Теория знака Гуссерля

Теория знака Гуссерля разрабатывается им в I и II «Логических исследованиях».

Знак как признак и знак как выражение

Основополагающим для теории знака Э. Гуссерля является различение между знаком как признаком и знаком как выражением. Функция знака-признака — оповещение [указание]: это, например, клеймо — знак раба; флаг — знак нации; крестик мелом на двери, оставленный разбойником. Функция знака-выражения — придание значения.

Знак-признак не обладает значением. Суть знака-признака состоит в том, что «какие-либо предметы или положения дел, о существовании которых кто-либо обладает действительным знанием, оповещают его о существовании других определенных предметов и положений дел в том смысле, что убежденность в бытии одних переживается им как мотивация (причем сама мотивация остаётся непрояснённой) убежденности в бытии или мотивация предположения бытия других», причём эта связь не имеет характера очевидности (как в случае логического основания), не является необходимой объективной связью.

Знак-выражение отсылает не к факту (существованию) чего-либо, а к значению, каковое реальным не является.

Знак может быть признаком, не будучи выражением. Обратное в коммуникативной речи невозможно; здесь знак, помимо придания значения, в функции признака извещает о факте психического акта нагружения слов смыслом, о том, что для говорящего это не просто звуки, о наличии у него соответствующего представления. Однако «в одиночестве душевной жизни» знаки функционируют только как выражения. «В монологической речи слова… не могут служить нам как признаки для существования психических актов, ведь такого типа оповещение было бы здесь совершено бесполезным. Ведь эти акты переживаются нами в тот же самый момент». В таком внутреннем монологе знаки даются в воображении.

Речь — всегда выражение; мимика, жесты — признаки.

Собственные имена Гуссерль относит к выражениям. Ведь «к сущности признака относится то, что он оповещает о факте, о существовании (Dasein), в то время как названный предмет не нуждается в том, чтобы считаться существующим». Значения собственных имен — простые, то есть несоставные, нечленимые на части значения.

Структура знака

Осмысленный знак (выражение) составляют:

• само физическое явление выражения (звучание слова);
• то что выражение выражает:

• акты:

• придания значения («интенция значения») и
• осуществления значения,

• содержание этих актов:

• само выраженное значение («интендирующее значение») и
• выраженная предметность.

Выраженное значение, как и само чувственное явление выражения (взятое как таковое), — идеальные единства. Акты придания и осуществления значения — психические акты (переживания сознания, факты моей психической жизни); знак здесь берётся как признак — оповещение об актах. Высказывание оповещает о психическом акте (например, о моём акте суждения, что 2 х 2 = 4) и означает его содержание (значение) (то есть 2 х 2 = 4 как идеальную сущность, вневременную истину).

Акт придания значения нацелен на само выраженное значение (их отношение аналогично отношению между «созерцаемым красным предметом или являющимся в нём моментом красного» и идеальным видом «красное»); акт осуществления значения — на выраженную предметность (точнее, на осуществляющее значение).

Само значение

Само выраженное значение есть та идеальная сущность, которая усматривается в идеации.

Сущность выражения состоит именно в придании значения, а не в осуществлении значения. «Равные по смыслу» выражения имеют одну интенцию значения. Так, «два представления в сущности тождественны, если на основе каждого из них, причём взятого чисто в себе… можно высказать о представленной вещи точно то же самое и ничто иное»; «два суждения — это сущностно то же самое суждение, если всё, что значимо относительно обсуждаемого положения дел в соответствии с одним суждением (лишь на основе самого содержания суждения), должно быть значимым относительно него и в соответствии с другим суждением». Выражение может иметь значение и не сопровождаться созерцанием. Например, выражение «круглый квадрат» имеет значение, но не имеет осуществляющего значения. «…Однако не следует забывать, что любая очевидность акта суждения (всякое познание в строгом смысле слова) предполагает созерцательно осуществленные значения».

Осуществление значения

Осуществление значения — это придание («актуализирование») предметного отношения, «созерцательной полноты», то есть сопровождающего созерцания (актуального или воспроизведённого в фантазии), дающего предмет, подразумеваемый знаком.

Выраженная предметность — это, говоря языком логики, объем понятия, отнесённость выражения к определённым предметам. «Каждое выражение не только означает нечто, но оно также говорит о чем-то; оно не только имеет своё значение, но оно также относится к каким-либо предметам». «Победитель при Иене — побежденный при Ватерлоо; равносторонний треугольник — равноугольный треугольник» — означают разное, но называют одно и то же. И наоборот, «конь» в выражениях «Буцефал — это конь» и «эта кляча — конь» имеет одно значение, но разную предметную отнесённость.

