Культура террамар

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Террамар культура»)
Перейти к: навигация, поиск
Культура террамар
Бронзовый век

Предметы быта: а — топор с «крыльями» (1 — крылья, 2 — выемка); б — смычковидная фибула (1 — иглодержатель, 2 — игла, 3 — пружина); в — обоюдоострая бритва
В составе

общности Полей погребальных урн

Географический регион

Северная Италия

Локализация

долина реки По (в основном регион Эмилия-Романья)

Датировка

2-е тыс. до н. э.

Носители

первая волна италиков (протолатины?)

Преемственность:
← Племена со Среднего Дуная?
← Культура энеолит. свайных поселений озёр Сев. Италии? 		→ Протовилланова? →
Исчезла? →
У этого термина существуют и другие значения, см. Террамары (значения).

Культура террамар(е), Террамары (англ. Terramare culture, нем. Terramare-Kultur, итал. Civiltà terramare) — археологическая культура бронзового века, существовавшая в Северной Италии в долине реки По. Расцвет приходился на вторую половину 2-го тысячелетия до н. э., формирование — первая половина 2-го тысячелетия до н. э. племенами, пришедшими из-за Альп. Исследователи наших дней относят её к группе родственных европейских культур данного периода — Культуре полей погребальных урн, через которую на Апеннинский полуостров проник новый тип захоронения — урновые некрополи. Предполагаемые носители — первая волна италиков, вероятно, племена носителей латино-фалискских языков, отличавшиеся способами ведения сельского хозяйства, развитием производства, торговли и строительством своеобразных посёлков-крепостей — террамар.





История исследования

Название

Исследователи конца XIX века назвали новую, обнаруженную в долине реки По, археологическую культуру по принятому наименованию поселений этой культуры — террамарам (итал. terramare), которые, в свою очередь, были названы от местного наименования невысоких холмов богатых чернозёмом. Отложения подобных холмов сформировались, в основном, за счёт накопления мусорных отбросов на месте длительного времени обитания людей бронзового века[1]. Значение названия холмов на диалекте области Эмилия — «чёрная/жирная земля»[2], другой вариант перевода: terra — «земля» и marna — «мергель»[3]. Иногда в научной и научно-популярной литературе для обозначения культуры может употребляться просто слово «террамары». Также в русскоязычной литературе название поселений иногда транскрибируется как «террамаре», и, соответственно, название культуры — «культура террамаре»[2].

Ранние исследования

Научное исследование культуры террамар началось в 1860 году[4], сначала археологи рассматривали её как универсальную для всего Апеннинского полуострова эпохи бронзового века, так как открытие и изучение террамар происходило ранее появления знаний учёных о существовании Апеннинской культуры[1]. Наличие следов некоторых элементов культуры террамарцев на памятниках Апеннинской культуры, заставило исследователей XIX века считать носителей Апеннинской и Террамар культур одним народом[5]. Реконструкции авторов ранних раскопок в настоящее время утратили значение — поселениям Террамар культуры ошибочно приписывали планировку римских лагерей или городских общин, существовавших в другие, более поздние, временные эпохи[6], а создателями Террамар культуры ошибочно считали этрусков (Т. Моммзен)[7], иллирийцев и лигуров[4].

Общее описание

Локализация

Согласно сегодняшним научным представлениям Террамар культура являлась местным явлением в Северной Италии в долине реки По. Современная локализация её распространения — западные и центральные территории области Эмилия-Романья (провинции Болонья, Модена, Парма, Пьяченца, Реджо-нель-Эмилия), а также на юге региона Ломбардия (памятники обнаружены на части территорий провинций Брешиа, Мантуя и Кремона)[5]. Центр культуры находился между городами Болоньей и Пармой[6]. После прихода племён культуры Вилланова, террамарцы были вытеснены в Южную Этрурию (Лаций), где оказали влияние на развитие местных племён[8]. По предположению ряда учёных, Террамар культура не просто оказала влияние в Южной Этрурии, а собственно продолжала существовать там некоторое время[9].

