Теренций Максим

Теренций Максим (лат. Terentius Maximus) — римлянин родом из Малой Азии, также известный как Лже-Нерон, который в период правления Тита поднял восстание, однако, оно было подавлено. Он напоминал Нерона как внешне, так и в привычках, и действиях, в частности, он был известен манерой петь под аккомпанемент лиры.

Первые последователи примкнули к нему в Азии, их число стало гораздо больше во время его похода к Евфрату. Позже он бежал в Парфию и попытался заручиться поддержкой местных жителей, утверждая (как Нерон), что они в долгу перед ним за возвращение им Армении. Артабан IV Парфянский не любил Тита, поэтому принял Лже-Нерона и начал приготовления, чтобы восстановить его в Риме. Иоанн Антиохийский утверждает, что из Рима были присланы неопровержимые доказательства самозванства Теренция (по другой версии — изменилась политическая ситуация), и Лже-Нерон был казнён.

Литература

• Lion Feuchtwanger, Der falsche Nero (The Pretender), 1936

Отрывок, характеризующий Теренций Максим

«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.