Терренс и Филлип

Персонаж «Южного парка»

Терренс и Филлип
Пол:	мужской
Цвет волос:	брюнет — Терренс, блондин — Филлип
Возраст:	30—40 лет
Профессия:	актёры, юмористы
Вероисповедание:	католики
Первое появление:	Смерть
Озвучивает:	Мэтт Стоун — Терренс, Трей Паркер — Филлип

Те́рренс и Фи́ллип (англ. Terrance and Phillip) — персонажи мультипликационного сериала «Южный парк», канадские телевизионные комики, выпускающие своё телешоу и снявшиеся в нескольких полнометражных фильмах.

Терренс и Филлип — комический дуэт, они, как правило, появляются и выступают только вместе. Как и у всех канадцев в сериале, лица Терренса и Филлипа ничем не отличаются друг от друга. Однако у Терренса (урождённого Терренса Генри Стута, англ. Terrence Henry Stoot) чёрные волосы и красная рубашка с буквой «T», а у Филлипа (урождённого Филлипа Найлза Эйрджайла, англ. Phillip Niles Argyle) — светлые волосы (согласно эпизоду 505, крашеные) и голубая рубашка с буквой «P».

Из-за некоторых деталей может возникнуть вопрос, являются Терренс и Филлип дважды мультипликационными персонажами или «реальными» людьми. Они действуют в сериале как реальные герои, однако в серии «Смерть» их шоу несколько раз называют мультфильмом. В фильме «Саут-Парк: Большой, длинный и необрезанный» Картман отвечает на вопрос, нравятся ли ему Терренс и Филлип: «Да, только анимация дерьмовая», однако создатели сериала объяснили, что здесь имеется в виду сам «Южный парк», который Терренс и Филлип смотрят в телефильме «Не без моего ануса».

В игре South Park: The Stick of Truth главный герой видит их вживую в одном из квестов.

Биография персонажей

В эпизоде 505 говорится, что Терренс и Филлип выступали в возрасте 5 лет на шоу Эда Салливана. Судя по выступавшим одновременно с ними артистами (The Mamas and The Papas), это была середина 60-х годов; соответственно, сейчас Терренсу и Филлипу должно быть около 45-47 лет. Вначале дуэт исполнял традиционные канадские песни, непонятные американской аудитории; однако во время паузы в выступлении Терренс случайно пукнул. Это было воспринято как шутка и встречено хохотом и восторгами американской аудитории. С тех пор Терренс и Филлип стали выступать как комический дуэт и добились успеха, выступленая на различных шоу, а позже — с собственным комедийным сериалом. По их сценарию в 1997 г. вышел озвученный ими же мультфильм, а позже появились спецвыпуски шоу — выпуск ко дню независимости (отрывки мы видим в эпизоде 109) и телефильм «Не без моего ануса» (составляющий эпизод 201 «Южного парка»).

Из-за первого полнометражного фильма Терренса и Филлипа — «Пламенные жопы» — разгорелась война между США и Канадой. В процессе войны Терренса и Филлипа едва не казнили на электрическом стуле; их успел спасти Картман, схватив рубильник. Чуть позже, во время разыгравшегося сражения между американцами и канадцами, их застрелила Шейла Брофловски. Однако, благодаря Кенни, все погибшие в этой войне были воскрешены, в том числе Терренс и Филлип (см. «Саут-Парк: Большой, длинный и необрезанный»). Позже «Пламенные жопы» были номинированы на «Оскар».

После этого между Терренсом и Филлипом произошла размолвка. Терренс потолстел и стал безуспешно выступать с другим партнёром (не канадцем), а Филлип пытался играть Шекспира в канадском театре. Однако в эпизоде 505 они воссоединяются. Вскоре появляется анонс продолжения первого фильма дуэта — «Пламенные жопы 2», который пытаются посмотреть в эпизоде 604 Картман, Стэн, Кайл и Баттерс.

В эпизоде 1004 мы видим фрагмент из ещё одного спецвыпуска шоу Терренса и Филлипа — «Загадка ранчо Ленивого Джея» (англ. Mystery at the Lazy «J» Ranch), где участвует пророк Мухаммед, а в эпизоде 1204 Терренс и Филлип оказываются единственными канадцами, выступающими против забастовки. В 1304 серии они пытались пожениться, но из-за своего пердежа и аналогичного действа у их невест, не смогли.

Юмор Терренса и Филлипа

Юмор телешоу дуэта является предельно непристойным, туалетным и грубым. Создатели сериала ввели этих персонажей после обвинений в «туалетности» юмора в самом «Южном парке», чтобы показать, что такое по-настоящему туалетный юмор. Можно сказать, что шоу Терренса и Филлипа — это гиперболизированная пародия на низкопробные американские телешоу.

Когда на официальном сайте сериала спросили, почему Терренс и Филлип постоянно пердят, последовал ответ: «Это всё их чёртовы крафтовы обеды».

