Территория съездов НСДАП в Нюрнберге

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 49°25′26″ с. ш. 11°07′50″ в. д. / 49.42389° с. ш. 11.13056° в. д. / 49.42389; 11.13056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.42389&mlon=11.13056&zoom=14 (O)] (Я)

Территория съездов Национал-социалистической Немецкой Рабочей Партии — (НСДАП) (нем. Reichsparteitagsgelände) — область на юго-востоке Нюрнберга, на которой проводились с 1933 по 1938 гг. съезды НСДАП. Территория охватывает площадь в более чем 11 км².

В конце первого десятилетия XXI века территория съездов была превращена в музей под открытым небом. Базой для него является Документальный центр («Докуцентр») с полным названием Dokumentationszentrum Reichsparteitagsgelände.

У каждого из представляющих исторический интерес сооружений сейчас установлен стационарный музейный стенд с фотографиями, отображающими вид сооружения в эпоху Третьего Рейха и, если оно не было построено, с проектными зарисовками. Эти «станции»[1] были перенумерованы, что облегчает их осмотр.





Содержание

История

Город Нюрнберг с его богатой историей и традициями и хорошо сохранившимися памятниками истории представлял собой идеальное место для Национал социалистического движения уже во времена Веймарской республики. В этом, как заявил Гитлер, «самом немецким из всех немецких городов» (нем. «deutschesten aller deutschen Städte») легко удавалось продемонстрировать связь идеологии нацизма с имперским прошлым.

Хотя первые съезды НСДАП в 1923 и 1926 годах были проведены в Мюнхене и Веймаре соответственно, деятельность этой партии началась в городе ещё в 1923 г., а съезды 1927 г. и 1929 года состоялись уже в Нюрнберге ещё во времена Веймарской республики.

Хотя городское правление имело сильное демократическое ядро и пользовалось широкой поддержкой рабочих, оно было бессильно против руководителей полицейского управления, высшие должности которого занимали сторонники нацизма. Именно этим объясняется специфическая роль города, которую он сыграл в государстве после прихода Гитлера к власти в 1933 году. И именно в этом году Нюрнберг был назван «городом партийных съездов».

C 1933 по 1939 г. территория вокруг озера Дутцендтайх начала систематически использоваться во время ежегодных партийных съездов. Здесь во многом начал своё формирование культ нацизма, сопряжённый с демонстрацией силы государства и единодушной его поддержки населением. Тогда предполагалось превратить Нюрнберг в идеологическую столицу национал-социалистического движения — (нем. «Tempelstadt der NS-Bewegung»)

В 1934 г. Гитлер дал указание о поиске места для соответственного оформления для проводимых общегерманских партийных мероприятий, назначив Альберта Шпеера главным архитектором. Ему же принадлежит и общий проект оформления территории. Некоторые из задуманных колоссальных строений целиком или частично были построены и существуют в настоящее время.

Для подготовки и финансирования проведения партсъездов в 1935 г. было создана специальная организация (нем. «Zweckverband Reichsparteitage Nürnberg») Ежегодно организация осуществляла гигантскую программу мероприятий, например на 1937 планировалось их 55.

На время этих мероприятий в город съезжалось множество участников, перемещение которых вело к коллапсу транспорта. Для их размещения использовались общественные здания, школы и фабричные помещения. Для поддержания порядка требовалось значительное увеличение необходимого персонала.

1 сентября 1939 г. в связи с началом войны объём выполняемых работ был резко уменьшен. Тем не менее нигде в Германии остатки времён нацизма не были сохранены в таком количестве, как это имеет место в Нюрнберге.[2]

До конца 60-х годов отношение городских властей к этой территории было сугубо прагматичным. Так на юге Нюрнберга стал возводиться новый жилой район -Лангвассер и территория бывшего Мартовского (Марсова) поля стала застраиваться и к концу ХХ в. здесь жило уже 35 000 человек.

С 1973 г., когда были пересмотрены положения Баварского закона об охране памятников истории, сохранившиеся следы перешли под государственную охрану.

