Шайво, Терри
| Терри Шайво | |
| Terri Schiavo | |
 Терри Шайво в молодости | |
| Имя при рождении: |
Terri Schindler |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Ловер Морланд Тауншип, округ Монтгомери, Пенсильвания, США |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Роберт Шиндлер |
| Мать: |
Мэри Шиндлер |
| Супруг: |
Майкл Шайво |
Терри Шайво (англ. Terri Schiavo[1]; урождённая Тереза Шиндлер, англ. Theresa Schindler, 3 декабря 1963 — 31 марта 2005) — американка, тяжёлая болезнь которой вызвала в США громкий судебно-политический конфликт по вопросу об эвтаназии.
25 февраля 1990 года в результате остановки сердца (вызванной, возможно, гипокалиемией в связи с многолетним соблюдением диеты в целях похудения при обильном питье)[2] и последовавшего за этим кислородного голодания Шайво впала в кому. В дальнейшем на протяжении многих лет она находилась в так называемом вегетативном состоянии, то есть без признаков сознания. Её жизнь поддерживалась путём искусственного питания. К 1994 году все врачи, имевшие дело с Терри Шайво, признали, что надежды на восстановление жизненных функций нет[2].
В 1998 году её муж и опекун Майкл Шайво обратился в суд с требованием отключить аппарат искусственного питания и дать Терри умереть. Против этого категорически возражали родители Шайво. Сперва они обратились в суд, настаивая на том, что Шайво, принадлежа к католической церкви, была против эвтаназии, и таким образом прекращение искусственного поддержания её жизни находилось бы в противоречии с её собственной волей; однако Майкл Шайво и другие свидетели подтвердили, что при жизни Терри высказывалась против такой псевдожизни. Во втором процессе родители Терри пытались опротестовать статус Майкла как опекуна на том основании, что у него есть другая женщина; однако суд счёл это недостаточным основанием. В третьем процессе родители Терри пытались доказать, что диагноз «вегетативное состояние» поставлен их дочери ошибочно, и на самом деле она узнаёт их и пытается общаться с ними. Была назначена новая медицинская экспертиза, в которой участвовали два врача по выбору родителей Терри, два врача по выбору Майкла Шайво и пятый врач, назначенный судом; в результате экспертизы врачи со стороны родителей Терри признали Терри Шайво находящейся в состоянии минимального сознания, тогда как три других врача признали её находящейся в необратимом вегетативном состоянии; суд встал на сторону большинства экспертов и признал Терри Шайво неизлечимой. Наконец, в 2003 году родители Терри представили суду новые документы, включая показания некоей медсестры Айер, утверждавшей, что в 1996 году она обнаружила косвенные доказательства того, что Майкл Шайво пытался убить свою жену, — однако суд отверг все эти свидетельства (в частности, потому, что медсестра Айер утверждала, что сообщила об этом родителям Терри сразу же, и невозможно было поверить, что на протяжении семи лет непрерывных слушаний они не сочли нужным предъявить её свидетельство).
К октябрю 2003 года возможности судебной затяжки отключения Терри Шайво от искусственного питания были исчерпаны, и её родители обратились к политической агитации. 15 октября трубка для искусственного питания Терри была отключена. В результате инициированной родителями Терри публичной кампании парламент штата Флорида принял 21 октября закон, позволяющий губернатору штата своей властью воспретить прерывание искусственного поддержания жизни, и губернатор Флориды Джеб Буш немедленно воспользовался этим правом. Трубка была вновь вставлена в тело Терри Шайво. Новый закон был обжалован в различных судебных инстанциях штата Флорида и признан нарушающим конституцию штата и право гражданина на частную жизнь, а конституционный суд штата решением 23 сентября 2004 года признал также, что парламент и губернатор своими действиями нарушили Конституцию США, гарантирующую разделение судебной и законодательной власти. В результате всех этих решений 25 февраля 2005 года судья Джордж Грир, основной судья по делу Шайво, принял окончательное решение об отключении аппарата искусственного питания с 18 марта.