Датировка и периодизация

Среди археологов существуют различные представлениям относительно датировок Террамар культуры. Наиболее вероятно, что её расцвет приходился на вторую половину 2-го тысячелетия до н. э.[10]. Возникновение культуры относят к первой половине 2-го тысячелетия до н. э. — 2000-1500 гг. до н. э. (I фаза по Г. Сэфлунду)[11], 1900-1600 гг. до н. э. (I фаза по Дж. Патрони)[12], около 1800 года до н. э. (по К. Куманецкому)[2]. Согласно периодизации предложенной шведским учёным Г. Сэфлундом Террамар культуру делят на четыре периода развития[13]:

Период IА IIА IВ IIB
Датировка 2000—1500 годы до н. э. 1500—700 годы до н. э.
Орудия
Используются кремневые (типа Ремеделло), но всё больше появляется бронзовых (возможно, привозные[~ 1]).
Из кремня (серпы и пр.) вытесняются бронзовыми; появляются каменные формы для отливки бронзовых орудий.
Развито бронзоволитейное дело: изготовляются качественные
мечи, топоры с «крыльями» (иначе «закраинами»),
смычковидные фибулы и обоюдоострые бритвы.
Захоронения
Ингумация в простых ямах, без вещей
или со скудным инвентарём.
Трупосожжение, в урнах на полях погребений вблизи поселений.

Происхождение

Начало Террамар культуре положили переселенцы, пришедшие на Апеннинский полуостров в среднем бронзовом веке из-за Альп, вероятно, изначально со Среднего Дуная. Это подтверждается сходством керамики и бронзовых изделий с подобными предметами быта и орудиями из дунайского региона. Возможно, укрепления посёлков-террамар говорят о том, что пришлым племенам приходилось защищаться от враждебного местного населения[14]. Противником этой теории выступал британско-австралийский археолог В. Г. Чайлд, указавший, что за пределами Италии не обнаружено какой-либо «протеррамарской» культуры, которая могла породить все специфические черты Террамар культуры[13]. Достаточным признаками появления террамарцев, В. Г. Чайлд считал изменения в области сельского хозяйства, развитие производства и торговли[15].

Согласно точке зрения ряда археологов, географически ближайшей культурой, имеющей сходство с террамарцами, является культура энеолитических свайных поселений озёр Северной Италии (расцвет в первой половине 2-го тысячелетия до н. э.). Сторонники теории этого сходства прослеживают связь, например, от культуры поселения Арква-Петрарка, которую они считают промежуточной между культурами энеолитических свайных жилищ и террамарами[16], однако подобная преемственность не общепризнанна всеми учёными[8].

Материальная культура

Поселения

Основная статья: Террамары

Своеобразные поселения культуры представлены остатками небольших укрепленных посёлков площадью 1-2 га[3] — так называемыми террамарами, вероятно, являвшимися свайными жилищами, которые были защищены от набегов врагов водным пространством[1]. Археологами обнаружены столбы, сохранившиеся от построек древних людей; большинство исследователей считают их сваями, однако ряд учёных видят в них просто частокол вокруг селений[1]. Также у некоторых обнаруженных поселений имеются окружающие валы и столбы, позволяющие предположить защиту от наводнений[6]. Ещё по одной из гипотез, террамары строились из мергеля на сваях, сначала на сухом месте, а потом всё пространство вокруг строений заливали водой — получался посёлок на искусственном болоте[17].

Советский исследователь А. Л. Монгайт отмечал, что ни одна из террамар не была настолько раскопана, чтобы можно было с уверенностью судить о расположении строений внутри неё. Он предполагал четырёхугольную и ромбовидную планировку террамар, наличие вала с деревянными конструкциями и рва заполненного водой. Также, вероятно, въездные ворота находились с узкой стороны террамары, от которых вела улица, делившая селение на две половины[5].

Самое крупное из найденных поселений Террамар культуры — Кастеллаццо-ди-Фонтанеллато, раскапывалось в 1888—1896 годах в 23 км к северо-западу от города Пармы итальянским археологом Л. Пигорини и другими[5]. Данная террамара имела в плане трапециевидную форму, была окружена рвом шириной 3,75 м и глубиной 3,5 м, а также земляным валом шириной у основания 15 м. Через ров были перекинуты деревянные мосты, внутри поселения находились ряды свай, поддерживавшие, вероятно, помост с хижинами. Улицы представляли собой укреплённые деревом земляные насыпи и пересекались под прямым углом[18].

