Тервель

Тервель Тервел
хан Болгарии Болгарии
700 — 721
Коронация:	705 г. - цезарь (кесарь)
Предшественник:	Аспарух
Преемник:	Кормесий
Смерть:	монастырь около Охрида
Род:	Дуло
Отец:	Аспарух
Супруга:	Анастасия (?)

Тервель (болг. Тервел, в византийских источниках греч. Τερβελισ), также Изот — хан Дунайской Болгарии из династии Дуло с ок. 700 по 721 год. Сын хана Аспаруха. Также носил титул цезаря, что стало прецедентом в истории. Вероятно, был христианином, подобно своему деду — хану Кубрату.

Имя

Имя Тервель, как и имя Изот имеют неясную этимологию, вероятно связанную протоболгарским происхождением носителя. Похожее имя в записи Trebel, восходящей, вероятно, к 784 году, зафиксировано в книге монастыря святого Петра в Зальцбурге.

Союз с Юстинианом II

После смерти Аспаруха Тервель принял болгарский престол. Экс-император Византии Юстиниан II находился к тому времени под защитой хазар в бывшей столице Великой Болгарии — городе Фанагория. Византийский император Апсимар упросил хазарского кагана выдать ему Юстиниана живым или мертвым. Оставив жену, в 704 году Юстиниан на лодке добрался до Дуная и решил просить болгарского хана о помощи:

Здесь послал он Стефана к Тервелию , владетелю Болгарии, просить содействия, чтобы возвратить ему свой наследственный престол, и за то обещал ему великие дары, обещал выдать за него дочь свою. Тервелий обещался во всем повиноваться ему и содействовать, с честью принял Стефана [принял Юстиниана с почестями] и двинул все подвластные ему народы болгар и славян. В следующем году они с полным вооружением прибыли в царствующий град. Летопись Феофана Исповедника

Юстиниан II, вероятно, также домогался одновременно помощи болгар, которые были под предводительством хана Кубера, четвертого сына хана Кубрата. Они располагались на территориях современной Македонии, но по словам самого хана Тервеля:

мои дяди не поверили безносому императору и ушли в свои селения».

Болгарские войска остановились у стен византийской столицы. Три дня они вели переговоры, но получали в ответ только оскорбления. Видя такое положение, Юстиниан II тайно вошел в город и смог воцариться в Константинополе при помощи своих сторонников.

В сем году Юстиниан опять принял царство и, щедро одаривши Тервелия и подаривши ему царские утвари, с миром отпустил его. Летопись Феофана Исповедника

В благодарность, кроме щедрого вознаграждения, хан получил титул цезаря, второй в византийской иерархии, что было первым случаем, когда такого звания удостоился иностранный правитель. Кроме этого, Тервель получил область Загоре на северо-востоке Фракии. Византия обязалась платить дань болгарам. Получая дань, Тервель бросал щит и кнут на землю и их полностью покрывали монетами, также он бросал копьё, которое полностью засыпали шелковыми одеждами.

Тервель был торжественно принят в Константинополе и после празднования произнёс речь перед народом, находясь на одной из базилик Константинополя.

Юстиниан также обещал выдать за Тервеля свою дочь - Анастасию. Но из источников не известно, состоялся ли этот брак. Однако византийский император быстро забыл благодеяния Тервеля, и в 708 году хану Тервелю пришлось отражать византийское нападение в битве при Анхиало, что, однако, не привело к разрыву отношений между странами. Подробности раскрывает летописец Феофан Исповедник:

В сём году Юстиниан нарушил мир между римлянами и болгарами и, переведя конные отряды во Фракию и вооруживши флот, пошёл против болгаров и Тервелия. Прибывши в Анхиалос, флот свой поставил против крепости, а коннице приказал сойти с гор неожиданно и без всякой осторожности. Между тем войско, как овцы, рассеялось по полям для собрания травы; дозоры болгарские с гор приметили беспорядок в римской коннице, и, как звери собравшись, вдруг напали на римское стадо и много взяли пленных и лошадей, и оружий, не считая убитых. Юстиниан, укрывшись в крепости с прочими оставшимися, на три дня запер ворота. Но, видя упорство болгар, сам первый подрезал жилы у своей лошади и других заставил то же сделать. Потом, вместо трофеев прибивши к стенам оружие, ночью, севши на корабли, тайно отплыл и со стыдом возвратился в город. Летопись Феофана Исповедника

В 711 году Юстиниан снова впал в немилость, так как против него взбунтовалось войско и императором был объявлен военачальник Филиппик Вардан. Юстиниану снова пришлось просить Тервеля о помощи, но Тервель на этот раз выслал ему лишь трёхтысячный отряд, который не успел изменить ситуацию в лучшую для императора сторону. Захватив власть, Филиппик Вардан предложил болгарам мирно уйти, а Юстиниан был убит.

Война с Византией

В 712 году, после свержения Юстиниана II, Тервель совершил набег на территорию Византии. Болгарские войска дошли до Босфора, а потом до ворот Константинополя. С богатой добычей они вернулись назад в Болгарию. О дальнейших военных походах неизвестно, но в 716 году император Феодосий III (715—717) был вынужден заключить мирный договор с Болгарией.

Договор урегулировал границы, также предусматривал ежегодную выплату болгарам дани, свободу торговли и обмен пленными. 4 основных пункта:

• Была точно определена граница между государствами, в болгарскую территорию включалась область Загоре.
• Византия обязывалась платить дань, состоящую из одежд, золота и красной кожи стоимостью 30 литров серебра. Одежда из красной кожи была символом императорского величия, фактически Тервель обязал Византию платить дань, образно говоря, гардеробом византийского императора.
• Обе стороны обязались передавать друг другу политических беглых. Этот пункт имел большое значение для византийского императора, так как Тервель покровительствовал различным претендентам на византийский престол.
• Товар на вывоз обязательно должен иметь пломбы и печати, а иначе подлежал конфискации.

