Кумыкская плоскость

</tt> </tt> </tt> </tt>

</tt>

Кумыкская плоскость
43°22′ с. ш. 46°35′ в. д.43.37° с. ш. 46.58° в. д. / 43.37; 46.58
Страна	Россия Россия
Регионы	Дагестан, Чечня
Реки	Терек, Сулак
Кумыкская плоскость
Кумыкская плоскость

Кумыкская плоскость — историческая и географическая область (равнина) в северо-восточном Предкавказье, в междуречье рек Терек и Сулак.

География

Границами Кумыкской плоскости являются: на севере и северо-западе — река Терек, на востоке — берег Каспийского моря, на юго-востоке — река Сулак, на юге — Качкалыковский и Андийский хребты, на западе — река Сунжа.

История заселения и освоения

Располагаясь на пересечении важных торговых и военных путей, Кумыкская плоскость находилась в центре многих геополитических интересов. Известно, что до прихода монголо-татар в XIII веке данная область территориально входила в состав Хазарского каганата. Кроме хазар её населяли гунны, а позже сюда заселяются тюмены, а также различные тюркские племена. Кумыкская плоскость является исторической областью формирования и развития кумыкского народа — потомков хазар и тюркских племён.

Вплоть до XVI века на территории области существовали различные кумыкские княжества и шамхальства — Тарковское, Эндиреевское, Костекское, Аксаевское, Тюменское и др. В середине XVI века на Качкалыкском хребте появляются первые поселения казаков — впоследствии получившие наименования «гребенских». С конца XVI века все княжества неоднократно находились под протекторатом России. А окончательное присоединение этих земель к России было закреплено Гюлистанским мирным договором 1813 года. В конце XVIII века на севере области появляются первые кочевые станы ногайцев, вытесненных из причерноморских и донских степей.

Иоганн Бларамберг писал о населении плоскости следующее:

«Территория кумыков расположена между реками Терек, Аксай, Койсу и Каспийским морем, являющимся её восточной границей. К северу она отделяется от района Кизляр болотами в нижнем течении Терека; на западе она расположена на обоих берегах нижнего течения Аксая до крепости Амир-Аджи-юрт, расположенной на правом берегу Терека; на юге она граничит с Дагестаном и районами, занятыми салатавцами, ауховцами и качкалыкцами. Южный рукав реки Сулак, называемый „Куру-Койсу“ (Сухая Койсу), отделяет кумыков от территории таркийских шамхалов. Наибольшая протяженность территории кумыков с запада на восток, от крепости Амир-Аджи-юрт до мыса Аграхан, составляет 120 верст; с севера на юг, от древнего Терека (имеется в виду старое русло) до Сулака, — 60 верст, что составляет общую площадь в 7200 квадратных верст. Когда-то Гудермес был западной границей территории кумыков, он впадает в Сунжу пятнадцатью верстами выше места её впадения в Терек. Но когда чеченцы спустились со своих гор, кумыкские ханы поселили часть из них на своей территории у подножия отрогов Кавказа, между Сунжей и Аксаем. Чеченцы, обосновавшиеся гам на определенных условиях, стали называться качкалыками (шесть деревень). Затем, с приходом новых соплеменников, их численность увеличилась, и, хотя кумыкские ханы до сих пор считают их своими вассалами, на самом деле качкалыки, воспользовавшись позже ослаблением кумыкских ханов, вернули себе независимость. Таким образом, вся территория между Гудермесом и крепостью Амир-Аджи-юрт может рассматриваться как составная часть территории, занятой племенами чеченцев.»

А. П. Берже пишет, что чеченцы попросили отправить к себе у Шамхала Тарковского доверенного лица, тот просьбу выполнил, в качестве доверенного был отправлен Султа-Мотти, которого чеченцы поселили в Старом Аксае. Таким образом кумыки появились в первый раз во владениях чеченцев. Кумыкам дозволено было пользоваться землями только по правому берегу реки Аксай, чеченцы взяли с кумыков обещание никогда не перебираться через реку Аксай, однако впоследствии кумыкам удалось постепенно и исподволь завладеть Чеченскою плоскостью, впоследствии из-за чего она и получила название Кумыкской. Однако существует и другая точка зрения, так как греческие географы (такие как Плиний Старший, Дионисий Периегет) первого тысячелетия нашей эры упоминали на рассматриваемых территориях народы «камак», «комар», «камарит», которые в отечественном и и зарубежной историко-этнологической литературе нередко признаются предками современных кумыков.

Аббас-Кули-ага Бакиханов писал по этому поводу следующее:

Кумук, по показанию Птолемея, есть остаток народа Кам, или Камак, от имени которого получили название и принадлежащие ему земли.

На территории Кумыкской плоскости также проживали тюркоязычные племена гюенов и тюменов, впоследствии слившихся с кумыками. Большинство исследователей считают гюенов потомками гуннов, создавших в прикаспийском Дагестане свое царство. Первое упоминание гуннов в Дагестане относится ко второму веку нашей эры.

