Теория демократического мира

Теория демократического мира (или либеральная демократическая теория, или просто демократический мир) — популярная теория, согласно которой демократические режимы, или в более узкой трактовке либеральные демократические режимы, не воюют друг с другом.

Предыстория

Впервые в европейской философии общие представления о возможности мирного сосуществования государств были отражены немецким мыслителем и основателем либерально-идеалистической парадигмы в международных отношениях Иммануилом Кантом в трактате «К вечному миру». Тем не менее особый научный интерес к ТДМ возник только в конце XX века . Р.Д.Руммель способствовал привлечению внимания к данной теории, впервые опубликовав эмпирические данные в поддержку ТДМ .

Влияние на политику в мире

С приходом к власти 1-ой администрации Билла Клинтона теория демократического мира приобрела статус аксиомы во внешней политике США . Высокая степень приверженности к данной концепции побудила ее апологетов заявить, что она «приобрела статус закона в общественных науках» .

Эта теория является одной из ключевых предпосылок построения доктрины внешней политики США. Так президенты, представляющие обе доминирующие политические партии, высказывались в поддержку этой теории. В одной из речей демократа Клинтона:

Безусловно, наилучшей стратегией для обеспечения безопасности и для построения прочного мира, является поддержка распространения демократии по всему миру. Демократии не нападают друг на друга.

Оригинальный текст (англ.)  

Ultimately, the best strategy to ensure our security and to build a durable peace is to support the advance of democracy elsewhere. Democracies don't attack each other.

—

Республиканец Джордж Буш младший после встречи с премьером Великобритании Тони Блэром:

Причиной, по которой я так сильно ратую за демократию, является то, что демократии не вступают в войну друг с другом. Причина в том, что люди из большинства демократических обществ не любят войну, они понимают что значит война… Я верю в то, что демократия может обеспечить мир. И поэтому так сильно верю в то, что наш путь на Ближнем и Среднем Востоке — это распространение демократии.

Оригинальный текст (англ.)  

And the reason why I'm so strong on democracy is democracies don't go to war with each other. And the reason why is the people of most societies don't like war, and they understand what war means.... I've got great faith in democracies to promote peace. And that's why I'm such a strong believer that the way forward in the Middle East, the broader Middle East, is to promote democracy.

—

Также в поддержку этой теории высказывался и Тони Блэр в одиночку.

Теория

Сторонники либерализма убеждены в том, что их ценностям свойственны терпимость и универсальный характер. Главными интересами индивида являются самосохранение и материальное благополучие. Таким образом, согласно своим вполне эгоистичным интересам, люди должны прекратить насилие и начать сотрудничать . Либеральные идеи заложили фундамент для либеральной идеологии, которая дифференциируют государства по форме правления.

В процессе совершенствования теории ее приверженцы видоизменили основной постулат ТДМ (демократии не воюют друг с другом) на утверждение «войны между демократическими государствами менее вероятны». Тем самым, поправка привлекла внимание критиков, которые подняли вопрос о возможности конкуренции между демократиями , если один из них будет претендовать на свое усиление в ущерб интересам США .

В своей статье The Study of Democratic Peace and Progress in International Relations Чернофф провел методологическое исследование и пришел к выводу: на современном этапе развития науки либерально-демократический постулат о том, что два демократических государства по отношению друг к другу будут более миролюбивыми, чем любая другая комбинация государств с другими формами правления, является общепризнанной.

Существует три типа доказательств ТДМ: институциональный, нормативный, касающийся экономической взаимозависимости.

Институциональный подход

Для государства с либерально-демократическим режимом характерны разделение ветвей власти, институты представительства интересов граждан, наличие развитого института гражданского общества, которые налагают ограничения на принятие решений и корректируют преференции правительства. Лидеры данного типа государств не в состоянии пойти против мнения наиболее распространенных настроений избирателей, если они хотят быть вновь избраны на свой пост. В случае если лидеры все же пойдут на риск и развяжут войну, то они будут стараться во что бы то ни стало выиграть ее, так как политический просчет или неудача будут влиять на их рейтинги, следовательно, на шансы переизбрания.

Нормативный подход

Сторонники ТДМ свидетельствуют, что демократические государства рациональные, предсказуемые участники международных отношений, которым можно доверять. Демократии воспринимают друг друга как миролюбивые государства. Для того, чтобы государство признали демократическим, требуется соответствующее восприятие его со стороны соседей с демократической формой правления .