Захоронения

На первых стадиях своего развития (периоды IA, IIА, IB по Г. Сэфлунду) носители Террамр культуры практиковали ингумацию в простых ямах, без вещей или со скудным инвентарём[14]. Позднее, во второй половине 2-го тысячелетия до н. э. — начале 1-го тысячелетия до н. э. (период IIB по Г. Сэфлунду), погребения представляли собой урновые некрополи, свойственные Культуре полей погребальных урн[19]. Ряд исследователей считает, что этот обычай захоронения был присущ вторгшимся из Центральной Европы племенам (Г. Сэфлунд, Г. фон Мерхардт), другие учёные предполагают его введение вследствие распространения некой религиозной идеи, которая была не связанна с этническими миграциями (Л. Бернабо Бреа, Р. Перони и др.)[20]. Террамарцы первыми принесли подобный обычай захоронения в Северную Италию, откуда он проник южнее, достигнув самых отдалённых областей Апеннинского полуострова, а с XI—IX веков до н. э. прослеживается на Сицилии и Липарских островах[19]. Характер захоронений Террамар культуры позволяет предположить, что резкое имущественное и социальное неравенство в среде её носителей отсутствовало[4].

Хозяйство

Население занималось земледелием (плуг ещё неизвестен, вероятно, пахали деревянной сохой, в которую запрягали быков[~ 2]) — пшеница, бобы, лён, виноград; скотоводством — свиньи, овцы, козы, ослы, лошади; охотой — найдены кости медведя, кабана, оленя; рыболовством. Типичная керамика — лепные сосуды (изготовлялись без гончарного круга), имели тёмнолощёную поверхность и орнамент в виде концентрических желобков или утолщений в виде бугорков; часто выполнялись с «рогатыми» или в форме полумесяца ручками (форма ручки называемая «анса луната»)[21]. Находки семян льна, фрагментов одежды и пряслиц свидетельствуют о развитии ткачества. Террамарцами был достигнут высокий уровень в обработке бронзы, но на начальных стадиях развития культуры, несмотря на использование орудий и оружия из бронзы, её представители продолжали применять и их каменные (в основном кремневые) аналоги[3][5].

Вероятно, в XIV веке до н. э. в районе современной Болоньи Террамар культура вступила в соприкосновение с распространившейся по всей Италии Апеннинской культурой[5]. В период поздней фазы последней[22], такие бронзовые изделия террамарцев, как топоры с «крыльями» (иначе «закраинами»), смычковидные фибулы и обоюдоострые бритвы, были предметами торговли по всему Апеннинскому полуострову[6]. Следы этого товарооборота прослеживаются даже на отдалённом юге — в поселении на месте современного Таранто, здесь помимо представителей Апеннинской культуры, около 1250 года до н. э. поселились микенцы, способствуя развитию трансадриатической торговли[23]. К востоку от территорий распространения террамар такие свидетельства имеются в поселениях Апеннинской культуры у современной Болоньи[24], а на севере — в озёрном поселении у современной Пескьеры[25]. Помимо внутрииталийского товарообмена, террамарцы имели связи и со средиземноморскими культурами Франции[26], также известно, что с южного берега Балтийского моря сюда попадали изделия из янтаря (бусы и прочее)[27].

Этническая принадлежность

На сегодняшний день наиболее вероятными создателями Террамар культуры исследователи считают первую волну италиков — племена протолатинов[1] и близкородственных им фалисков, которые после вытеснения их культурой Вилланова оказали влияние на развитие племён Южной Этрурии (Лаций)[8].

