Территориальные приобретения Греции по итогам Первой Балканской войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Греция вступила в Первую Балканскую войну 6 (19) октября 1912 года. Выступив на стороне Балканского союза из войны Королевство Греция вышло победителем, присоединив к себе ряд территорий Османской империи, а также территории некоторых зависимых от неё государств. Все территориальные приобретения на международном уровне были узаконены Лондонским мирным договором 1913 года, однако ещё во время войны ряд зависимых от Османской империи, а также непосредственно входящих в неё территорий заявили о добровольном вхождении в состав Греции.





Государства добровольно вошедшие в состав Греции

Критское государство

Несмотря на проигрыш Греции в Первой греко-турецкой войне, на Крите, на который по причине греческого восстания была произведена интервенция Великих держав, 9 декабря 1898 года было создано автономное от Османской империи Критское государство.

Под патронатом великих держав для управления государством было создано правительство во главе с Верховным комиссаром принцем Георгом. Со временем началось политическое противостояние между принцем Георгом и министром юстиции Элефтериосом Венизелосом, которое привело к тому, что в марте 1905 года на острове вспыхнуло восстание под предводительством Венизелоса. Венизелосом было сформировано Революционное собрание, которое объявило «политический союз Крита с Грецией в качестве одного свободного правового государства». В результате данных событий, при посредничестве Великих держав, Принц Георг ушел в отставку и отбыл с острова, была принята новая конституция, новым Верховным комиссаром стал Александрос Заимис, начался вывод войск Великих держав, а руководство жандармерии было заменено на греческое.

В 1908 году, воспользовавшись внутренними беспорядками в Османской империи, а также приближением окончания срока руководства Заимиса на острове, критские депутаты в одностороннем порядке объявили об объединении с Грецией[1]. Грецией данный акт был признан с началом Первой Балканской войны — в октябре 1912 года.

Княжество Самос

Несмотря на то, что подавляющее большинство населения острова Самос составляли греки, по итогам Лондонской конвенции остров не вошел в состав новосозданного греческого государства. Взамен этому на его территории в 1832 году было создано Княжество Самос — вассальное княжество Османской империи под защитой Великих держав[2].

Князя — главу государства, обязательно являвшегося греком по национальности, назначал османский султан, при этом в государстве был также и «парламент» — палата из 36 депутатов под председательством митрополита. Княжество было обязано платить ежегодную дань Османской империи, которая составляла 300000 пиастров. В остальном княжество было фактически независимо.[3]

С началом Первой Балканской войны в 1912 году национальное собрание Самоса приняло решение о присоединении к Греции[4]

Свободное государство Икария

С началом Первой Балканской войны на острове Икария, населённом преимущественно греками, вспыхнуло восстание против Османской империи. Восставшим удалось самостоятельно очистить территорию острова от османских войск и провозгласить создание Свободного государства Икария.[5]

Государство просуществовало с июля по ноябрь 1912 года. 4 ноября 1912 года на территорию государства вошли греческие войска и его правительством было принято решение о присоединении к Греции.[6]

Территории, присоединённые по Лондонскому мирному договору

По Лондонскому договору Греция получала часть Македонии, разделённой между Грецией, Болгарией и Сербией, и южную часть Эпира. Северная часть Эпира должна была отойти к создающемуся албанскому государству, однако, несмотря на это, была оккупирована Грецией вплоть до 1914 года, и даже получила при поддержке греков недолго просуществовавшую автономию от Албании. Статус занятых Грецией островов в Эгейском море было поручено решить комиссии из представителей великих держав, окончательно их статус в составе Греции был закреплён лишь по окончании Второй Балканской войны Бухарестским мирным договором 1913 года[7].

Напишите отзыв о статье "Территориальные приобретения Греции по итогам Первой Балканской войны"

Примечания

  1. Ion, Theodore P., "The Cretan Question, " The American Journal of International Law, April, 1910, pp. 276—284
  2. Самос // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [en.wikisource.org/wiki/1911_Encyclop%C3%A6dia_Britannica/Samos Samos] — Encyclopædia Britannica
  4. [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/2350/%D0%A1%D0%90%D0%9C%D0%9E%D0%A1 САМОС] — Большой филателистический словарь
  5. [enc-dic.com/philately/Ikarija-868.html Икария] — Словарь филателиста
  6. [www.ria.ru/world/20120718/702642121.html Греция опровергает слухи о присоединении острова Икария к Австрии] — РИА Новости
  7. Задохин А., Низовский А. [militera.lib.ru/h/zadohin_nizovsky/index.html Пороховой погреб Европы]. — М.: Вече, 2000. — С. 112—118. — ISBN 5-7838-0719-2.

См. также

Отрывок, характеризующий Территориальные приобретения Греции по итогам Первой Балканской войны

– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.