В селений Эндирей проживает общество гуены, которое считает себя чеченского происхождения из аула Гуни, многочисленные и населявшие многие селения плоскости, и считают себя аборигенами Терско-Сулакского междуречья, не оспаривая старшинства поселения у тюменов. Тюмены выводили себя из кочевников-ногайцев.

В жителях Эндирея и всех мелких аулов самого верхнего пояса плоскости, населённых преимуществу отпрысками чеченского племени, явно проявляется черты характера их родичей — чеченцев.

Географ, этнограф, артиллерист и российский военный деятель Густав Гербер, в 1728 году составивший карту Каспийского побережья, писал о том, что чеченцы прежде были расселены до Каспийского моря. Эту версию подтвердили в 1785 году историк Михаил Чулков и в 1800 году генерал Богдан Кнорринг.

Густав Гербер писал следующее:

Жилища чеченцев простирались раньше от гор, недалеко от Эндери находящихся, до самого Каспийского моря, но поскольку они гребенским и донским казакам отогнанием скота и лошадей много вреда причиняли, то в 1718 году командированы были на них несколько тысяч донских казаков, которые всю их землю опустошили и многих порубили.

Также о чеченцах, которые пристают к морю для ловли рыбы, пишет немецкий путешественник и натуралист на русской службе Готлиб Гмелин, побывавший на побережье Каспийского моря и на острове Чечень до 1774 года, он же связывал название острова Чечень с этнонимом чеченцы. Доктор географических наук Евгений Михайлович Поспелов также подтверждает связь названия острова с чеченским этносом, а историк Дмитрий Ровинский делает следующее замечание об острове «Чеченъ», лежащем «против обиталища Чеченцев». Гмелин писал следующее:

Десятого числа по утру в седьмом часу выехали мы уже на семь саженей глубины и около полудня увидали остров Чечень. Он наименование своё получил от живущих в горах Чеченцев, кои пристают к оному для ловления рыбы... Самуил Готлиб Гмелин

В то же время ряд авторов указывают на то, что появление чеченцев на равнине следует относить к XVI веку,,, а то и к середине XVIII века.

Народные сказания, восходящие до времен Чингизхана и Мамая, ни единым словом не упоминают о нохчо, а потому поселение их в Чечне, вероятно, должно было совершится после XIV века. А так как первые выселения на плоскость относятся вероятно к XVI веку, и произошли по видимому, от земельной тесноты…

— Е. Максимов, Чеченцы//Терский сборник. Владикавказ, 1893, вып. 3, кн. 2. стр. 24

По мере выселения чеченцев на плоскость, им приходилось сталкиваться прежде всего с ногайцами, превосходящими их и числом и подготовкой к борьбе. Скоро ногайцев сменили калмыки… Согласно преданию, калмыцкий хан уступал чеченцам земли по правому берегу Терека за жену какого то чеченского героя. Так как ичкеринцы говорят при этом о жене своего турпола Тинавин-Виса, то удаление калмыков за Терек можно приурочить к концу XVI или началу XVII века.

— Е. Максимов, Чеченцы//Терский сборник. Владикавказ, 1893, вып. 3, кн. 2. стр. 25

С середины XVIII века территория плоскости становится полем постепенного расселения чеченцев.

В 1732 г. комендант крепости Кизляр А. И. Ахвердов сообщает, что "по правому берегу Терека, расстоянием от реки в поле в 20-ти, 18, 15, 13 верстах выведенные с давних времен аксаевскими владельцами и поселенные в теперешних местах под особым названием Алты Качилык. Переселение качкалыковцев (одно из чеченских обществ) аксайскими князьями на равнину так же подтверждает С. М. Броневский. Переселенцы обязаны были платить князьям ежегодную подать, поголовным сбором выходить на один день на княжеские поля для полевых работ, давать по овце со двора и выставлять по воину с семьи. В 1812 г. А. М. Буцковский отмечает, что

Сии качкалыки, размножились приходом многих новых чеченцев, хотя и ныне аксаевцами почитаемы за их подвластных, но, пользуясь послаблением сих владельцев, вышли из всякого послушания, овладев всем участком между реками Гуйдюрмезом и левым берегом Аксая, так что оной ныне уже к области Чеченской причислить должно

С начала Кавказской войны (1817—1818 гг) плоскость становится ареной военных действий между горскими племенами и царской армией. В 1830 году за сопротивление царским войскам была сожжена часть чеченских аулов — Азамат-Юрт, Бал-юрт, Бамматбекюрт, Бамматюрт., Старый Аксай, Донат-юрт, Кочкар-юрт и др. Так же в период Кавказской войны практиковалось переселение непокорных чеченских аулов на плоскость, что ещё больше увеличило чеченское население на ней. В 1846 году для защиты кумыкских владений от горских набегов возводится крепость Хасавюрт (впоследствии слобода).