Интерес подрастающего поколения к теме возрос около 1983 г., когда после начала эпохи нацизма прошло полвека и начался процесс переосмысления прошлого. В связи с этим было принято решение организовать постоянно действующую выставку под девизом: «Очарование и Насилие» (нем. Fascination und Gewalt) с использованием сохранившихся помещений. В качестве конкурирующего проекта в 1987 г. рассматривалось создание на базе Дворца съездов грандиозного торгового центра. На проведённом в июле 1988 г. симпозиуме, организованном департаментом культуры, было принято решение, исключающее возможность включать следы нацизма в современную жизнь города. Для размещения выставки было предложено использовать центральное помещение трибуны Цеппелина, где она и находилась до 2001 г.

В 1994 г. власти города приняли решение перенести постоянно действующую выставку в недостроенное крыле здания Дворца съездов (нем. Kongresshalle). Работы проводились по проекту австрийского архитектора Гюнтера Доменига (Günther Domenig), создавшего оригинальную конструкцию в архитектурном оформлении выставки при созданном здесь же Документальном центре.

4 ноября 2001 года выставка была открыта для посещения. Ежегодно её посещает около 170 000 человек[2] [3].

В последние годы на Полях Цеппелина проводится[4] один из крупных рок-фестивалей — Rock im Park. Rock im Park и Rock am Ring — это параллельные фестивали, с одинаковыми участниками. Место проведения Rock am Ring — трасса Нюрбургринг. В 2014 году фестиваль Rock im Park проходил с 6 по 9 июня, хэдлайнерами были Metallica, Linkin Park, Kings of Leon, Iron Maiden.

Постройки, возведенные до 1933 г

Эта территория на юго-востоке Нюрнберга стала ещё в конце XIX в традиционным местом отдыха горожан, которым предоставлялась возможность пользоваться оборудованными купальнями, прогуляться по берегу пруда и закусить в кафе на берегу.

В 1906 г. в области между прудом Dutzendteich и сегодняшней площадью Platz der Opfer des Faschismus проходила Баварская юбилейная выставка (нем. die Bayerische Jubiläums-, Landes-, Industrie-, Gewerbe- und Kunstausstellung), посвящённая 100-летнему юбилею вхождения Свободного города Нюрнберга в состав королевства Бавария. За это время Нюрнберг превратился в современный индустриальный город с населением 295 000 человек. Патроном выставки стал правивший тогда принц-регент Луитпольд. Число посетителей выставки достигло 2,5 млн человек. В честь патрона северная часть территории выставки была названа Рощей Луитпольда (нем. Luitpoldhain). Сооруженные для выставки здания, в том числе маяк, были впоследствии снесены или сильно перестроены.

В 1912 г. в области между Рощей Луитпольда и прудом Dutzendteich открылся Нюрнбергский зоопарк. Роща стала также популярным местом проведения массовых мероприятий. Здесь 12 августа 1923 года Социал-демократическая партия Германии (SPD) провела 50-тысячный митинг в поддержку Веймарской конституции.

К востоку от пруда в 20- годы разместились спортивные сооружения. Эти сооружения и удобный подъезд сделали выставку популярным местом для массовых мероприятий, в том числе съездов партии НСДАП 1927 г. и 1929 г.

По другую сторону пруда с 1923 г. по инициативе нюрнбергского обер-бургомистра Германа Луппе (Hermann Luppe) возникла спортивная зона с восьмиугольным городским стадионом (архитектор: Otto Ernst Schweizer). Он вмешал 50.000 зрителей, включая особую трибуну на 2.500 зрителей. После того, как Нюрнберг был объявлен в 1933 году «городом имперских съездов партии», возникла необходимость ликвидировать зоопарк, разделявший территорию съездов НСДАП на двое. Тем не менее, лишь в феврале 1936 г. было решено перенести зоопарк в высшей степени привлекательную лесистую область старой каменоломни в Schmausenbuck, строительные работы были начаты там летом 1937 и оканчивались в конце 1939. Старый зоопарк был закрыт только в феврале 1939 г.

