Вореас, Теофилос
| Теофилос Вореас | |
| греч. Θεόφιλος Βορέας | |
| Род деятельности: |
философ |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
Теофилос Вореас (греч. Θεόφιλος Βορέας, 1873, Афины — 1954), также Теофилос Бореас — новогреческий философ и теолог, профессор теологии и философии в Афинском университете.
Биографические сведения
Теофилос Вореас родился в Афинах в 1873 году. Здесь он получил начальное образование и продолжил обучение в церковной школе Ризариоса. Затем занялся наукой и некоторое время служил помощником Димитриоса Эгинитиса в Афинской обсерватории. Наконец широкие научные интересы привели его в духовную школу, где он слушал курс по философии.
В 1895 году он переехал в Германию и занялся философскими и психологическими исследования в Университете Лейпцига. Там он продолжил образование под руководством профессора Вильгельма Вундта и успешно работал в лаборатории психологии, а в 1889 году получил докторскую степень по философии.
После возвращения в Грецию в 1900 назначен профессором богословия и директором школы в Триполи, Аркадия. В 1912 назначен профессором на факультете философии Афинского университета, где он преподавал до 1949 года. С 1926 года стал членом Афинской академии, с момента её основания.
Теофилос Вореас стоял у истоков научной философской и психологической традиции в Греции. Он был учёным в области экспериментальной психологии и основателем первой психологической лаборатории в Греции в 1925 году. На 1929—1930 учебный год был избран ректором Афинского университета. Завещал свою коллекцию из 3583 книг муниципалитету Марусси, таким образом основал научную библиотеку Вореаса, фонд которой сейчас насчитывает около 18 000 томов. Сегодня потомки семьи Вореаса живут также в Марусси.
Напишите отзыв о статье "Вореас, Теофилос"
Литература
- [anemi.lib.uoc.gr/metadata/a/f/9/metadata-01-0000380.tkl Λεύκωμα της εκατονταετηρίδος της Εν Αθήναις Αρχαιολογικής Εταιρείας 1837 - 1937] / Εν Αθήναις Αρχαιολογική Εταιρεία. — Εν Αθήναις: Αρχαιολογική Εταιρεία, 1937.
Отрывок, характеризующий Вореас, Теофилос
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