На этой стадии в дело попытались вмешаться политики федерального уровня. 21 марта Конгресс США принял закон, разрешающий пересмотр дела Шайво в суде федеральной инстанции; в Сенате во время принятия этого закона успели собраться только трое конгрессменов, в Палате представителей закон прошёл на внеочередном заседании около полуночи, а президент Буш специально для подписания этого закона прилетел из Техаса, где проводил отпуск. 25 марта, кроме того, сенатский комитет назначил дополнительные слушания по делу, записав саму Терри Шайво в список необходимых свидетелей; разумеется, свидетельствовать Шайво ни о чём не могла бы, но статус свидетеля автоматически ставил её жизнь под защиту закона о защите свидетелей. Обе эти попытки оказались безуспешны. Суды федеральной юрисдикции вплоть до Верховного суда США отказались пересмотреть решение флоридских судей, а судья Грир отказался отменить своё решение из-за свидетельского статуса Шайво. В ходе широкого общенационального обсуждения темы в последние 10 дней марта 2005 года — дело Шайво всё это время не сходило с первых полос газет — вскрылись характерные особенности[какие?] позиции крупнейших политиков Республиканской партии США, поддержавших родителей Терри Шайво и пытавшихся искусственно продлить её жизнь. Так, оказалось, что высказывавшийся против эвтаназии в деле Шайво президент США Джордж Буш в 1999 г., будучи губернатором штата Техас, подписал закон штата, позволяющий администрации больниц прекращать искусственное поддержание жизни безнадёжных больных вопреки возражениям родственников, учитывая при этом, помимо прочего, платёжеспособность пациентов. Видный политик-республиканец, конгрессмен Том Де Лэй, один из организаторов вызова Терри Шайво в качестве свидетеля, как выяснилось, в 1988 г. отказался от искусственного продления жизни своего отца, получившего смертельную травму в автомобильной аварии. По мнению критиков[кого?], такой двойной стандарт свидетельствует о глубокой неискренности и попытках за счёт человеческой трагедии набрать очки в глазах консервативно настроенных избирателей.
Терри Шайво умерла в больнице в присутствии своего мужа Майкла. На её надгробии по его желанию высечена надпись: Born December 3, 1963 / Departed this earth February 25, 1990 / At peace March 31, 2005 / I kept my promise (Родилась 3 декабря 1963 / Покинула эту землю 25 февраля 1990 / Упокоилась с миром 31 марта 2005 / Я сдержал слово).
Случай Терри Шайво стал одним из самых общественно значимых эпизодов в формировании общественного мнения по вопросу о праве на жизнь и праве на смерть. Аналитики[кто?] считают также, что он значительно повлиял на американцев в их готовности при жизни зафиксировать свою волю по поводу возможных обстоятельств своей смерти.
Эпизод «Лучшие друзья навсегда» сериала «Южный парк», посвященный спорам вокруг Терри Шайво, получил награду «Эмми».
В одном из эпизодов мультсериала «Гриффины» присутствует мюзикл, главная роль в котором отведена Терри Шайво.
Напишите отзыв о статье "Шайво, Терри"
Примечания
- ↑ Фамилия Schiavo итальянская по происхождению и читается как Скьяво. В некоторых российских источниках было принято именно такое написание: например, [www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=558045 В. Белаш. Отключение подтверждает правило] // «Власть», № 12 (615), 28.03.2005. В США, где многие иноязычные фамилии претерпевают изменения в своём произношении, принято называть представителей этой семьи Шайво — в частности, эту форму фамилии использовали, выступая по поводу дела Шайво, Джозеф Либерман [www.youtube.com/watch?v=1IqoanJnk9Y Lieberman on Terri Schiavo] и Барак Обама [www.youtube.com/watch?v=a6D32fc2q-0 Barack Obama on Terri Schiavo]. В российских и русскоязычных СМИ форма Шайво также преобладает: см. [web.archive.org/web/20071027032447/www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=562&rubric_id=1001146&crubric_id=1001147&pub_id=625175 Б. Фаликов. Пограничный инцидент] // «Культура», № 13 (7472), 7 — 13 апреля 2005; [www.grani.ru/Society/m.86617.html Апелляционный суд отклонил апелляцию родителей Терри Шайво] // Grani.Ru, 23.03.2005.
- ↑ 1 2 Wolfson, Jay, DrPH, JD. [abstractappeal.com/schiavo/WolfsonReport.pdf A report to Governor Jeb Bush and the Sixth Judicial Circuit in the matter of Theresa Marie Schiavo]. abstractappeal.com (1 декабря 2003). Проверено 6 января 2006. [www.webcitation.org/65XZd6jnR Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 6 февраля 2013 года. |
Отрывок, характеризующий Шайво, Терри
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