Монументальное строительство на этой территорией было начато в 1928 г., когда на северо-восточной стороне Рощи Луитпольда возвели памятник павшим воинам Первой мировой войны и так называемый Зал Почета (нем. Ehrenhalle, архитектор: Fritz Mayer). [2],[3]

Архитектура и идеология нацизма

Целью национал-социалистического движения было создание общества нового типа, состоящего из «сверхчеловеков», свободных от любых проявлений присущих людям слабостей и завоевания для них «жизненного пространства». При этом в полную силу эксплуатировалась свойственная немцам склонность к романтическому восприятию действительности и, особенно, своей истории, а также героика, нашедшая своё отражение в музыке (Вагнер) и литературе (Ницше).

Пропаганда подобной идеологии требовала создания адекватных зрительных образов, нашедших своё выражение в архитектуре, доведённой до последней стадии гигантизма. Были выбраны архитектурные формы, в наибольшей степени отражающие монументальный характер создаваемого «Тысячелетнего Рейха».

По мнению Гитлера, архитектура была своеобразным посланием не в 1940 и даже не в 2000 год, но её постройки должны были стоять, подобно соборам прошлого, вечно. Грандиозно задуманные для постройки здания должны были олицетворять «мировоззрение в камне». Более того, помещённые в их среду массы людей сами должны были выражать «человеческую архитектуру». Идею Гитлера развил архитектор всего партийного комплекса Альберт Шпеер, который сформулировал «Теорию ценности развалин». Суть её сводилась к тому, что развалины монументов прошлого должны пробуждать героическое вдохновение. Для убедительности он сделал макет трибуны Цеппелинфельда, которая пробыла в заброшенности несколько поколений и поросла плющом. Данный макет он предъявил Гитлеру и изложил свою теорию. Гитлер счел сооброжения Шпеера логичными и приказал в дальнейшем осуществлять важнейшие стройки государства с учетом «Закона развалин»[5].

Идеологические установки персонифицировались в лице Гитлера, который мыслился как центр композиции. С этой целью здания и сооружения строились так, чтобы обеспечить направление всех взоров на центральную фигуру вождя.[2]

•Пункт 1. Документальный центр (Докуцентр) и Зал собраний
•Пункт 2. Внутренний двор дворца съездов
•Пункт 3. Площадь народных праздников
•Пункт 4. Закладной камень Немецкого стадиона
•Пункт 5. Пруд Дутцендтайх
•Пункт 6. Городской стадион
•Пункт 7. Трибуна Цеппелина
•Пункт 8. Поле Цеппелина
•Пункт 9. Закусочная Ваннер
•Пункт 10. Зал Люитпольда
•Пункт 11. Люитпольдарена
•Пункт 12. Храм Памяти (Эренхалле) и Памятник погибшим
•Пункт 13. Бывший вокзал Дутцентайх
•Пункт 14. Задний двор трибуны Цеппелина
•Пункт 15. Здание обслуживающего персонала и силовая подстанция
•Пункт 16. Городок КДФ
•Пункт 17. Бассейн
•Пункт 18. Большая улица
•Пункт 19. Остатки сооружений Мартовского (Марсова) поля
•Пункт 20. Бывший вокзал Марсова поля
•Пункт 21.Зильбербук («Серебряный холм»)
•Пункт 22.Зильберзее («Серебряное озеро»)
•Пункт 23. Бывшие казармы СС

Пункт 1. Зал собраний и Докуцентр

Зал собраний (нем. Kongresshalle) — это самое большое из сохраненных монументальных сооружений эпохи национал-социализма в Германии и сегодня находится под охраной государства.

Закладка состоялась в 1935 г., здание, однако, осталось незаконченным. Проект, принадлежащий нюрнбергским архитекторам Людвигу и Францу Руффам (Franz Ruff), предполагал постройку здания с атриумом для собраний НСДАП, вмещавшем 50.000 человек.

Здание должно было быть накрыто застеклённой крышей без промежуточных опор. Из запланированной высоты примерно в 70 м достигли 39 м. Самая большая часть здания возведена из кирпичей; фасад облицовывался большими гранитными камнями «из всех областей империи». Архитектура здания в целом и в особенности внешний фасад напоминают Колизей в Риме.