Экономическая взаимозависимость

Рыночная либеральная экономика демократических государств и торговля между ними способствуют укреплению доверительных отношений и взаимопонимания. Согласно теории, торгово-финансовые связи являются взаимовыгодными для участников, а войны приводят к прекращению сделок и, таким образом, обнищанию населения, которое избиратели не могут сами себе желать. Богатые страны рассматриваются как менее враждебные, так как в случае войны им есть что терять. Сторонники ТДМ активно продвигают создание новых и расширение существующих финансово-экономических и торговых международных организаций (например, ВТО, Международный валютный фонд), чтобы добиться наибольшей взаимозависимости между странами-участницами. Тесная экономическая взаимозависимость препятствует развязыванию войн.

Критика

Опрос среди высокопоставленных чиновников США, отвечающих за внешнюю политику и безоопасность страны, проведённый в начале XXI века показал, что они не верят в полезность этой теории. Так, чем важнее были посты чиновников, тем меньше они ценили (или знали про) теорию демократического мира, но тем больше они знали и ценили структурный реализм — теорию, противоположную теории демократического мира.

Реалисты

• Подвергают критике эмпирическую основу ТДМ. Например, 1815—1850 гг. был периодом стабильности в Европе, но он поддерживался Священным союзом (Россия, Австрия, Пруссия), то есть группой недемократических (монархических) стран. Отрицают миролюбивость между демократиями: реалисты приводят примеры, когда демократические страны намеренно, в соответствии с их военными или экономическими интересами, добивались эскалации внутренней ситуации в демократических странах (например, свержение леводемократических режимов (Чили (1973 г.), Иран (начало 1950-х), Индонезия (середина 1960-х)) в целях сдерживания советского влияния), а также эскалации напряженности между собой (угроза британской интервенции в США 1861 г., Венесуэльский кризис между Великобританией и США 1895—1896 гг., кризис вокруг Фашоды между Францией и Великобританией, Рурский кризис между Францией и Веймарской республикой 1923 г.)
• Констатируют, что экономические, политические, военные потенциалы демократических стран не одинаковы, что провоцирует соперничество между ними, борьбу за контроль над источниками сырья, оказание давления друг на друга. Более сильные демократии использовали это в своих интересах и пытались подчинить себе более слабых, провоцируя разногласия, которые чуть ли не перерастали в вооруженные столкновения. Кроме того, экономическая взаимозависимость демократических стран не равномерно распределена между участниками.
• Подвергается критике поведение государств, где недавно произошла демократизация. Реалисты обращают внимание, что такой тип стран проявляет большую агрессию, чем недемократические и доказывают, что это неизбежно. Напротив, реалисты отмечают, что недемократические государства вполне способны быть миролюбивыми. Например, страны бывшего социалистического лагеря во второй половине XX века, где пресекались национализм и реваншистские настроения по отношению друг к другу, были вполне миролюбивы. К тому же, СССР наблюдал за единством социалистического блока.
• Выявление проблем причинно-следственной связи. Указываются исторические примеры (например, войны за колонии), которые противоречат постулату о миролюбии демократических стран, но подтверждают, что ради своих интересов они готовы пойти на попрание либерально-демократических ценностей. Также реалисты учитывают фактор территориального положения и его влияния на характер внешней политики: чем безопаснее окружение, тем более непредсказуемо внешнеполитическое поведение государств.
• Подвергается сомнению аргумент о том, что само политическое и гражданское устройство демократических режимов ограничивает поведение их правительств. Противники ТДМ обращают внимание на то, что авторитарные лидеры также склонны трезво оценивать свои шансы перед тем, как развязать войну, так как в случае поражения они лишатся не только власти, но и жизни. Между тем общественность в демократических странах часто мыслит нерационально и, таким образом, становится объектом воздействия со стороны популистов и заинтересованных в войне групп.
• Реалисты подвергают сомнению то, что государства будут думать о том, как их действия скажутся на совместной выгоде в случае, когда риски высоки, напротив, по мнению реалистов, они будут обеспокоены вопросом — кто получит больше.

