Теория международных отношений

Тео́рия междунаро́дных отноше́ний — дисциплина, в рамках которой международные отношения рассматриваются с теоретической точки зрения. Данная дисциплина прослеживает и анализирует общие закономерности международных отношений в виде концепций. Оле Холсти описывает функционирование теории международных отношений как пары цветных солнечных очков, которые позволяют человеку видеть в них разные цветовые окраски окружающего мира, но не всю действительность. К примеру, реалист может пренебречь определенным явлением в международных отношениях, тогда как конструктивист может посчитать то же самое явление весьма важным. Три наиболее популярных теории в международных отношениях — это реализм, либерализм и марксизм.

Теории международных отношений можно разделить по принципу: «позитивистские/рационалистские» теории, которые фокусируются на анализе с точки зрения государства, и «пост-позитивистские/рефлективистские», включающие более расширенные понятия, помимо точек зрения государства, на безопасность (учёт культурных, экономических, социальных факторов на ведение международной политики). Примечательно, что противоположные по идеям теории в международных отношениях весьма часто сосуществуют друг с другом в геополитике. Скажем, конструктивизм, институционализм, марксизм, и другие. Тем не менее, на сегодняшний день самыми распространенными школами международных отношений являются реализм и либерализм. Растет и число приверженцев социального конструктивизма.

Введение

Теоретическое изучение международных отношений берет своё начало ещё после Первой Мировой Войны, когда в Уэльсском Университете была открыта кафедра международных отношений. Вторая волна изучения началась с конца 30-х годов XX века. Известными исследователями считаются Э.Х Карр The Twenty Years' Crisis и Ганс Моргентау Politics Among Nations. Первые школы международных отношений в межвоенный период фокусировались на изучении явления, где баланса сил как принцип ведения международной политики заменялся принципом коллективной безопасности. Эти мыслители именовались «Идеалистами». Самой ярой критикой этого направления считается «реалистический» анализ, предложенный Карром.

Пояснительные и материальные подходы в теории международных отношений являются разграничителями при классифицировании различных теорий международных отношений. Пояснительные теории — это те, которые видят мир как нечто не поддающееся теоретическому анализу, это данность, которую нужно принять. Материальная теория рассматривает теоретический анализ как инструмент, который помогает понять окружающую действительность благодаря нахождению общих фундаментальных закономерностей в различных явлениях.

Реализм

Реализм или политический реализм является доминирующей дисциплиной с самого начала своего возникновения. Данная теория основывается на трудах Фукидида, Макиавелли, и Гоббса Томаса. Ранний реализм можно охарактеризовать как реакция на межвоенное идеалистическое мышление. Начало Второй мировой войны рассматривалось реалистами как доказательство недостаточного идеалистического мышления. Существует большое количество направлений реализма, однако основополагающими принципами остаются статизм, выживание, самостоятельность и самосовершенствование.

• Статизм: — главными игроками на международной арене являются национальные государства. . Иначе эта теория называется — государственно центристская. Теория отлична от либеральных теорий международных отношений, где ведущая роль отводится негосударственным игрокам, наднациональным политическим образованиям и международным организациям.
• Выживание: Реалисты считают, что международная политическая система управляется анархией, то есть не существует центральной власти. Следовательно, международная политика — это борьба за власть между государствами, основывающая на приоритете национальных интересов.
• Самостоятельность и самосовершенствование: Реалисты считают, что ни на одно из существующих государств нельзя рассчитывать во время борьбы за выживание. Следовательно, нужно самосовершенствоваться, чтобы, во-первых, иметь независимую политику, во-вторых, успешно отстаивать национальные интересы.

Реализм делает несколько ключевых умозаключений: национальные государства унитарны, проводят внешнюю политику, будучи игроками в анархической системе международных отношений, основываясь на географическом принципе. Анархическая международная система способна регулировать взаимодействие стран. Любые национальные государства являются первичными игроками на международной арене. Следовательно, как высшая организационная форма, государства находятся в постоянной конкуренции друг с другом. Государство ведет себя тем или иным образом, выступая в качестве автономного рационального игрока, преследующего свои собственные интересы и с главной целью — поддерживать и укреплять собственную безопасность, и как следствие суверенитет и выживание. Реализм утверждает, что преследуя свои интересы, государства накапливают ресурсы, и дальнейший характер взаимодействия государств определяется количеством накопленных ресурсов. Это определяет уровень мощи государства. Мощь государства, в свою очередь, определяется военными, экономическими и политическими возможностями.

