Террасное земледелие

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Террасное земледелие — земледелие, ведующееся на культивируемых полях, расположенных на нескольких уровнях холмов (гор), в виде широких ступеней. Террасы (ступени) необходимы для консервации почвы, для замедления или недопущения быстрой эрозии поверхности из-за стока ирригационных вод.



Общие исторические сведения

В условиях гор и предгорий террасное земледелие — это вынужденная необходимость, которой нет альтернативы и до сих пор, поэтому террасное земледелие применялось практически всеми земледельческими народами, живущими в горных или предгорных районах.

Террасное земледелие применялось в Китае, Индокитае, Индонезии, Филиппинах, Непале, а также в Южной Америке ещё со времён древнейших индейских государств (Морай — империя инков и др.), предположительно, в древнем Вавилоне (Висячие сады Семирамиды), в древнем Риме (Вилла Папирусов в Геркулануме).

Выбор культур для выращивания при террасном земледелии зависит от объёма выпадающих в этой местности осадков, климата и др. значимых обстоятельств. В одних случаях эффективнее выращивать рис или иные зерновые, в других случаях — чай, виноград и т. п.

Террасное земледелие применялось также в древней Англии, при этом терраса называлась lynch. Хорошим примером является Lynch Mill в Лайм-Реджис, где вода поступает на мельницу через канал, проложенный по террасе.

Предположительно, самыми древними из всех сохранившихся террас, являются террасы, которые недавно обнаружены археологами на территории современной России, а именно на Кавказе — террасы майкопской археологической культуры, так как данная культура датируются концом IV тыс. до н. э.[1]

Напишите отзыв о статье "Террасное земледелие"

Примечания

  1. [nasledie.org/v3/ru/?action=view&id=423295 ГУП «Наследие»]

См. также


Отрывок, характеризующий Террасное земледелие

– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.