Вероятно, в договоре существовал пункт о военном сотрудничестве. Это не известно, однако хан Тервель пришёл на помощь Константинополю, осаждённому арабами в 717/718.

Война с арабами

25 марта 717 года император Лев III занял византийский престол, дав начало Исаврийской династии. Летом того же года Маслама, брат халифа Сулеймана, перешёл Дарданеллы и блокировал Константинополь на суше огромной 100-тысячной армией. Флот арабского полководца, 1000 кораблей. Египетские моряки-христиане, дезертировавшие с арабского флота, дали ценную информацию о намерениях арабов. С помощью секретного оружия «греческий огонь» удалось уничтожить большую часть арабских кораблей. В 717 и 718 годах император Лев III попросил помощи у хана Тервеля, который в результате выступил против арабов. Ещё в начале осады Константинополя хан Тервель неожиданно появился в тылу арабов и большая часть сухопутного войска была уничтожена. Зима 718 года была суровой — целых 100 дней земля была покрыта снегом. Арабы проявили упрямство, и им пришлось ограждать себя 2 рвами — одним против византийцев (с юга — со стороны города), а вторым против болгар (с севера). Арабы решили уничтожить болгарскую армию, но их нападение было неуспешно. Летописец Феофан писал, что в сражениях погибли 22 000 арабов, а Зигеберт увеличивает число убитых до 30 000.

Морская блокада Константинополя была снята 15 августа 718 года. По возвращении арабский флот попал в сильный ураган, мало кораблей добрались обратно в Сирию. Арабские хронисты оценивают свои потери по время похода как (50 000—80 000) человек.

Победа болгар и византийцев, а также победа короля франков Карла Мартелла над войсками Абдур-Рахмана ибн Абдаллаха при Пуатье в 732 году, остановили экспансию арабов в Европе.

Помощь Анастасию II

Бывший византийский император Анастасий II вовлёк часть аристократов в заговор с целью свержения императора Льва III. Советники Анастасия посоветовали ему просить помощи у болгарского хана Тервеля, имевшего авторитет человека, способного довести до успешного конца любое начинание. Тервель принял Анастасия, дал ему людей и оказал огромную финансовую помощь, дав 50 кентенариев золота, что составляло 7200 номизмов или 360 000 золотых монет. Тем временем Лев III отправил письмо хану, в котором заклинал его соблюдать мирный договор. После того, как Анастасия оставили единомышленники, хан отозвал войска и передал Льву III часть политических беглецов.

Мадарский всадник

Учёными доказано, что в годы правления был построен археологический памятник Мадарский всадник. Наиболее достоверным считается предположение, что высеченный всадник в скале изображает самого хана Тервеля. Под всадником высечены так называемые Мадарские надписи, — исторические документы, описывающие историю Болгарского государства в период между 705 и 801 годами. Надписи сделаны на греческом. Памятник является одним из наиболее значимых в Болгарии и объявлен одним из девяти объектов в Болгарии, включённых в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Первая из Мадарских надписей рассказывает о правлении хана Тервеля. Она описывает события 705 года, когда хан Тервель помог Юстиниану II вернуть себе престол Византии. Вероятно, после знаменательной победы и провозглашения его цезарем Тервель приказал построить памятник.

Другие сведения о хане Тервеле

Согласно Именнику болгарских ханов, Тервель правил 21 год, то есть конец его правления относится к 721 году.

Автор «Истории славяно-болгарской» святой Паисий Хилендарский пишет, что после того, как хан Тервель отказался от престола, он принял монашеский постриг под именем Феоктист и поселился в монастыре около Охрида, где мирно окончил жизнь. Св. Паисий Хилендарский также пишет, что хан Тервель был первым болгарским святым, однако из-за неразвитой письменности болгары не отдали должной чести ему и не оставили письменных доказательств и церковных служб, за что Паисий укоряет болгар.

В подтверждение этого есть убедительные доказательства. Дед Тервеля, хан Кубрат, был христианином. В 1972 году была найдена свинцовая печать с надписью на греческом языке: «Богородице помогай кесарю Тервелю». На лицевой части печати нанесено изображение хана Тервеля. Печать, по-видимому, относится к событиям 705 года, когда Тервель получил титул цезаря или кесаря.

Документальные фильмы

• «Болгары», документальный фильм, режиссёр и сценарист П. Петков, оператор Кр. Михайлов. Производство bTV. 2006 год, Болгария.

Источники

• [www.vostlit.info/Texts/rus/Nikifor/frameNik2.htm Краткая история со времени после царствования Маврикия], патриарх Никифор
• [gumilevica.kulichki.net/VGV/vgv163.htm Древняя Русь], Г. В. Вернадский
• [www.bnr.bg/RadioBulgaria/Emission_Russian/Theme_Istoria/Material/tervel_151106.htm Хан Тервель — спаситель Европы от арабского нашествия]
• [istoria-vuz.hit.bg/tervel.html Хан Тервель] (болг.)
• [bns.gvardia.net/content/view/519/63/ Хан Тервель — история]
• [www.promacedonia.org/vb/vb_7.html Праболгарские памятники]
• [www.krotov.info/acts/08/3/feofan_05.htm Летопись Феофана Исповедника]
• Веселин Бешевлиев, «Първобългарски надписи», Издателство на Българската академия на науките, София, 1979 (Medieval Greek, Bulgarian).
• Андреев, Й. Българските ханове и царе (VII—XIV в.). София, 1987

Отрывок, характеризующий Тервель

Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.