbaum.
• Richard H. Gaskins Burdens of Proof in Modern Discourse. Yale University Press. 1993.
• Michael A. Gilbert Coalescent Argumentation 1997.
• Trudy Govier, Problems in Argument Analysis and Evaluation. 1987.
• Dale Hample. (1979). "Predicting belief and belief change using a cognitive theory of argument and evidence." Communication Monographs. 46, 142-146.
• Dale Hample. (1978). "Are attitudes arguable?" Journal of Value Inquiry. 12, 311-312.
• Dale Hample. (1978). "Predicting immediate belief change and adherence to argument claims." Communication Monographs, 45, 219-228.
• Dale Hample & Judy Hample. (1978). "Evidence credibility." Debate Issues. 12, 4-5.
• Dale Hample. (1977). "Testing a model of value argument and evidence." Communication Monographs. 14, 106-120.
• Dale Hample. (1977). "The Toulmin model and the syllogism." Journal of the American Forensic Association. 14, 1-9.
• Trudy Govier, A Practical Study of Argument2nd ed. 1988.
• Sally Jackson and Scott Jacobs, "Structure of Conversational Argument: Pragmatic Bases for the Enthymeme." The Quarterly Journal of Speech. LXVI, 251-265.
• Ralph H. Johnson. Manifest Rationality: A Pragmatic Theory of Argument. Lawrence Erlbaum, 2000.
• Ralph H. Johnson and J. Anthony Blair. "Logical Self-Defense", IDEA, 2006. First published, McGraw Hill Ryerson, Toronto, ON, 1997, 1983, 1993. Reprinted, McGraw Hill, New York, NY, 1994.
• Ralph Johnson. and Blair, J. Anthony (1987), "The Current State of Informal Logic", Informal Logic, 9(2–3), 147–151.
• Ralph H. Johnson. H. (1996). The rise of informal logic. Newport News, VA: Vale Press
• Ralph H. Johnson. (1999). The relation between formal and informal logic. Argumentation, 13(3) 265-74.
• Ralph H. Johnson. & Blair, J. A. (1977). Logical self-defense. Toronto: McGraw-Hill Ryerson. US Edition. (2006). New York: Idebate Press.
• Ralph H. Johnson. & Blair, J. Anthony. (1987). The current state of informal logic. Informal Logic 9, 147-51.
• Ralph H. Johnson. & Blair, J. Anthony. (1996). Informal logic and critical thinking. In F. van Eemeren, R. Grootendorst, & F. Snoeck Henkemans (Eds.), Fundamentals of Argumentation Theory. (pp. 383–86). Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates
• Ralph H. Johnson, Ralph. H. & Blair, J. Anthony. (2000). "Informal logic: An overview." Informal Logic. 20(2): 93-99.
• Ralph H. Johnson, Ralph. H. & Blair, J. Anthony. (2002). Informal logic and the reconfiguration of logic. In D. Gabbay, R. H. Johnson, H.-J. Ohlbach and J. Woods (Eds.). Handbook of the logic of argument and inference: The turn towards the practical. (pp. 339–396). Elsivier: North Holland.
• Chaim Perelman and Lucie Olbrechts-Tyteca, The New Rhetoric, Notre Dame, 1970.
• Stephen Toulmin. The uses of argument. 1959.
• Stephen Toulmin. The Place of Reason in Ethics. 1964.
• Stephen Toulmin. Human Understanding: The Collective Use and Evolution of Concepts. 1972.
• Stephen Toulmin. Cosmopolis. 1993.
• Douglas N. Walton, The Place of Emotion in Argument. 1992.
• Joseph W. Wenzel 1990 Three perspectives on argumentation. In R Trapp and J Scheutz, (Eds.), Perspectives on argumentation: Essays in honour of Wayne Brockreide. 9-26 Waveland Press: Prospect Heights, IL
• John Woods. (1980). What is informal logic? In J.A. Blair & R. H. Johnson (Eds.), Informal Logic: The First International Symposium .(pp. 57–68). Point Reyes, CA: Edgepress.
• John Woods. (2000). How Philosophical is Informal Logic? Informal Logic. 20(2): 139-167. 2000
• Charles Arthur Willard Liberalism and the Problem of Knowledge: A New Rhetoric for Modern Democracy. University of Chicago Press. 1996.
• Charles Arthur Willard, A Theory of Argumentation. University of Alabama Press. 1989.
• Charles Arthur Willard, Argumentation and the Social Grounds of KnowledgeUniversity of Alabama Press. 1982.
• Harald Wohlrapp. Der Begriff des Arguments. Über die Beziehungen zwischen Wissen, Forschen, Glaube, Subjektivität und Vernunft. Würzburg: Königshausen u. Neumann, 2008 ISBN 978-3-8260-3820-4

Отрывок, характеризующий Теория аргументации

Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»