Некоторые реалисты считают, что государства наследственно агрессивны, а территориальная экспансия ограничивается только противостоящими друг другу государствами. Другие реалисты (атакующие/обороняющиеся реалисты) считают, что государство постоянно занято своей безопасностью и вопросом своего существования. С точки зрения обороны, возникает дилемма о безопасности, где усиление безопасности государства порождает большую нестабильность, так как противник будет в ответ наращивать свои собственные военные силы, чтобы достигнуть паритета и в дальнейшем доминирования.

Неореализм

Неореализм или структурный реализм — это развитие реализма, впервые описанное Уолтцом Кеннетом в Tеории международной политики. Существуют различные течения неореализма. Часто неореализм называют «современным реализмом». Уолтцовский неореализм утверждает, что эффект структуры нужно принимать во внимание при объяснении поведения разных стран. Под структурой понимается a) основополагающий принцип функционирования системы международных отношений, то есть анархия и б) распределение возможностей между государствами. Уолтц ставит под сомнение традиционный реалистический подход о мощи государства исключительно с точки зрения военной силы, вместо этого он раскрывает понятие государственной мощи как комбинация возможностей государства в разных сферах(социальная, культурная, экономическая, политическая).

Либерализм

Предшественником либерализма был «идеализм». Идеализм, или утопианизм, критично рассматривался реалистами. В международных отношениях идеализм(также называемый «Вильсонианизм», ассоциируемый с американским президентом Вудро Вильсон) — это политическая школа, которая исповедует принцип подчиненности внешней политики государства нуждам внутренней политики. Для прояснения картины можно привести следующий пример: идеалист может искренне верить, что борьба с бедностью в своей стране должна обязательно сопровождаться борьбой с бедностью за рубежом. Вильсоновский идеализм был предтечей либерализма, который получил широкое признание после Второй мировой.

Либерализм утверждает, что государственные предпочтения, а не государственные возможности являются первостепенными определяющими поведения государств. В отличие от реализма, где государство рассматривается как унитарный игрок, либерализм допускает плюрализм в действиях государства. Следовательно, предпочтения будут различаться от государства к государству, зависимо от культуры, экономической системы или от политического режима. Либерализм также считает, что взаимодействие между государствами не ограничивается только проблемой государственной безопасности, но также происходит взаимодействие через коммерческие фирмы, организации и частных лиц. Как следствие, вместо анархической системы международных отношений, вводится понятие о более сложном устройстве системы МО. К примеру, через киноиндустрию отдельной страны возможно распространение её культуры по всему миру — это и есть прямой признак силы культуры в международных отношениях. Ещё одним умозаключением в данной теории является то, что всеобщая выгода достижима при условии кооперации и взаимозависимости — это залог спокойствия.

Неолиберализм

Неолиберализм, либеральный институционализм или неолиберальный институционализм — это развитие либерализма. Данная теория утверждает что международные политические институты могут позволить государствам успешно кооперировать в международных отношениях. Его ведущая идея может быть сформулирована следующим образом: интенсификация и всемирное распространение свободного рынка, как экстенсивно — в международном масштабе, так и интенсивно — на все сферы жизни общества. Таким образом, неолиберализм проявляет принципиальное родство с глобализацией, особенно в экономической сфере. Проникая в мировую экономику, свободный международный рынок начинает влиять прямым образом на международные отношения — возрастает роль транснациональных корпораций. В этих условиях государственные интересы начинают играть важную, но уже не первостепенную роль.