В России в начале XX века учёным В. И. Модестовым была предложена гипотеза, согласно которой в эпоху бронзы на Апеннинский полуостров вторглись носители Террамар культуры — «террамариколы», которые были предками латинян, а в железном веке вторглись другие италики — оски и умбры, принесшие с собой культуру Виллановы[28] (см. раздел «Происхождение»). Эта теория и сегодня широко распространена среди исследователей[29]. Однако вопрос остаётся предметом дискуссий ряда учёных и различные гипотезы прослеживаются в работах исследователей XX века — например, польский филолог К. Куманецкий создателями Террамар культуры называет не просто протолатинов, а племена, разделившиеся позднее на латинян, умбров и самнитов[2], а итальянский учёный Лавиоза-Замботти, по прежнему, согласно представлениям археологов XIX века, не обособляет террамарцев в отдельную культуру и рассматривает их как ответвление Апеннинской культуры[30].

Историческая судьба

Одна из теорий для позднего периода Апеннинской культуры утверждает, что археологический материал большого количества памятников по всей Доисторической Италии является продуктом гибридизации Террамарской и Апеннинской культур, через которые террамарцами было оказано влияние на культуру Протовилланова Субапеннинского периода[~ 3] и некоторые культуры раннего железного века в Италии[6]. Примером может служить крупный могильник около коммуны Пианелло (итал. Pianello). Но существует и альтернативная гипотеза, согласно которой тот же Пианелло был населён представителями новой волны переселенцев с севера[31], а с появлением племён протовилланова, террамарцы исчезли. Таким образом на сегодняшний день существуют следующие гипотезы о трансформации Террамар культуры со временем[32]:

  1. Пришедшие в Италию по морю и суше новые племена протовилланова смешались с террамарцами и сохранили многие черты их культуры.
  2. С появлением племён протовилланова Террамар культура прекратила своё существование.
  3. Культура протовилланова возникла в результате смешения носителей Террамар и Апеннинской культуры (взяв погребальный обряд и обработку металла от первой, а форму посуды и частично сельскохозяйственную экономику от второй)[33].

См. также

Напишите отзыв о статье "Культура террамар"