Шутки Терренса и Филлипа обычно основаны на пердеже. Когда один из комиков пукнет, они оба начинают громко и противно смеяться. В фильме «Пламенные жопы» Терренс и Филлип используют огромное количество брани и исполняют похабную песню «Unclefucker» (рус. «Дядеёб»), которая позже становится хитом продаж (эта песня была выпущена на саундтреке South Park: Bigger, Longer & Uncut).

Отношение к сериалу

Ярыми фанатами шоу Терренса и Филлипа являются все школьники Саут-Парка, в том числе и все главные герои сериала. Впервые мы видим их смотрящими шоу Терренса и Филлипа в эпизоде 106 (Смерть); непристойный сортирный юмор вызывает недовольство родителей, и те начинают бойкотировать телекомпанию, выпускающую шоу (привлекая её внимание в том числе массовыми самоубийствами). В эпизоде 106 над шоу также смеётся сама Смерть. В фильме «Саут-Парк: Большой, длинный и необрезанный» все школьники после просмотра фильма «Пламенные жопы» начинают ругаться матом и петь похабные песни. Когда их матери под руководством Шейлы Брофловски развязывают для борьбы с Терренсом и Филлипом канадо-американскую войну, школьники организуют подпольную армию сопротивления, пытаясь освободить комиков. В эпизоде 505 школьники попадают на концерт Терренса и «нового» Филиппа, а затем объединяют их для участия в празднике защиты Земли.

Судя по эпизоду 505, многие серии шоу Терренса и Филлипа Стэн и Кайл знают наизусть. В эпизоде 415 Картман смотрит шоу с матерью и восхищается тем, каким оригинальным оно остаётся. Короткий анонс фильма «Пламенные жопы 2», в котором сами Терренс и Филлип появляются лишь на несколько секунд, вызывает у всех четвероклассников бурный восторг (эпизод 604).

У многих школьников есть атрибутика Терренса и Филлипа. В фильме «Саут-Парк: Большой, длинный и необрезанный» майки с дуэтом носят все учащиеся школы, кроме Венди и Грегори (у Кенни майка не видна, но и у него она, вероятно, надета под парку — после приказа всем школьникам, носящим такую атрибутику, уйти домой, он также покидает школу). У будильника Стэна вместо стрелок — фигурки Терренса и Филлипа. У Кайла и Стэна есть спальные мешки и пижамы с изображением Терренса и Филлипа.

Некоторые взрослые, несмотря на показное отрицательное отношение к шоу Терренса и Филлипа, втайне смотрят его — в частности, за этим были замечены Шеф и Рэнди Марш.

Терренс и Филлип как сатира

В образах Терренса и Филлипа, помимо пошлых комедийных телешоу, высмеяно (как и в остальных образах канадцев в «Южном парке») отношение американцев к канадцам как к низшим неполноценным существам. Это выражается и в гипертрофированном внешнем виде, уродливом и примитивном по сравнению со внешностью американцев в шоу: до схематичности упрощённые тела, маленькие непрорисованные глаза и «откидные» верхние части голов вместо челюстей. В эпизоде 505 звучит диалог:

— Боже мой, что у них с головами?
— Успокойся, родная, они же канадцы.

В фильме «Саус-Парк: Большой, длинный и необрезанный» возмущённые зрители уходят из кинотеатра во время эпизода с песней «Unclefucker», говоря:

— Что за дрянь?
— А что ты хотела, они же канадцы.

Множество стереотипов о канадцах представлено в «телефильме» Терренса и Филлипа «Не без моего ануса» (эпизод 201) и эпизоде 715.

Считается, что в образах Терренса и Филиппа (в частности, в их смешках) есть намёк на Бивиса и Баттхеда. Также в некоторых деталях (например, дебют на шоу Эда Салливана) усматривается намёк на комик-дуэт «Уэйн и Шастер» (англ. Wayne and Shuster).

Литература по теме

• M. Keith Booker. [books.google.com/books?id=EGtTOAGYSWQC&pg=PA132&dq=%22timmy%22#v=snippet&q=Terrance%20Phillip&f=false Вытащенный к телевизору: мультипликация в прайм-тайм — от Flingstones до Famili guy] = Drawn to television: prime-time animation from the Flintstones to Family guy. — Praeger, 30 август 2006. — С. 135,141-142,147,152,157. — 208 с. — ISBN 978-0275990190.
• Leslie Stratyner, James R. Keller. [books.google.com/books?id=q_dHbk7CdOkC&pg=PA145&dq=Terrance+Phillip+%22south+park%22&hl=en&ei=chcvTJGfMqrvnQfY0uX5Aw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CDQQ6AEwAQ#v=snippet&q=Terrance%20Phillip%20&f=false Глубокое дно Южного Парка: критическое эссе о телевизионном шоковом мультсериале] = The Deep End of South Park: Critical Essays on Television's Shocking Cartoon Series. — McFarland, 13 мая 2009. — С. 52-60,145,152,180. — 204 с. — ISBN 978-0786443079.

Отрывок, характеризующий Терренс и Филлип

– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.