Существующее ныне U-образное здание Зала собраний обращено концами подковы к пруду, рога заканчиваются двумя пристройками. В северной располагается центр документации НСДАП, в южной — с 2000 г. Нюрнбергский симфонический оркестр.[2]

Экспозиция Докуцентра

Пункт 2. Внутренний двор дворца съездов

Работы проводились здесь с 1935 по 1939 гг.

Пункт 3. Площадь народных праздников

В начале Большой улицы (в её северном конце) расположена площадь народных празднеств. Здесь на время их проведения устанавливаются весьма серьёзные аттракционы и множество торговых точек.


Пункт 4. Закладной камень Немецкого стадиона

Задуманный стадион (Deutsches Stadion) планировался его автором Шпеером как самая большая трибуна в мире (540 х 445 м). Высота 83 м. Его вместимость составляла 405 000 человек. Его форма напоминала олимпийский стадион в Афинах.

Это — последнее в ходе планирования территории сооружение, рассматривалось как дополнение к уже составленному проекту. Здесь предполагалось разыгрывать эпизоды военных действий вермахта.

Закладной камень был установлен в 1937 году.[2]

Пункт 5. Пруд Дутцендтайх

Существовал здесь и ранее. Его границы были скорректированы при постройке Дворца Съездов. [2]


Пункт 6. Городской стадион

Называвшийся также до 14 марта 2006 г. Франкенштадион. Ныне называется Грюндиг-Штадион. Представлял собой построенный в 1928 году муниципальный стадион, который после окончания строительства Немецкого стадиона предполагалось использовать для проведения слётов немецкой молодёжи.[2]

Начиная с 1933 г. во время съездов нацистской партии на стадионе проходили партийные митинги гитлерюгенда в день съезда, называвшегося «День Гитлерюгенда».


Пункт 7. Трибуна Цеппелина

Главная трибуна Рейха, длиной в 360 и высотой 20 м, прообразом для которой послужил Пергамский алтарь из Малой Азии. Начата в 1935 и закончена в 1937 г. Это — единственное крупное сооружение на территории съездов, которое удалось закончить. Автором проекта был Альберт Шпеер. Работы велись в большой спешке, что отразилось на их качестве.

В центральном здании трибуна находится «Золотой зал» с выложенным золочёной мозаикой потолком. Рисунок потолка был позаимствован из древних искусств и основным мотивом был меандр, в котором без труда можно было видеть изображение свастики. В здании были предусмотрены туалетные комнаты и помещение для телефонной станции.

Официально зал назывался также «Залом Славы» (нем. «Ehrenhalle») и предназначался для приёма высокопоставленных гостей. Из зала был возможен выход на центральную кафедру трибуны, выполненный в виде лестницы, по которой возможно было спуститься на «Трибуну (кафедру) фюрера» (нем. «Führertribune»).

Само появление фюрера перед многотысячной толпой народа было оформлено как торжественное театрализованное зрелище, сопровождаемое световыми эффектами, музыкой и барабанным боем. Ритуал позволял достигнуть эффекта ощущения единства партии в лице фюрера и народа (нем. «Volksgemeinschaft»).

Одной из первых впечатляющих находок режиссуры этого мероприятия стал «световой храм» (нем. «Lichtdom»), созданный в темноте зенитными прожекторами числом 152, посылавших свои лучи вертикально вверх. Так создавалась иллюзия присутствия в «величайшей постройке всего мира».

24 апреля 1945 г., на четвёртый день оккупации города американскими войсками, у трибуны был проведён военный парад победы. «Гвоздём» состоявшегося торжества было произведённое путём взрыва уничтожение скульптурного изображение свастики, венчавшей фасад центрального здания.

С 1961 и до 1992 г. эта трибуна продолжала использоваться при проведении различных общественных мероприятий на открытом воздухе: празднований профсоюзами праздника Первого Мая, дня судетских немцев, массовых церковных мероприятий, а с 1970 г. концертов рок-групп, созывавших значительное количество участников.

C 1947 г. пространство между трибуной (современная улица нем. Beuthener Straße) и Полем Цеппелина использовалось как гоночная авто- и мото- трасса Норисринг, центральной частью которой и была эта трибуна.