Примечания

Комментарии
  1. ↑ Бронзовые орудия могли быть привозными, так как на этой стадии развития Террамар культуры не найдено форм для отливки изделий из бронзы (Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века, Т. 2. — М.: «Наука», 1974. — С. 90).
  2. ↑ В долине Камоника, среди наскальных рисунков есть сцены пахоты, некоторые из которых можно отнести ко времени существования Террамар культуры (Kühn H. Die Felsbilder Europas. — Zürich-Wien, 1952. — S. 126).
  3. ↑ Принятое название переходного периода от эпохи бронзы к железу на Апеннинском полуострове ([www.sno.pro1.ru/lib/istoriya_evropy/10.htm Глава 2] // История Европы. Т. 1. Древняя Европа. — М.: «Наука», 1988. — С. 174).
Источники
  1. ↑ 1 2 3 4 5 [www.sno.pro1.ru/lib/istoriya_evropy/10.htm Глава 2] // История Европы. Т. 1. Древняя Европа. — М.: «Наука», 1988. — С. 174.
  2. ↑ 1 2 3 4 Куманецкий К. [www.sno.pro1.ru/lib/kumanec/rome/liberI.htm История культуры Древней Греции и Рима]. — С. 175.
  3. ↑ 1 2 3 [bse.sci-lib.com/article110213.html Террамары] // БСЭ. — М: «Советская Энциклопедия», 1978. (по: Немировский А. И. Племена Италии во II тыс. до н. э. — «Вестник древней истории», 1957. — № 1).
  4. ↑ 1 2 3 [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/17475/%D0%A2%D0%95%D0%A0%D0%A0%D0%90%D0%9C%D0%90%D0%A0%D0%AB Террамары] // Советская историческая энциклопедия. — М.: «Советская Энциклопедия», 1973—1982.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века (Том 2). — М.: «Наука», 1974. — С. 90.
  6. ↑ 1 2 3 4 5 Террамары // Брей У., Трамп Д. [www.fidel-kastro.ru/history/ARHEO/archeologia.htm Археологический словарь]. — М.: «Прогресс», 1990.
  7. ↑ [www.sno.pro1.ru/lib/istoriya_evropy/10.htm Глава 2] // История Европы. Т. 1. Древняя Европа. — М.: «Наука», 1988. — С. 177.
  8. ↑ 1 2 3 [dictionary_of_ancient.academic.ru/4056/%D0%A2%D0%B5%D1%80%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D1%80_%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0 Террамар культура] // Словарь античности. — Перевод с немецкого. М.: «Прогресс»: Лейпцигский Библиографический институт, 1989.
  9. ↑ Бадак А. Н., Войнич И. Е., Волчек Н. М. и др. История Древнего мира. Древний Рим. — М.: «АСТ», 2001. — С. 9.
  10. ↑ Террамары // Матюшин Г. Н. [lib.ru/HISTORY/MATYUSHIN/archeodict.txt Археологический словарь]. — М.: «Просвещение»: АО «Учеб. лит.», 1996.
  11. ↑ Säflund G. Bemerkungen zur Vorgeschichte Etruriens. — Studii etruchu, XII 1939. — pp. 35.
  12. ↑ Patroni G. La Preistoria, v. 1. — Milano, 1937. — pp. 337-338.
  13. ↑ 1 2 Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 91-92.
  14. ↑ 1 2 Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 91.
  15. ↑ В. Г. Чайлд У истоков европейской цивилизации. — С. 332-333.
  16. ↑ [bse.sci-lib.com/article070576.html Арква-Петрарка] // БСЭ. — М: «Советская Энциклопедия», 1978. (по: Montelius О. La civilisation primitive en Italic, v. 1-2, Stockh., 1895—1910; Patroni G. La Preistoria, v. 1. — Milano, 1937).
  17. ↑ Памятники археологии // Матюшин Г. Н. Указ. соч.
  18. ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/7660/%D0%9A%D0%90%D0%A1%D0%A2%D0%95%D0%9B%D0%9B%D0%90%D0%A6%D0%A6%D0%9E Кастеллаццо-ди-Фонтанеллато] // Советская историческая энциклопедия. — М.: «Советская Энциклопедия», 1973—1982.
  19. ↑ 1 2 Поле погребальных урн // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  20. ↑ Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 140.
  21. ↑ Анса луната // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  22. ↑ Апеннинская культура // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  23. ↑ Таранто // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  24. ↑ Болонья // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  25. ↑ Пескьера // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  26. ↑ Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 110.
  27. ↑ Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 118.
  28. ↑ Модестов В. И. Введение в римскую историю, ч. I. — СПб., 1902.
  29. ↑ Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 211.
  30. ↑ Laviosa-Zambotti P. II Mediterraneo, l’Europa, l’Italia durante la preistoria. — Torino, 1954.
  31. ↑ Пианелло // Брей У., Трамп Д. Указ. соч.
  32. ↑ Монгайт А. Л. Указ. соч. — С. 141.
  33. ↑ Trump D. H. Central and Southern Italy before Rome. — London, 1966. — P. 137-144.

Литература

Ссылки

  • [www.celtica.ru/content/view/155/160/1/1/ Бронзовый век Западного Средиземноморья] (рус.). «Сeltica.ru». [www.webcitation.org/69k40LBu6 Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].
  • [www.anzolaprimadellemilia.it/ «Anzola Prima dell’Emilia»] (итал.). Археологическое общество коммуны Анцола-делл'Эмилия. [www.webcitation.org/69k41CYVu Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].
  • [www.parcomontale.it/ «Terramara di Montale»] (итал.). Археологический парк в Montale Rangone. [www.webcitation.org/69k41yl4g Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].
  • [www.britannica.com/EBchecked/topic/588201/Terramare-culture Terramare-culture] (англ.). «Encyclopædia Britannica». [www.webcitation.org/69om7gjXf Архивировано из первоисточника 10 августа 2012].
Основные археологические культуры бронзового века Евразии
Атлантическая Европа
Италия и Адриатика
Карпаты, Балканы и Крит
Центральная Европа
Лесная полоса Евразии
Евразийские
степи
Предкавказье, Северный
Кавказ и Закавказье
Средняя Азия
Восточная Азия
Южная Азия

Отрывок, характеризующий Культура террамар

Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Культура_террамар&oldid=78473706»