Тернер, Фёдор Густавович

Фёдор Густавович Тернер<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Репин И.Е. Портрет члена Государственного Совета и сенатора Федора Густавовича Тёрнера. Этюд к картине Торжественное заседание Государственного Совета. Холст, масло. 52,7 × 42,9 см. Частное собрание.</td></tr>
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	12 октября 1828(1828-10-12)
Смерть:	7 августа 1906(1906-08-07) (77 лет)
Награды:	с алмазами

Фёдор Густавович Тернер (12 октября 1828 — 7 августа 1906) — русский государственный деятель, член Государственного совета и сенатор, действительный тайный советник (с 1898).

Биография

Из дворян. Учился в пансионах мадам Курвоазы и Геккера при Анненской лютеранской церкви. Затем окончил 2-ю петербургскую гимназию (1846) и камеральное отделение юридического факультета Санкт-Петербургского университета (1850) 1-м кандидатом. В 1851 году вступил на службу в Министерство иностранных дел переводчиком.

В 1856 году назначен секретарем экспедиции церемониальных дел при особой канцелярии Министерства Императорского Двора, в 1859 — причислен к канцелярии Кавказского и Сибирского комитетов для занятий по статистической части.

В феврале 1862 года переведён в Министерство финансов чиновником особых поручений. В 1863 году командирован в Германию для изучения работы прусских таможен; по возвращении назначен в комиссию для пересмотра проекта таможенного устава.

В 1864 году назначен совещательным членом статистического совета при МВД и вскоре также вице-директором Департамента внешней торговли Министерства финансов. Командирован в Париж для изучения вопроса о способе оценки привозимых из-за границы товаров. По приезде из Франции направлен на статистический конгресс во Флоренцию.

В 1865—1866 годах преподавал статистику и политэкономию наследнику престола Великому князю Александру Александровичу.

В 1866 году состоял членом комиссии для подготовки к участию России в Парижской всемирной выставке.

В 1869 году командирован в Египет на открытие Суэцкого канала. В 1871 году избран почётным членом Санкт-Петербургского статистического комитета. С 1872 года состоял членом Совета министра финансов. В 1875 году в качестве представителя России участвовал в Вене в работе российско-австро-венгерской конференции по вопросу заключения торгово-таможенных соглашений.

В 1880 году назначен директором Департамента государственного казначейства. В 1881 году принимал участие в Парижской конференции по вопросам установления постоянного и одинакового соотношения между ценами на золото и серебро и о введении в общее международное употребление биметаллизма. С сентября 1881 по май 1882 находился в командировке в Константинополе в качестве уполномоченного от Министерства финансов для участия в переговорах с турецким правительством о денежном вознаграждении за русско-турецкую войну 1877—1878 гг. В 1885 году утвержден в качестве директора дамского тюремного комитета, а в 1886 — назначен председателем попечительного комитета клинического института великой княгини Елены Павловны.

В 1887—1892 годах — товарищ министра финансов (при министре И. А. Вышнеградском).

В сентябре 1892 года был назначен сенатором, присутствующим в 1-м Департаменте Сената. С января 1896 года состоял членом Государственного совета по Департаменту государственной экономии; в 1906 году, после реформирования Государственного совета, был председателем 2-го Департамента.

Удостоен ряда высших российских орденов, до ордена Св. Александра Невского с бриллиантовыми знаками включительно.

Был известен своими работами по земельным вопросам: «Государство и землевладение», «Общинное владение и частная собственность», «Крестьянские платежи и способы их взыскания», «Крестьянское законодательство и его движение за последние 10 лет», «Дворянство и земледелие» и др.

Оценки современников

статс-секретаря А. А. Половцова:

Тернер безукоризненно честный человек … начитанный, но весьма ограниченный чиновник.

Тернер был такой человек, которого нельзя было не уважать; это был человек высоких принципов, человек образованный. Замечательно, что, несмотря на то, что он носил фамилию Тернер (отец его был лютеранин, наверное не знаю, но чуть ли и он сам не родился лютеранином, а только потом сделался православным), но он был ярым православным, писал различные богословские трактаты… Вообще он был крайне богомолен, даже был ханжой. Тернер очень много читал, но был человеком крайне ограниченным. И именно не по моральным своим свойствам, а по свойствам своей ограниченности он несколько менял свои убеждения, если его непосредственный начальник, которому он доверял, держался других взглядов, нежели те, которых ранее придерживался Тернер… Тернер любил очень много писать, но все, что он писал, было бесцветно. Тем не менее, как я уже говорил, это был редкий человек, это был человек замечательно порядочный, честный и благородный; все относились к Тернеру с большим уважением. Но в наследство он получил тупой немецкий ум.

— Витте С. Ю. 1849—1894: Детство. Царствования Александра II и Александра III, глава 14 // [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0010.shtml Воспоминания]. — М.: Соцэкгиз, 1960. — Т. 1. — С. 287. — 75 000 экз.

Источники

• [dlib.rsl.ru/viewer/01004161228#?page=236 Альманах современных русских государственных деятелей]. — СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1897. — С. 174—175.
• Тернер, Федор Густавович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/gos_sov_biogr/51.shtml Биография]

Отрывок, характеризующий Тернер, Фёдор Густавович

– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.