Территория Невада

Территория Невада
англ. Nevada Territory
Инкорпорированная организованная территория США
← 1861 — 1864 →
Флаг
Территории Невада и Юта в 1861 году; линиями обозначены современные границы штатов
Столица	Дженоа (1861) Карсон-Сити
Язык(и)	английский
Форма правления	Инкорпорированная организованная территория
Губернатор
- 1861—1864	Джеймс Най

К:Появились в 1861 годуК:Исчезли в 1864 году

Территория Невада (англ. Nevada Territory) — инкорпорированная организованная территория США, существовавшая с 2 марта 1861 года по 31 октября 1864 года.

История

До создания эта территория была западной частью Территории Юта, известной как «Уошо» (по проживавшему здесь племени Уошо). Если федеральное правительство хотело отделить территорию по политическим мотивам, то местное население желало выделения из-за того, что проживавшие здесь христиане классических направлений находились во враждебных отношениях с проживавшими на остальных землях Территории Юта мормонами.

Несмотря на то, что залежи серебра привлекали в Неваду шахтёров, эти земли не были населены настолько, чтобы претендовать на статус штата, однако так как США нуждались в серебре и в антирабовладельческих настроениях местных жителей, то на нехватку населения закрыли глаза и стали готовить территорию к самоуправлению.

31 октября 1864 года Территория Невада вошла в состав США в качестве штата.

Управление

Первой столицей Территории был городок Дженоа (первый населённый пункт в Неваде), однако вскоре она была перенесена в бурно растущий Карсон-Сити.

Когда началась подготовка к созданию Территории, то в сентябре 1859 года её временным губернатором был избран Айзек Руп. Когда 2 марта 1861 года Территория была создана, то президент Линкольном назначил её губернатором Джеймса Ная, который и остался её единственным губернатором, став впоследствии первым губернатором штата Невада.

Первым и единственным секретарём Территории был Орайон Клеменс — старший брат Сэмюэла Клеменса.

Проблемы границ

Восточную границу Территории Невада хотели провести по 116-му меридиану, однако когда восточнее этой линии было обнаружено золото, то делегация Территории в Конгрессе попросила о сдвиге границы на 115-й меридиан, что и было утверждено Конгрессом в 1862 году. Так как впоследствии были обнаружены новые залежи золота, то в 1864 году граница была сдвинута ещё восточнее, на 114-й меридиан, забрав ещё часть земель от Территории Юта.

В качестве южной границы Территории Невада была определена 37-я параллель, но в 1866 году штат Невада попросил Конгресс сдвинуть границу на юг до реки Колорадо. Конгресс удовлетворил просьбу в 1867 году, отдав Неваде западный конец Территории Аризона. Аризона резко протестовала, но не нашла большой поддержки в Конгрессе, так как во время Гражданской войны поддерживала Конфедерацию.

Спор о точном прохождении Невадско-Калифорнийской границы между озером Тахо и точкой пересечения 35-й параллели с рекой Колорадо продолжался вплоть до начала XX века.

Отрывок, характеризующий Территория Невада

Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.