Терция (строй)

Те́рция (исп. tercio) — тактическая единица Испанской Империи в эпоху доминирования Габсбургов в европейских сражениях в XVI веке и в первой половине XVII века.

В терции были представлены следующие рода войск — пикинёры, мечники и аркебузиры и/или мушкетёры. В теории в составе терции должно было находиться 3000 солдат, хотя на практике зачастую было меньше половины этого числа. Испанские терции были первыми в Европе тактическими единицами, где личный состав был представлен хорошо тренированными добровольцами-профессионалами с отличной строевой дисциплиной, вместо наёмников, которые составляли большинство европейских армий того времени. Иногда терцию называли испанское каре. До битвы при Рокруа терция считалась непобедимой.

История

Гонсало Фернандес де Кордова впервые использовал терцию во время Итальянских войн, как противовес швейцарским наёмникам и французским рыцарям (жандармам).

Комплектование и численный состав

Несмотря на то, что другие страны переняли у испанцев формирование войск в виде терций, они были далеко не так сильны как испанцы. Испанцы имели репутацию непобедимых. Ядро их армии составляли профессиональные испанские солдаты. Именно в этом и состояло преимущество испанцев по сравнению с остальными странами. Хотя и они использовали наёмников из разных стран — Германских земель (ландскнехты), итальянских государств, валлонских земель и из Испанских Нидерландов. В то время армии всех европейских государств состояли в основном из наёмников. Тем не менее, в XVI и XVII веках костяк испанской армии был сформирован из коренных испанцев — профессиональных солдат. Отличительной чертой испанской армии была сплоченность, высокая строевая дисциплина и профессионализм.

В терции несколько рот (banderas) объединялись вокруг постоянной группы офицеров из тридцати человек, что было новшеством для того времени. Численность терций менялась в разные времена в зависимости от обстоятельств и места. С 1534 по 1567 первые терции, располагавшиеся в Италии, насчитывали десять рот по 300 человек, из которых 2 роты были аркебузиры. Остальные 8 рот состояли из трёх типов солдат:

• Пикинёры-латники (corseletes), одетые в полудоспехи (полный доспех только без ног), они стояли в первых рядах, встречая противника в рукопашной.
• Лёгкие пикинёры (piqueros secos) — пикинёры в неполных доспехах (кираса с тассетами, например, без защиты рук и плеч, соответственно, и без защиты ног), могли иметь при себе маленький круглый щит (rodelas). Эти солдаты находились за тяжёлыми пикинёрами.
• Аркебузиры (espingarderos).

В ротах аркебузиров также находились лёгкие пикинёры, которых часто заменяли алебардисты для большей мобильности. В 1567 , перед отбытием во Фландрию, герцог Альба ввёл в роты небольшое количество мушкетёров, чтобы иметь возможность пробивать толстые доспехи.

В каждой роте есть небольшой штаб из 11 человек — капитан и его помощник, младший офицер (alférez), сержант, знаменосец, также три музыканта, фуражир, капеллан, и один брадобрей. Рота подразделялась на 12 взводов по 25 человек под руководством ветерана. Взвод подразделялся на отделения (camaradas) по 6 — 12 человек тоже под руководством ветерана. В теории терция в это время насчитывает: 147 офицеров, 1080 пикинёров-латников, 400 лёгких пикинёров, 1220 аркебузиров и 190 мушкетёров. На деле численность была меньше из-за дезертирства и потерь. Намечается тенденция повышать число стрелков, то есть огневую мощь терции. Иногда рота насчитывает 150 или даже 100 человек.

В 1568 г. терции, находящиеся во Фландрии, переформировываются следующим образом: 12 рот, но по 250 человек в каждой. Значительно повышается число пикинёров: 1110 латников и 1080 лёгких пикинёров против 448 аркебузиров и 230 мушкетёров. Причина может крыться в высокой стоимости огнестрельного оружия, аркебуза стоила 26 реалов, тогда как пика только 7.