Использованный при постройке материал оказался весьма недолговечным, благодаря чему уже к 1966 г. возникла реальная угроз разрушения колоннады. В июле 1967 г. колоннада главной трибуны по решению Муниципального Строительного комитета была взорвана. В 1970-х годах вдвое была уменьшена высота боковых башен.

С 1973 г. постройка была поставлена под защиту как памятник истории.

В 1984 г. потолочная мозаика Золотого зала и каменные лестницы подверглись реставрации с целью использования по новому назначению — в годы, предшествовавшие созданию современного Докуцентра, в этом зале размещалась выставка «Fascination und Gewalt».Эта выставка стала своеобразным противовесом сохраняемым в камне памятникам эпохи нацизма. [3];[2]

Пункт 8. Поле Цеппелина

Часть территории оставалась полем, на котором 28 августа 1909 г. высадился граф Фердинанд фон Цеппелин на своем Zeppelin III; это поле с тех пор называется Полем Цеппелина (нем. Zeppelinfeld).

В 1935—1937 гг. вокруг Поля Цеппелина по проекту Альберта Шпеера выстраиваются трибуны и возникает строение общим размером 362 на 378 м, оставшееся свободное поле имеет размеры 290 на 312 м. В целом на поле, площадь которого равнялась 12 футбольным полям, могло разместиться до 320.000 человек, в том числе 70.000 зрителей на трибунах. Трибуны членятся 34 башнями, на которых стояли флагштоки и прожекторы зенитных пушек.

Общий проект спортивного парка получил международное признание, в том числе золотую медаль при планировании Девятых Олимпийских игр 1928 г.в Амстердаме.

[2]

Пункт 9. Закусочная или «Парк-кафе Ваннер»

Популярное у населения здание, разрушенное в ходе боевых действий. Восстановлена в 2006 году. [2]

Пункт 10. Зал Люитпольда

Находившееся на этом месте ранее крупное здание размером 180×49 м из стали и стекла было построено как один из павильонов Баварской государственной выставки 1906 для демонстрации крупных машин, изготовляемых фирмой MAN (нем. Vereintigte Maschinenfabriken Augsburg und Nürnberg). Фасад здания был выполнен в стиле Модерн (фр. Art Nouveau) и оно было названо по имени Баварского принца-регента Луитпольда (Luitpold, 1821—1912) Зал Луитпольда (нем. Luitpoldhalle) или (старый) Зал собраний (нем. Kongresshalle) и использовалось как выставочный павильон и после.

Фасад зала, выполненный в стиле модерн, был перелицован в монументальном стиле Арены Луитпольда. Именно в этом здании происходили партийные съезды. Зал вмещал до 16.000 человек.

В ночь на 29 августа1942 года здание было полностью разрушено при бомбардировке. После войны было принято решение здание не восстанавливать. Его территория используется под парковку.

Для проведения концертов на противоположной (северной) стороне рощи Луитпольда был построен в 1963 году современный концертный «Зал Мейстерзингеров» — (нем. Meistersingerhalle)[2].


Пункт 11. Люитпольдарена

Внешние изображения
[www.tracesofevil.com/2012/09/reichsparteitagsgelande.html Трибуна Люитпольдарена].

Местность была частично благоустроена в 1906 году. Именно здесь происходили собрания членов НСДАП в 1927 и 1929 годах.

Территория парка Роща Луитпольдабыла в 1933 году переоборудована для проведения массовых мероприятий с участием до 150 000 членов SA и SS в инсценировке освящения новых знамён и штандартов у «Зала славы», построенном в честь павших участников путча 1923 г. . Для зрителей были построены трибуны на 50 000 человек. Парк был заменен на строго размеченную площадь для демонстрации, т. н. Арену Луитпольда (нем. Luitpoldarena) общей площадью 84.000 м². Против Зала Почета соорудили гранитную трибуну, связанную с залом мощёной дорогой шириной 18 м и длиной 240 м. Эта дорога символизировала связь между духом нации и памятью о погибших героях. Во время этого ритуала Гитлер приносил клятву памяти, стоя перед залом.

