Теория вменения

Тео́рия вмене́ния (англ. imputation) — теория, утверждающая, что количественно определённые части продукции и её стоимости обязаны своим происхождением труду, земле и капиталу (отождествляется со средствами производства). Сторонники теории вменения видят её главную задачу в выяснении того, создание какой части стоимости можно приписать (вменить) труду, земле и капиталу.

Возникновение и развитие

Теория вменения была предложена экономистом австрийской школы Ф. фон Визером. Эта теория базируется на теории факторов производства, выдвинутой французским экономистом Ж. Б. Сэем.

На момент создания теории вменения в экономической науке популярной была трудовая теория стоимости. Визер в трудах Давида Рикардо увидел описание вменения: «если на лучшем поле при одинаковой обработке получают больший доход, чем на худшем, то легко понять, что для этого добавочного дохода решающим фактором является не труд, а качество поля, и такой доход без обиняков можно назвать добавочным доходом лучшего поля».

Сам термин «вменение» используется в юриспруденции. Согласно юридическим трактовкам, ответственность за преступление может быть вменена преступнику, хотя причинами преступления могут быть поведение жертвы, недостатки воспитания, социальная среда, общественный строй и т. д. Точно также формирование прибыли вменяется лишь основным экономическим факторам

Согласно теории вменения ценность потребительских благ обуславливает оценку производственных ресурсов. Потребительские блага наделяют ценностью те факторы производства, которые принимают участие в их изготовлении. При этом Визер исходил из предпосылок:

• Индивиды не в состоянии непосредственно оценивать далёкие от них факторы производства, которые не связаны с конечным потреблением. Исходя из этого продуктивные блага (труд, капитал) оцениваются опосредованно — через предельную полезность потребительских товаров, которые изготовлены с их помощью
• Считал возможным распределение доходов между основными факторами производства (труд, капитал, земля). Ф. фон Визер отмечает, что проблема распределения дохода стоит как перед изолированным хозяйством, так и перед первобытным народом, современным обществом и «будет существовать также и в экономике социалистического государства, если таковое когда-либо будет воздвигнуто». В приводимых примерах он указывает, что любой производитель оценивает, что даёт ему каждый дополнительный рабочий, машина, вложение:

Подсчитано, что на капиталоёмких предприятиях Германии денежный доход на каждого занятого составляет около 4000 марок, а на некапиталоёмких - около 2000 марок. Очевидно, нельзя объяснить добавочный доход в размере 2000 марок лишь как результат труда, применяемого на капиталоёмких предприятиях, так же как и на капиталоэкстенсивных предприятиях нельзя весь доход объяснить применяемым на них трудом; в обоих случаях только часть дохода идёт на счёт непосредственно применяемого труда, а весь остаток должен — если мы абстрагируемся от доли предпринимателя - зачисляться на счё участвующего в данном производстве капитала. Ни один предприниматель не сможет без существенного ущерба вести расчёты по-иному, и образцовое социальное государство должно вести расчёты таким же образом.

Решение проблемы вменения Визер видел в построении систем уравнений различных комбинаций производственных факторов. К примеру, если производственные блага x, y, z, при различных сочетаниях которых производится продукт с определённой ценностью, то представляется возможным определить вклад каждого из факторов в ценность продукта.

• Производство 1: X + Y = 300
• Производство 2: 6X + Z = 900
• Производство 3: 4Y + 3Z = 1700

Путём несложных математических действий можно определить значения факторов: X = 100, Y = 200, Z = 300.

Теория получила развитие у американского экономиста Дж. Б. Кларка в работе «Распределение богатства» (1899, рус. пер. 1934).

Для обоснования теории экономисты исходят из идеи убывающей производительности факторов производства по мере увеличения их количества. Группа рабочих, нанятая последней, будет иметь наименьшую производительность труда и производить наименьший предельный продукт, которым определяется «доля труда». Разность между «продуктом промышленности» и «продуктом труда» (последний определяется как произведение продукта, созданного «предельным» рабочим, на общее число рабочих) «вменяется» капиталу и именуется «продуктом капитала». На этом основании Кларк утверждает, что рабочие присваивают весь продукт своего труда и не подвергаются эксплуатации.

Эту идею можно иллюстрировать цифровым примером. Если продукция, производимая первой группой рабочих, например в 10 человек, равняется 100 единицам, то при добавлении следующих 10 человек прирост продукции составит 90 единиц, а ещё 10 добавочных рабочих дадут прирост продукции в 80 единиц. В таком случае предельная производительность труда рабочего будет равняться 8 единицам (80/10). Труду, по Кларку, можно «вменить» (8*30) 240 единиц продукции из 270 единиц. Разность же между совокупной продукцией и «продуктом труда», то есть 270—240 = 30 единиц, следует «вменить» капиталу и считать «продуктом капитала».

Критика

С точки зрения марксизма

Один из основных выводов марксизма из трудовой теории стоимости состоит в том, что земля и капитал должны находиться в общественной собственности. В противном случае закономерно возникает эксплуатация рабочих. Теория вменения предполагала распределение доходов между факторами производства (трудом, капиталом и землёй), что лишало социалистов одного из основных аргументов о том, что «доходы, получаемые землевладельцами и капиталистами, произведены за счёт рабочих, создающих весь доход, и поэтому для этих доходов нет иного объяснения, кроме эксплуатации».

С точки зрения трудовой теории стоимости, вся стоимость товаров создаётся только трудом, капитал же лишь переносит свою стоимость на новый продукт. Поэтому, по мнению марксистов, вычленение «продукта труда» и «продукта капитала» лишено экономического смысла.

Литература

• Блауг М. Теория вменения // Экономическая мысль в ретроспективе = Economic Theory in Retrospect. — М.: Дело, 1994. — С. 400. — XVII, 627 с. — ISBN 5-86461-151-4.
• Вменения теория / Афанасьев В. С. // Ангола — Барзас. — М. : Советская энциклопедия, 1970. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 2).</span>

Ссылки

• [orel.rsl.ru/nettext/economic/klark/klrksod.htm Джон Бейтс Кларк «Распределение богатства»]

Отрывок, характеризующий Теория вменения

– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.