«На правомъ флангѣ сей линіи есть отдѣльная кр. Налчикъ, въ землѣ большой Кабарды, а на лѣвомъ также отдѣльныя крѣпости: Внезапная и Эндери въ землѣ Чеченской».

В 1860 году образуется Терская область, включившая в себя и Кумыкскую плоскость (на её территории образуется Кумыкский округ, преобразованный в 1871 году в Хасавюртовский). С начала 90-х годов XIX века по 1917 год плоскость становится территорией колонизации и хозяйственного освоения переселенцами из центральных губерний империи. В этот период было образовано множество русских, украинских, немецких, молдавских сел, колоний, хуторов и экономий — Ново-Владимировка, Ново-Георгиевское, Колюбакинское, Романовка, Евгениевка, Эйгенгейм и др. С началом гражданской войны, а особенно после чеченского рейда в январе 1918 года, большая часть пришлого населения покинула регион, а села были сожжены и разрушены. По окончанию гражданской войны им так и не было разрешено вернуться назад. Покинутые села заселяются кумыками и чеченцами из соседних сел.

В 1921 году Терская область была ликвидирована, а её территория разделена между горскими республиками и Ставропольским краем. В результате этого территория плоскости оказалась поделена между Чеченской АО (на её территории впоследствии образовался Гудермесский район) и Дагестанской АССР (впоследствии образовались Хасавюртовский, Бабаюртовский, Кизилюртовский районы). Ауховцы, тяготевшие к Хасавюрту и опасавшиеся остаться без доступа к зимним пастбищам на равнине, таким образом тоже были вынуждены войти в состав Дагестана.

Сами чеченцы, рассказывая в сохранившемся предании о заселении долины Ярык-Су и Акташа, следующим образом объясняют свои права на землю «Первыми переселенцами из гор Аки-Лам (из местности Нашихэ) были, — говорят они, — части фамилий Парчхой (Пешхой) и Цечой (Цецой). Они не застали в этих долинах ни одной человеческой души; мало того, вся кумыкская плоскость, покрытая тогда сплошь дремучим лесом и камышами, была совершенно пустынна, если не считать наполнявших её диких зверей; с другой стороны, в Андии был только один хутор, состоявший из одного семейства. Кругом был простор и неначатая богатая земля: на юг высились горы, вершины которых покрыты были яркою сочною травою; ниже начинались леса и спускались по ущельям вплоть до плоскости и далее до Терека. Леса и горы были полны оленей, коз, кабанов и др. зверей. Все это не имело хозяина и принадлежало Богу. Переселенцы с благоговением приняли от Бога эти места по праву первого завладения».

На основании секретных постановлении ГКО № 827 «О переселении немцев из Дагестанской и Чечено-Ингушской АССР» от 22 октября 1941 года и № 5073 «О выселении чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР» с территории плоскости было выслано все немецкое и чеченское население. После реабилитации чеченцев и возвращения их на родину на плоскость начинают переселять аварское и даргинское население, ранее переселенное в Чечню. Кроме того, строится несколько сёл (Новосельское, Заречное и др.) для чеченцев, которым было запрещено селиться в Новолакском районе.

«В той самой полосе плоскости, где находятся Баташ-юрт и Байрам-аул, разбросанно до 10 аулов, населённых, по крайней мере, наполовину чеченцами. Многие фамилии этих чеченцев успели уже утратить свой природный язык».

Население

Кумыкская плоскость — наиболее заселённая (и даже перенаселённая) часть Чечни и Дагестана. Некогда представлявшая собой территорию проживания исключительно кумыкского населения, в настоящее время Кумыкская плоскость — многонациональный регион. На этой территории чересполосно расположены населённые пункты в которых проживают кумыки, аварцы, чеченцы, лезгины, даргинцы, лакцы и др. В регионе практические нет моноэтнических населённых пунктов (за исключением чеченской части, в которой бывшие кумыкские села ныне заселены чеченцами).

См. также

• Терские меннонитские колонии
• Населенные пункты, основанные русскими на территории Дагестана
• Немецкие колонии в Дагестане

Литература

• Тамай А. И. К происхождению кумыков
• Гумилев Л. Н. В поисках Хазарии.
• Цуциев А. А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774-2004). — Москва: Европа, 2007. — 128 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9739-0123-3.

Ссылки

• Кумыкская плоскость // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [radosvet.zx6.ru/bilina/1909-kavkaz-do-petra.html/ КАВКАЗ ДО ПЕТРА]
• [www.altstav.ru/stv/stv72.php/ Очерк этнографии Кавказского края часть 5]
• [kumukia.ru/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=9461/ Немцы на кумыкской плоскости]
• [aishu09.mirtesen.ru/blog/43713586121/ История фамилии.]
• [www.kumukia.ru/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=9299/ Русские переселенцы на Кумыкской плоскости в конце XIX — начале XX-го века]
• [www.kumukia.ru/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=9336/ Дагестано-русские отношения на рубеже XVI—XVII веков]

Отрывок, характеризующий Кумыкская плоскость

Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.