После войны арену вновь сделали парком, сохранился только Зал Почета.[2]
Золотая свастика с трибуны Люитпольдарены хранится в настоящее время в D-Day Museum в Новом Орлеане (Луизиана)[6].

Пункт 12. Храм Памяти (Эренхалле) и Памятник погибшим

Построен в 1929 г. В этом же году был использован нацистами в интересах создаваемого ими культа погибших за Родину солдат, а также убитых участников Нацистского движения во время проводимых в 1933—1936 годах «Дней СА и СС» .

Памятник установлен с тыльной стороны Зала почёта (Храма Памяти) и посвящён от жителей Нюрнберга и Фюрта «Нашим погибшим товарищам» в Первую (1914—1918) и Вторую (1939—1945) мировые войны. Надпись на памятнике гласит: «живым в назидание»

Пункт 13. Бывший вокзал Дутцендтайх


Пункт 14. Задний двор трибуны Цеппелина

Здесь находился построенный в 1871 г. «Дутцендтайхстадион» расширенный в 1934—1936 годах и входивший в составе четырёх стадионов, использовавшихся при проведении съездов. Здесь же размещался до 1940 г обслуживающий персонал. Его дома находились на идущей параллельно трибуне Регенсбургской улице. Здесь во время праздника были установлены около ста зенитных прожекторов, направленных вверх и создавших впечатляющее зрелище «светового храма» [2]

Пункт 15. Здание обслуживающего персонала и силовая подстанция

Здание трансформаторной подстанции было построено по проекту Альберта Шпеера в 1936 году для обеспечения электроэнергией многочисленных осветительных установок Территории, потребление которых было сравнимо с потреблением крупного города. В настоящее время в ней расположена закусочная «Бургер Кинг»

В нескольких сотнях метров отсюда были в 1939 и 1940 годах построены 7 жилых зданий в стиле Франконского фахверка для обслуживающего персонала Территории.

Во время войны здесь же размещались военнопленные и принудительно депортированные рабочие. Во время бомбардировок часть этих зданий была разрушена. Сейчас в сохранившихся помещениях размещены благотворительные учреждения

[2]

Пункт 16. Городок КДФ

Организация КДФ («Сила через радость») была весьма многочисленна и популярна среди немецкого населения. Здесь же находился и пивной зал, возведённый в 1937 году и служивший отдыху участников съезда. Разрушен в 1942 г. [2]

Пункт 17. Бассейн

Один из двух крупных противопожарных водоёмов, входивших в состав территории. Оборудован в 1928 г. Существует до настоящего времени как бассейн для купания молодёжи.

[2]

Пункт 18. Большая улица

Большая улица (нем. Große Straße) образует главную ось всей композиции и имеет длину около 2 км и ширину в 40 м, облицована гранитом и окружена трибунами. Улица ориентирована на Кайзербург, что должно было иметь символическое значение. Была закончена в 1939 г., предназначалась, в том числе, для размещения зрителей, наблюдающих за парадом войск, направляющихся на Марсово поле. С этой целью почти по всей длине улицы расположены гранитные ступени, сохранившиеся до настоящего времени. В годы американской оккупации улица использовалась в качестве аэродрома.


Пункт 19. Остатки сооружений Марсова поля

Название Марсово поле — намек на римского бога войны Марса и возобновление общей воинской повинности в марте 1935. Поле должно было стать местом маневров вермахта во время съездов партии (величина 955×610 м, то есть больше 80 футбольных полей).

Строительство начато в 1938 г. и не окончено. Поле должны были обрамлять 24 башни (было закончено 11 башен, взорваны в 1966 г.) и трибуны на 250 тыс. зрителей; все это должно было производить впечатление монументальной крепости. На средней трибуне была задумана колоссальная композиция с богиней победы и воинами.

В настоящее время территория частично застроена. [2]

Пункт 20. Бывший вокзал Марсова поля

Построен в 1938 г. Вокзал (Bahnhof Nürnberg-Langwasser, (49°24′38″ с. ш. 11°08′09″ в. д. / 49.410667° с. ш. 11.135889° в. д. / 49.410667; 11.135889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.410667&mlon=11.135889&zoom=14 (O)] (Я))) известен тем, что отсюда в 1941—1942 годах было депортировано около 2000 евреев.