Конструктивисты

• Существенным аспектом критики конструктивистов является пренебрежение социокультурным контекстом. Они выдвигают тезис о том, что интересы заданы социально, а не интеллектуально . Так как ТДМ и само понятие о демократии было сформулировано в западной социально-политической среде, то они отражают интересы западных политологов и лидеров западных стран, следовательно, демократические ценности не универсальны. Таким образом, конструктивисты отрицают возможность гармоничного внедрения демократии в отрыве от исторической обусловленности. По их мнению, принудительная демократизация лишь усугубляет ситуацию в регионе. Примером могут являться бывшие страны социалистического лагеря.
• Обращают внимание на значение термина «война» и «мир». Под «войной» теперь подразумевается не только вооруженные конфликты, но и скрытые войны, поддерживаемые демократическими государствами посредством поставок вооружения и т.д. (например, помощь спецслужб США талибам в Афганистане 1993-1997 гг.).
• Критика попыток сторонников ТДМ экстраполировать представления о современной «демократии» на явления в ретроспективе. Конструктивисты демонстрируют эволюцию понятия «демократия» в течение истории США. В начале XX века в США либерально настроенные политики не видели противоречия между принципами демократии и бесправностью чернокожего населения или тем, что Сенат США избирался не прямым голосованием.
• Конструктивисты также считают, что демократии не являются сами по себе миролюбивыми. Отрицание какого-либо детерминизма и заострение внимания на мировоззрении лиц политического процесса . Либерально-демократические нормы не способны оказывать влияние на главу государства, в случае если они им не разделяются. Лица, принимающие решения, вносят свою интерпретацию существующим нормам . Следовательно, демократические государства не застрахованы от случаев прихода к власти агрессивных и фанатично настроенных лиц. К тому же всегда есть вероятность смены демократического строя на авторитарный .
• «Демократия» - это символ, проводящий разграничительную линию между «своим» и «чужим» , что является этноцентризмом и дискриминацией других народов.
• Конструктивисты показывают, что раз демократии между собой менее воинственны, это совсем не значит, что между демократическими и недемократическим странам будет тоже самое. Наоборот, они предполагают большую агрессивность первых по отношению ко вторым . К тому же указывается на то, что демократические страны не имеют четкого понимания какие государства авторитарные, а какие демократические. Например, США меняли несколько раз свое мнение о характере гитлеровского режима.

Либералы

Некоторые либералы критикуют ТДМ в основном на том основании, что изменилось «качество демократии» . В мире происходит видоизменение современных демократий на олигархические. Например, арабо-израильская война 1967 г., израильская интервенция в Ливан 1982 г. не могут рассматриваться как оборонительные, и поэтому не совсем соответствуют духу демократических государств.

Литература

• И.Кант. К вечному миру - М.:Московский рабочий,1989.
• Цыганков А. Кризис идеи "демократического мира" // Международные процессы. – 2005. – Т.3, №3.
• Окунева Е.С. Критика теории «демократического мира»: от реализма к конструктивизму. Сравнительная политика. 2015;6(4(21)).
• А.Moravcsik.A Liberal Theory of International Politics. International Organization Volume 51, Number 4 (Autumn 1997)
• Thomas S. Szayna, Daniel Byman, Steven C. Bankes, Derek Eaton, Seth G. Jones, Robert Mullins, Ian O. Lesser, William Rosenau (2015) [www.rand.org/pubs/monograph_reports/MR1346.html The Emergence of Peer Competitors A Framework for Analysis].
• John M.Owen How Liberalism Produces Democratic Peace// International Security 19.2 (1994).
• F. Chernoff. The Study of Democratic Peace and Progress in International Relations // International Studies Review. 2004. No 6.
• J.Mearsheimer. Back to the Future: Instability in Europe After the Cold War. International Security, 15(1) (1990).
• Hermann M.G., Kegley C.W. Rethinking Democracy and International Peace: Perspectives from Political Psychology // International Studies Quarterly. – 1995. – Vol. 39. – No. 4.
• Farnham B. The Theory of Democratic Peace and Threat Perception // International Studies Quarterly. – 2003. – Vol. 47. – No. 3.
• Risse-Kappen T. Democratic Peace – Warlike Democracies? A Social Constructivist Interpretation of the Liberal Argument // European Journal of International Relations. - 1995. – No. 1 –December.

Внешние ссылки

• [www.russ.ru/pole/Demokraticheskij-mir-kak-al-ternativa-mirovogo-razvitiya «Демократический мир» как альтернатива мирового развития]

Отрывок, характеризующий Теория демократического мира

Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.