Пост-либерализм

Одна из версий пост-либеральной теории доказывает, что в рамках современного, глобализированного мира, государства фактически вынуждены кооперировать для того, чтобы обеспечить свою безопасность и суверенные интересы. Различие от классического либерализма заключается в реинтерпретации понятий суверенитет и автономия. Автономия становится весьма проблематичной концепцией, отошедшей от таких традиционных понятий, как свобода, самоопределение, фактор и приобретающей все более усложненный вид. Важно сказать, что автономия связана с возможностью государства хорошо управлять. Аналогично, суверенитет отходит от понятия права к обязанностям. В глобализованном мире международные организации способны привлекать суверенные государства к ответственности за различные действия. Это обстоятельство приводит к ситуации, когда суверенитет теряет свою изначальную трактовку. Тем не менее, не стоит воспринимать данную теорию как единственно правильную. Единственный возможный способ интерпретировать пост-либеральную теорию — это мысль о том, что не существует и не будет существовать такой международной организации, которая сможет поддерживать глобальную стабильность и безопасность, решить проблему анархии в системе международных отношений. Но есть стремление к решению этих проблем, именно поэтому многие государства добровольно отказываются от некоторых своих прав ради полной автономии и суверенитета, иначе говоря государства делегируют часть своего суверенитета международной организации, которая взамен будет защищать интересы этих государств. Ещё одной версией пост-либерализма является то, что общественные силы являются весьма существенными для понимания сущности определенного государства и целиком системы международных отношений. Без понимания общественного вклада в политическую систему и иные сферы политической жизни государства, невозможно понять причины взлета и падения, слабости, мощи определенных стран. Более того, влияние общественных сил на политику и экономику, государственные органы и институты показывает некие эмпирические свидетельства того, что в наши дни происходят определенные сдвиги в системе международных отношений.

Конструктивизм

Конструктивизм понимается как теория, ставящая под сомнения идеи неореалистов и неолибералов. Ключевой принцип конструктивизма — это вера в то, что международная политика формируется под воздействием неоспариваемых идей, коллективных ценностей, культуры и социальной идентификации. Конструктивизм доказывает, что международная реальность создана на основе социальных ценностей, которые придают новое значение материальному миру (идеи, близкие к социализму). Данная теория возникла на почве споров вокруг научного метода международных отношений и роли теорий в образовании новых международных сил.

Провал реалистов и либералов в предсказывании конца холодной войны резко повысила авторитет конструктивистов. Конструктивизм критикует традиционный статистический подход либерализма и реализма в анализе международных отношений, акцентируя внимание на том, что международные отношения — это социальная конструкция. В то время как в международных отношениях реализм имеет дело в основном с безопасностью и материальной силой, а либерализм больше обращается к экономической взаимозависимости и факторам внутренней политики государств, конструктивизм больше всего сосредоточен на анализе роли идей в системе международных отношений. Под «идеями» конструктивисты подразумевают цели, угрозы, страхи, тождества и другие элементы воспринимаемой реальности, которые влияют на государства и негосударственные объекты международных отношений. Конструктивисты считают, идейные факторы часто имеют цели и результаты в долгосрочном периоде, и это является преимуществом над материалистическими теориями(реализм, либерализм). К примеру, конструктивисты отмечают, что увеличение армии США вероятнее будет негативно воспринято в Кубе или России (исторически враждебные государства), тогда как в Канаде и Великобритании (исторические союзники США) это будет воспринято позитивно. Следовательно, восприятие одного и того же явления в международных отношениях может различаться в зависимости от условий, в которых находятся государства. Более того, конструктивисты не считают анархию постоянной консистенцией в системе международных отношений, доказывая крайнюю непостоянство и субъективность этого явления словами Александра Вендта: «Анархия — это то, что из неё делают государства». Конструктивисты также считают, что социальные нормы формируют и изменяют международную политику с течением времени намного существеннее, чем вопросы национальной безопасности (основная концепция реалистов).

Марксизм

Марксистская и неомарксистская теории международных отношений являются отражениями реалистски/либеральных взглядов на государство, конфликтующее и кооперирующее перманентно, однако данные теории большое внимание уделяют экономическим и материальным аспектам в системе международных отношений. Подход марксистов доказывает весомую роль исторического материализма и делает вывод, что экономические вопросы в ходе человеческой истории превосходят все остальные, тем самым делая социальный класс предметом изучения в марксизме. Марксистский подход рассматривает международную систему как интегрированная капиталистическая система, преследующая цель накопить как можно больше капитала.