В настоящее время вокзал разрушается, а подход к нему невозможен в связи с расширением территории парка метро[2].

Пункт 21.Зильбербук («Серебряный холм»)

Так называется искусственный холм (нем. Silberbuck), образованный вывезенными сюда остатками разрушенной бомбардировками центральной части города, которыми загружалась южная часть гигантского котлована, выкопанного ранее для строительства Немецкого стадиона. Работы начаты были в 1946 г. и продолжались несколько лет. Для вывоза остатков довоенного Нюрнберга была построена железнодорожная ветка, по которой ходил грузовой поезд, названный «Руинным экспрессом» (нем. «Trümmer-Express»).

Затем остатки города были засыпаны землёй и на ней посажены деревья. На вершине образовавшегося холма была оборудована площадка обозрения, с которой открывается вид на южную часть города.


Пункт 22.Зильберзее («Серебряное озеро»)

Весьма живописное озеро, образовавшееся на месте северной части котлована, выкопанного под Немецкий стадион. Со временем его вода накопила большое количество соединений серы, вынесенных в водоём водой, проникающей в массив холма. Это сделало озеро непригодным для купания, о чём говорят предупреждающие надписи на его берегах. [2]

Пункт 23. Бывшие казармы СС

Построены в 19371939 гг. по проекту Франца Руффа к западу от сооружений территории съездов (SS-Kaserne). Представляют собой один из наиболее крупных комплексов размещения войск в Германии . Казармы представлены комплексом, состоящим из центрального здания с торжественно оформленным главным («Почётным») порталом, двух боковых флигелей и внутреннего двора, на котором находились дополнительные помещения и боксы для техники.

По замечанию Гитлера здание представляет собой своеобразную прелюдию к комплексу сооружений Территории съездов и подчёркивает значимость системы СС.

Для облегчения доступа посетителей на территорию комплекса идущая к казармам трамвайная линия (сейчас эдесь ходит трамвай № 7) проложена под землёй.[2]

Во время войны в этих казармах находились курсанты — радисты. Кроме того, здесь работали заключённые из концлагерей Дахау и Флоссенбюрг числом около 150, которые использовались на различных работах, в том числе офисах компаний и как работники городской администрации.

18 апреля 1945 года казармы перешли во владение армии США. Здесь до 1946 года находился концентрационный лагерь, в котором содержалось несколько тысяч человек. После ликвидации лагеря и до конца 1992 года в этом здании, называвшимся тогда «Merrell Barracks», размещались солдаты 2-й американской бронетанковой кавалерийской дивизии (нем. 2. US Panzeraufklärungregiments). Начиная с 1996 года в перестроенных казармах разместилось Федеральное ведомство по делам беженцев и мигрантов (нем. Bundesamt f.d. Anerkennung ausl. Flüchtlinge)[7]

Территория лагерей

Была расположена к юго-востоку от Марсова (Мартовского (поля). В довоенное время здесь в летнее время размещались лагери SA, SS и молодёжных организаций. Здесь же в палаточных городках во время съездов размещались прибывшие из разных мест Германии участники и зрители торжеств. Лагерь на Лангвассере вмещал более 200 000 временных жителей.

Начиная с 1935 года организаторы мероприятий проводили экскурсии по лагерю, который стал одним из предлагаемых для приезжвющих аттракционов. Так в 1938 число экскурсантов достигло 134 000 человек.

Зона имела свои транспортные железнодорожные пути и вокзалы Дутцендтайх, Мэрцфельд, Цолльхаус и Фишбах.

С началом крупной стройки Большой дороги и Зала Конгрессов на время работ сюда перевели часть заключённых из лагерей Маутхаузен и Флоссеннбюрг, а после приостановки работ в связи с войной здесь разместился лагерь военнопленных «Stalag XIII D». В нём содержалось до 30 000 пленников различных национальностей. Их использовали на многочисленных военных предприятиях города. Из-за недоедания, болезней и непосильного труда несколько тысяч из них погибли.[2]

В настоящее время территория лагерной зоны застроена практически полностью .