Выраженную предметность можно рассматривать двояко: как «сам предмет, и причём предмет, так-то и так-то понятый», то есть взятый (в модусе феноменолого-психологической редукции) как содержание единичного акта (например, данного единичного восприятия), и как осуществляющее значение (идеальный коррелят одного предмета, тождественное в его различных восприятиях: предмет, каким он, «так сказать, предназначается» восприятию).

См. также: Полный конкретный акт

Выражения с изменчивым значением

Существуют выражения, «значение которых меняется от случая к случаю». «Мы называем сущностно субъективным, или окказиональным, или короче, сущностно окказиональным любое выражение, с которым понятийно-единая группа значений соотносится таким образом, что для него является существенным ориентировать своё в определённый момент действительное значение соответственно поводу, в соответствии с личностью говорящего и его состоянием. Лишь в отношении к фактическим обстоятельствам выражения может здесь вообще конституироваться для слушающего одно из взаимосвязанных значений». Это:

• Неповествовательные предложения (просьба, пожелание, вопрос, высказывание о своих психических актах («Я предполагаю…»)). Эти высказывания отличаются от повествовательных тем, что содержание, которое они выражают, и содержание, о котором они оповещают, частично совпадают. «Если кто-либо выражает желание: я прошу стакан воды, то для слушающего это признак желания говорящего. Одновременно, однако, это желание есть предмет высказывания». Значение таких выражение изменчиво. «Те же самые слова я желаю тебе счастья, посредством которых я сейчас выражаю пожелание, могут служить для великого множества других людей, чтобы выразить пожелания „того же самого“ содержания. И все же не просто сами пожелания от случая к случаю различны, но и значения высказываний, в которых выражаются пожелания. Один раз личность А соотносится с личностью В, а другой раз — личность M с личностью N. Если А желает В „то же самое“, что M желает N, то смысл предложения, выражающего пожелание, так как оно включает в себя представление соответствующей личности, очевидно различен».
• Личные («Я») и указательные («это») местоимения; «слева», «вчера» и т. п. выражения, зависящие от субъекта; выражения с определённым артиклем («Der Kaiser» в значении: этот, нынешний кайзер и т. п.). Относительно «Я» «мы знаем, что это есть слово, с помощью которого говорящий обозначает сам себя. Однако таким образом возникшее понятийное представление не есть значение слова я. Иначе мы должны были бы вместо я просто подставить: говорящий, который сам себя обозначает. Очевидно, что такая подстановка привела бы не просто к непривычным, но и различным по значению выражениям. Например, если мы вместо: я обрадовался, хотели бы сказать: говорящий, обозначающий себя самого, обрадовался. Это общая функция значения слова я — обозначать говорящего, однако понятие, посредством которого мы выражаем эту функцию, не есть понятие, которое само и непосредственно составляет его значение». Это достигается за счёт оповещающей функции: слово «Я» «воздействует не так, как слово лев, которое может вызывать представление о льве в себе и для себя. Скорее, в нем действует указывающая функция, которая словно кричит говорящему: твой визави имеет в виду самого себя».
• Неполные выражения («Идёт дождь» — подразумевая: сейчас, здесь; «Прочь!» и т. п. возгласы, неясные вне контекста; все плохо определённые понятия обыденной речи (всё, кроме строгих научных понятий)). «Выражение полно по своему составу, если отпечатлевает все систетические формы и материи нижнего слоя понятийно и по мере значений; оно не полно, если достигает этого лишь частично — вроде того, как мы, наблюдая комплексный процесс, — например, в ворота въезжает карета с давно уже ожидавшимися гостями, — восклицаем: Карета! Гости!».

Значения, утверждает Гуссерль, — идеальные единства, они не могут меняться; а «колебание значений есть, собственно, колебание акта придания значения».

«Каждое субъективное выражение может быть заменено объективным», — что «означает не что иное, как беспредельность объективного разума».

— Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 2. I, §28.

См. также

• Голос и феномен: введение в проблему знаков в феноменологии Гуссерля (Жак Деррида)

Библиография

• Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 2. М.: ДИК, 2001. [www.ruthenia.ru/logos/number/1997_10/01.htm Исследование I], Исследование II.

Ссылки

• Статья [lebenswelt.narod.ru/d_znachen.htm «Феноменологическая теория значения / Смысл»] из «Феноменологического словаря» И. С. Шкуратова

Отрывок, характеризующий Теория знака Гуссерля

– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?