Один из примечательных марксистских подходов к теории международных отношений сформулирован Иммануилом Валлерстайном — мир-системный анализ. Данный анализ доказывает, что капитализм в рамках глобализации создал небольшое количество развитых индустриальных стран, которые эксплуатируют все остальные развивающиеся страны. После краха СССР и развала коммунистической системы, марксизм сегодня переживает эпоху возрождения.

Критика марксизма заключается в том, что он гипертрофированно фокусируется на материализме.

Другие теории международных отношений

Английская школа международных отношений

Английская школа международных отношений, также известная как либеральный реализм, рационализм или британский институционализм, поддерживает идею о том, что существует «общество государств» на международном уровне, несмотря на анархию(отсутствие мирового лидера и мирового правительства). Примечательно, что несмотря на название, большинство представителей этой школы не являются ни британцами, ни англичанами.

Функционализм

Функционализм развивался на фоне европейской интеграции. Наиболее близок по идеям к реализму, но различается от него тем, что во главу угла ставятся не собственные интересы государства, а общие интересы группы стран. Как только начался процесс интеграции между государствами, его крайне сложно остановить.

Критическая теория

Критическая теория (англ. Critical Theory) - исследовательский подход в рамках теории международных отношений, оформившийся и ставший влиятельным на рубеже 1970-1980-х годов и ассоциирующийся, прежде всего, с именами таких исследователей, как [www.theory-talks.org/2010/03/theory-talk-37.html Р. Кокс] и Э. Линклейтер.

Литература

• Конышев В. Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. — СПб.: Наука, 2004. ISBN 5-02-027011-3
• Современные теории международных отношений / Под ред. В. Н. Конышева, А. А. Сергунина. М.: РГ-Пресс, 2013. ISBN 978-5-9988-0155-6
• Конышев В. Н., Сергунин А.А Теория международных отношений: канун «великих дебатов»? // Полис. 2013, № 2.
• Baylis, John; Steve Smith; and Patricia Owens. (2008) The Globalisation of World Politics, Oxford University Press, 4th edition.
• Burchill, et al. eds. (2005) Theories of International Relations, 3rd edition, Palgrave, ISBN 1-4039-4866-6
• Chernoff, Fred. Theory and Meta-Theory in International Relations: Concepts and Contending Accounts, Palgrave Macmillan.
• Guilhot Nicolas, ed. (2011) The Invention of International Relations Theory: Realism, the Rockefeller Foundation, and the 1954 Conference on Theory.
• Hedley Bull, The Anarchical Society, Columbia University Press.
• Jackson, Robert H., and Georg Sørensen (2013) Introduction to International Relations: Theories and Approaches, Oxford, OUP, 5th ed.
• Janev, Igor. Diplomacy, IPS, Belgrade, 2013, ISBN 978-86-7419-261-0
• Morgenthau, Hans. Politics Among Nations
• Pettman, Ralph (2010) [www.worldscientific.com/doi/pdf/10.1142/9789814293884_fmatter World Affairs. An Analytical Overview], World Scientific Publishing Company, ISBN 9814293873.
• Robert W. Cox. Gramsci, hegemony and international relation: an assay in method. 1983
• Waltz, Kenneth. Theory of International Politics
• Waltz, Kenneth. Man, the State, and War, Columbia University Press.
• Weber, Cynthia. (2004) International Relations Theory. A Critical Introduction, 2nd edition, Taylor & Francis, ISBN 0-415-34208-2
• Wendt, Alexander. Social Theory of International Politics, Cambridge University Press

Ссылки

• [www.theory-talks.org/ Theory Talks] Interviews with key IR theorists
• [www.class.uidaho.edu/martin_archives/ The Martin Institute]
• [auirtheoryspring2009.wetpaint.com/ A Discussion and Overview of IR Theory and its Historical Roots at American University]

Отрывок, характеризующий Теория международных отношений

– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.