Бывшее кладбище

С 1945 по 1946 годы в районе Лангвассера находилось кладбище, на котором были захоронены военнопленные, лица, насильно привлекаемые к труду, и иностранцы неизвестной национальности (нем. Staatenlose), умершие в результате перенесённых лишений и непосильного труда.

Кладбище здесь существовало до 1948 года и находилось под надзором православной общины под руководством священника Николая Мищенко. Затем останки были захоронены на Южном кладбище Нюрнберга рядом с братской могилой 3000 советских военнопленных, заключённых в барачном концлагере на Лангвассере.

В соответствии с Планом Маршалла, предложенного Государственным секретарём США Маршаллом, была создана Европейская Администрация по кооперации (нем. European Cooperation Administration (EGA)), в соответствии с решением и финансированием которой в 19511953 годах в районе Лангвассера было построено 15 домов на 288 квартир, существующих и поныне.

В 1953 году Джордж Маршалл получил Нобелевскую премию мира[8].

См. также

Напишите отзыв о статье "Территория съездов НСДАП в Нюрнберге"

Ссылки

  • [www.kubiss.de/kulturreferat/reichsparteitagsgelaende/stationen/dokuzentrum.htm Geländeinformationssystem ehemaliges Reichsparteitagsgelände]  (нем.)(англ.)
  • [chicherone.com/rajxspartajgelende/ Райхспартайгеленде]
  • [www.csu-lichtenhof.de/html2/nbg04.htm Das Reichsparteitagsgelände im Südosten von Nürnberg]. Bearb. Dr. A. Baier, 2001.
  • [www.angewandte-geologie.geol.uni-erlangen.de/silber00.htm Silbersee und Silberbuck im Südosten von Nürnberg — gefährliche Sondermülldeponien im Grundwasserbereich]. Bearb. Dr. A. Baier, 2008.
  • [www.bauzeugen.de/rpt-gelaende.html Reichsparteitagsgelände] на сайте об архитектуре Третьего рейха в Нюрнберге www.bauzeugen.de.
  • [www.museen.nuernberg.de/dokuzentrum/index.html Homepage des Dokumentationszentrum Reichsparteitagsgelände]
  • [www.dw-world.de/dw/article/0,,4580574,00.html Нюрнберг: Что стало с нацистским «колизеем»? — Репортаж Deutsche Welle]
  • [www.dw-world.de/dw/article/0,,4585079,00.html Нюрнберг: «Триумф воли» и его последствия — Репортаж Deutsche Welle]
  • [www.dw-world.de/dw/article/0,,4599768,00.html Нюрнберг: Режиссура нацистских съездов — Репортаж Deutsche Welle]

Примечания

  1. Для жителей Нюрнберга, не забывающих ту роль, которую играл их город в годы нацизма, этот термин имеет особое значение. В немецко-христианской традиции «станцией» называется каждая остановка Христа на его Крестном пути на Голгофу. Более того, в качестве такого пути выбрана улица Johannisstraße, соединяющее центр города Нюрнберга с кладбищем St.-Johannis Friedhof с голгофским распятием, на которой по всей длине установлены копии скульптур Адама Крафта, изображающие Страсти по Христу. Таким образом для каждого понимающего суть вещей хождение по «Станциям» Территории Съездов содержит в себе намёк на страдания, связанные с нацизмом.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 Буклет Dokumentationszentrum Reichsparteitagsgelände, или dokumentationszentrum@stadt.nuernberg.de, или www.reiichsparteitagsgelande.de
  3. 1 2 3 Fascination und Gewalt/Das Richsparteigelände in Nürnberg- Copyright museen der stadt Nürnberg. 1996
  4. [www.rock-im-park.com/ Официальный сайт фестиваля Rock im Park]
  5. Шпеер А. Воспоминания: Пер. с нем. — Смоленск: Русич, 1997. С. 96-97.
  6. [www.tracesofevil.com/ Сайт www.tracesofevil.com]
  7. Комментарии к стенду
  8. Комментарии к размещённому здесь памятнику Маршаллу

Отрывок, характеризующий Территория съездов НСДАП в Нюрнберге

В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.