Теракт в поселении Бат-Аин (2009)

Теракт в поселении Бат-Аин (2009)
Место атаки	поселение Бат-Аин, район Гуш-Эцион (Западный берег реки Иордан)
Цель атаки	израильские дети
Дата	2 апреля 2009
Оружие	нож, топор
Погибшие	1
Раненые	1
Число террористов	1
Организаторы	«Бригады освободителей Галилеи»

Теракт в поселении Бат-Аин (ивр. ‏הפיגוע בישוב בת עין‏‎) — террористическое нападение, осуществлённое 2 апреля 2009 года в поселении в районе Гуш-Эцион. Вооружённый ножом и топором араб напал на детей, игравших возле местного культурного центра. В результате теракта был убит Шломо Натив (13 лет), а Яир Гамлиель (7 лет) получил ранения головы от лёгких до средней тяжести.

Позднее террорист был арестован израильскими силами безопасности и сознался в содеянном. В ходе допросов он рассказал, что мечтал стать шахидом, для чего решил убить еврея.

Об ответственности за теракт также заявили группировки «Палестинский исламский джихад» и «Батальоны Имада Мугние». Исламистская организация ХАМАС, де-факто правящая в Секторе Газа, объявила теракт «естественной реакцией на оккупацию».

Теракт был осужден премьер-министром Израиля Беньямином Нетаниягу и МИДом Франции.

Теракт

Террористическое нападение было проведено 2 апреля 2009 года, во время пасхальных каникул. После окончания спектакля для детей в МАТНАСе — культурно-спортивном комплексе поселения Бат-Аин, зрители разошлись, а 13-летний Шломо Натив, 7-летний Яир Гамлиель и ещё один ребенок остались играть поблизости.

В это время в поселение проник палестинский араб Муса Тит (26 лет) из расположенной вблизи арабской деревни Хирбет Сафа. Нож и топор он спрятал заранее возле поселения, а в день теракта достал оружие из тайника. Террорист напал на детей, нанеся смертельные ранения, в том числе, в голову Шломо Нативу, Яир получил ранения в голову от легкого до средней тяжести, третий ребенок успел убежать.

Адам Натив, брат убитого Шломо, видел убегающего террориста сразу после убийства. Он сделал два предупредительных выстрела в воздух, но тот не остановился. Члены группы гражданской обороны поселения также стреляли в террориста, но ему удалось скрыться в направлении Халь-Хуля, одного из пригородов Хеврона.

В тот же день Яир Гамлиель был прооперирован в иерусалимской больнице «Адаса Эйн-Керем». После успешной операции он был переведен в отделение детской реанимации в состоянии средней степени тяжести.

Шломо Натив был похоронен в этот же вечер 2 апреля на кладбище в Кфар-Эционе.

Там же два года назад был похоронен житель поселения Бат-Аин 42-летний Эрез Леванон, отец троих детей, скончавшийся от множественных ножевых ранений в результате теракта 25 февраля 2007 года.

Исполнитель

26 апреля 2009 года, в канун Дня памяти павших в войнах Израиля и жертв террора, было сообщено, что 14 апреля сотрудники «Службы общей безопасности Израиля» (ШАБАК) арестовали 26-летнего Мусу Тита, подозреваемого в совершении теракта.

Представитель ШАБАКа рассказал в интервью газете «Маарив», что Мусу Тита пытались арестовать представители полиции ПНА «с очевидной целью скрыть его от израильского правосудия». В результате израильские силы безопасности арестовали и террориста, и палестинских полицейских .

В ходе допросов и следственного эксперимента террорист сознался в содеянном. Он также рассказал, что мечтал стать шахидом, для чего решил убить еврея. Силами безопасности было также обнаружено «завещание террориста, составленное за две недели до преступления» представлены фото / видео материалы, представляющие террориста с этим завещанием в руках

После ареста террориста Адам Натив, брат убитого Шломо, сказал газете «Маарив»:

Задержание террориста не сделает нас более счастливыми, но, по крайней мере, теперь мы знаем, что он никому не угрожает.

Об ответственности за теракт также заявили группировки «Палестинский исламский джихад» и «Батальоны Имада Мугние».

Реакция на теракт

Теракт был осужден премьер-министром Израиля Беньямином Нетаниягу и МИДом Франции. В заявлении МИДА говорилось:

Франция в ужасе от террористической атаки, в результате которой убит 13-летний израильский ребенок и ранен 7-летний. Факт нападения на детей и обстоятельства совершения теракта вызывают отвращение, и мы выражаем наше крайнее возмущение этим варварским актом.

Исламистская организация ХАМАС, де-факто правящая в Секторе Газа, объявила теракт «естественной реакцией на оккупацию».

Ссылки

• [www.waronline.org/forum/viewtopic.php?t=19320 Теракт в Бат-Айн]
• [www.megapolis.org/forum/viewtopic.php?p=14452445#p14452445 Теракт в Бат-Аин, 2 апреля 2009]

Отрывок, характеризующий Теракт в поселении Бат-Аин (2009)

– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.