В 1632 г. королевским указом определяется организация испанских терций по 12 рот из 250 человек, во Фландрии и Италии — 15 рот по 200 человек. По указу солдаты всех рот одной терции комплектовались единообразно. В ротах по 250 человек было 11 офицеров, включая помощников, 90 тяжёлых пикинёров, 60 мушкетёров и 89 аркебузиров; в ротах по 200 человек — 11 офицеров с помощниками, 70 тяжёлых пикинёров, 40 мушкетёров и 79 аркебузиров.

Тем не менее, в 1636 наместник Испанских Нидерландов организует испанские и итальянские терции в составе Фландрской армии по другому образцу — 13 рот пикинёров и 2 роты аркебузиров. В пикинёрских ротах должно было быть много мушкетёров, но на деле они не составляли более трети от общего числа солдат. Предполагается, что в такой терции было 759 пикинёров, 318 аркебузиров и 1380 мушкетёров. Терции в самой Испании не столь сильны, в них 10 рот всего по 100 человек, комплектовались они уже кем попало. В провинциальных терциях находились более опытные и мотивированные бойцы.

В 1663 году создаются постоянные провинциальные терции из 16 рот по 62 человека и из 20 по 50 человек. На месте событий численность оказывалась ещё меньше, в среднем по 500 человек.

В 1701 году Филипп V фиксирует численность терции в 650 человек (12 рот и одна рота гренадёров). В роте, в среднем, 3 офицера, 2 сержанта, 10 пикинёров, 35 стрелков

Экипировка и вооружение

Основное оружие пикинёров — пика длиной от 25 до 27 ладоней (palma de mano), то есть примерно 5,2 метра, кроме того, у них есть меч длиной 4,5 ладоней (95 см) и 30-40 см дага (кинжал) для рукопашного боя. Тяжелые пикинёры облачены в полу-доспех (в этом случае совсем без защиты остаются только ноги) или в кирасу с латной юбкой иногда наплечниками (corselet). Лёгкие пикинёры носят латы полегче и подешевле. Как правило, до рукопашной схватки меж пикинёрами дело доходит редко из-за больших потерь во время боя от огнестрельного оружия. Когда же пикинёры врубаются в рукопашную с пешими воинами противника, они толкают пику левой рукой, направляя её правой рукой в лицо или торс противника. Против кавалеристов пика упирается в землю и блокируется ступней правой ноги, левой рукой пику держат под углом примерно 45°, правую руку солдат держит наготове у рукоятки меча, чтобы в любой момент выхватить его, если придётся. На кораблях используются пики длиной примерно 3,2 м.

У аркебузиров из защитного вооружения только шлем — чаще всего морион, торс защищает кожаная куртка с вшитыми под подкладку медными пластинами (broigne) либо колет, толстый суконный или кожаный. В XVII веке вместо шлема чаще всего одевается обыкновенная фетровая шляпа. На вооружении — аркебуза, на портупее через плечо подвешены 12 деревянных трубочек с заранее отмеренными порциями пороха, на солдатском жаргоне их называли двенадцать апостолов. Резервный запас пороха хранится вместе с пулями в сумке. Груша с порохом для затравки. Порох для затравки должен быть очень хорошего качества. Для рукопашной схватки имеется меч и дага. У мушкетёров есть сошка, на которую кладётся тяжёлый мушкет при стрельбе. Огнестрельное оружие в основном фитильное на протяжении всего XVI и 1й половины XVII вв. С начала XVII века потихоньку начинают больше внимания обращать на колесцовый замок, но в основной массе до 3й четверти XVII века преобладает фитильный замок. Колесцовый замок чрезвычайно дорог, с ним много возни — нуждается в полной разборке и чистке каждые 25-30 выстрелов (колёсико разносит порох по всему замку и засоряет его), часто даёт осечку. Фитильный — прост, не надо обслуживать, предельно дешёв и с фитильного ружья «мягче» выстрел — нет пружины у спускового крючка, только скоба, которую стрелок плавно подводит к полке — можно даже вести почти прицельный огонь. Кремневое оружие массово начинает вводиться очень поздно — ближе к концу XVII века появляются кремнёвые мушкеты. Затем появляется кремнёвая фузея — ружьё со штыком, тактика ведения боя меняется коренным образом (линейные батальоны) и строй в виде терций больше не используются.

Тактика

На поле боя терция формируется в зависимости от своего численного состава в одно или несколько каре, названных Cuadro de Terreno. Перегруппировка необходима для того, чтобы повысить эффективность различных типов вооружения во время боя против тех или иных соединений противника. Пикинёры формируются в одно каре, которое как крепость является ядром сопротивления всей терции. Пикинёры стоят плотным строем. Солдаты в наиболее тяжелых доспехах расположены в первых рядах.

Вокруг каре пикинёров расположены солдаты с огнестрельным оружием:

• четыре отряда по 150—300 аркебузиров размещаются с каждой стороны каре пикинёров;
• остальные распределяются по флангам, в качестве гарнизона основного каре пикинёров;
• мушкетёры размещались с передней стороны каре.

В случае атаки мушкетёры и аркебузиры отходили за ряды пикинёров.

Отряды аркебузиров, благодаря своей мобильности, быстро выдвигались вперёд или на фланги и беспокоили врага огнём из аркебуз. Кавалерии сложно было рассеять стрелков, так как те быстро уходили под прикрытие пикинёров. А пикинёры были неуязвимы для кавалерии, что доказывалось на практике много раз, самые известные примеры — Битва при Грансоне и Битва при Муртене. Отряды стрелков приближались к врагу, но сохраняли максимально возможную дистанцию. Для ведения огня отряд стрелков строился в 3 ряда. Сделав выстрел, первый ряд отходил назад и уступал место следующему ряду. Таким образом, все ряды делали последовательно по 4 выстрела. После 4 выстрелов оружие начинало перегреваться, и стрелки отходили ближе к пикинёрам. Если необходимо, для продолжения огневого боя выдвигался другой отряд стрелков.

На марше терция выстраивалась колонной. 1 рота аркебузиров располагалась в авангарде, другая в арьергарде. Колонна выстраивалась так: впереди часть аркебузиров авангарда, затем мушкетеры, затем остальные аркебузиры авангарда, затем пикинёры, в центре знаменосцы и офицеры, после которых шли опять пикинёры, а затем арьергард из аркебузиров. Позади — обоз. Вдали от вражеской территории обоз мог располагаться впереди колонны, чтобы не запаздывал. Ночью спереди колонны и по флангам располагались факельщики.

Одним из преимуществ терции была возможность формировать на поле боя мобильные отряды (tropas) разной величины.

Боевое применение

По мере приближения войск неприятеля аркебузиры стрельбой нарушали строй противника, и затем либо брались за шпаги и проникали в образованные промежутки, либо отходили за пикинёров, позволяя тем вести рукопашный бой с растрёпанным противником.

Для атак кавалерии терция была почти неуязвима, так как выжившие после обстрела всадники вместе со своими гигантскими дестриэ погибали на пиках, а рейтар, использующих пальбу из пистолетов, просто убивали из аркебуз (каждый всадник занимал больше места по ширине фронта и имел большую вертикальную проекцию, вследствие чего конница имела меньшую огневую мощь и одновременно была более уязвима для ответного огня).

Самым слабым местом терции, как и любого построения, подобного каре, были углы, которые могли быть довольно легко прорваны, так как на каждую из сторон в них приходится в два раза меньше пик, чем по фронту, и если противнику удавалось проникнуть в глубину строя, терцию ждала неминуемая гибель.

До битвы при Рокруа терция долгое время считалась непобедимой.

Литература

• Ражнев В. В. История боевого фехтования.

Иллюстрации

• Velazquez-The Surrender of Breda.jpg

  Испанская пехота на картине Диего Веласкеса «Сдача Бреды» (1634-1635)

• BattleOfHeiligerlee.jpg

  «Битва при Гейлигерлее». Гравюра Франса Хогенберга (1568)

• Terciosmarchando.jpg

  Боевой порядок испанской армии в Битве у Ньивпорта. Гравюра

Отрывок, характеризующий Терция (строй)

– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.