Тетеря, Павел Иванович

Павел Иванович Моржковский-Тетеря
укр. Павло Тетеря
Прозвище	Тетеря
Дата рождения	около 1620
Место рождения	? Переяслав-Хмельницкий
Дата смерти	1670(1670)
Место смерти	Турция, Адрианополь
Звание	Гетман Войска Запорожского

Па́вел Ива́нович Тете́ря (Моржковский, укр. Павло Іванович Тетеря; род. около 1620 — 1622 ? — 1670) — украинский государственный, военный и политический деятель, казацкий полковник, гетман Войска Запорожского на Правобережной Украине.

Участник восстания Богдана Хмельницкого, позднее на службе у польско-литовского короля.

Биография

О происхождении Павла Тетери не сохранилось достоверных сведений. Год рождения Тетери неизвестен. Полное имя и фамилия будущего гетмана звучали: Павел Иванович Моржковский-Тетеря. Тетеря — это казацкое прозвище. В казацком реестре 1649 года он записан ещё как Моржковский 9по другим данным Мережковский).

Мать Павла — Анастасия в молодости была монахиней, а крестным отцом, возможно, был Богдан Хмельницкий, однако подлинность этого факта не доказана. Известно, что Тетеря имел двух братьев: родного — Юрия и сводного — Шурла (возможно, внебрачного сына отца) и двух сестер, которые в дальнейшем вышли замуж за польских шляхтичей.

Вероятно Павел имел шляхетское (дворянское) происхождение, его фамилия Моржковский принадлежит польскому шляхетскому роду и он использовал герб Слеповрон.

Тетеря учился в Минской униатской школе, где обучался латыни и ораторскому мастерству. В конце 1630-х годов Павел состоял в услужении у молодого польского шляхтича Николая Пражмовского в Мазовии (Пражмовский впоследствии стал канцлером Польского королевства). В конце 1640-х годов Тетеря был подписарем в Луцком суде, под началом С. Беневского, который впоследствии стал польским дипломатом.

До 1647 года Тетеря занимал должность регента (правителя) канцелярии городского суда во Владимире-Волынском, а затем состоял на службе у брацлавского кастеляна Стемпковского.

Когда вспыхнуло восстание Хмельницкого, в 1648 году, Тетеря присоединился к казакам был писарем Переяславского­ полка.

В 1649 году Тетеря возглавил казацкое посольство к трансильванскому князю Юрию II Ракоци. Тетеря был одним из организаторов украинско-трансильванского во­енно-политического союза, который окончательно сло­жился в 1654 — 1657 годах. Тетеря был участником многих диплома­тических переговоров, которые велись в Чигирине. Весной 1651 года, вместе с есаулом Переяславского полка Демком Тетеря ру­ководил осадой Каменца-Подольского.

Летом 1653 года стал переяславским полковником. Выступал против союзни­ческих отношений с Русским царством. В марте 1654 года Тетеря вместе с генеральным судьей Самуилом Богдановичем-Зарудным пребывал в Москве, где обговаривал условия казацко-русского договора (Мартовские статьи 1654 года). Позднее был снова послан с судьёй Гонсевским в Москву для представления договорных статей царю Алексею Михайловичу.

В 1655 году во время осады Львова русско-казацкими войсками вёл переговоры с польской стороной о выкупе за город. После смерти Б. Хмельницкого был од­ним из вероятных кандидатов на гетманскую булаву. Под­держивал политику гетмана И. Выговского.

После смерти Богдана Хмельницкого, в 1657 году, Тетеря перешёл на сторону Польши и сделан был заднепровским наказным гетманом. В 1662 году, когда Юрий Хмельницкий, изменивший царю, был разбит князем Г. Ромодановским в битве под Каневом и бежал, Павел Тетеря был одним из пяти полковников, самовольно присвоивших себе звание гетмана.

В 1658 году Тетеря вместе с Иваном Выговским и Ю. Немиричем составил проект Гадячского договора с Польско-литовской республикой. В марте 1658 года добивался прекращения по­хода польского войска на Русскую Украину. В 1658 — 1661 годах находился в Варшаве, участвовал в выработке Слободищенского трактата 1660 года.

В октябре 1662 года, после отречения от вла­сти гетмана Ю. Хмельницкого, Тетеря на совете в Чигирине был избран Правобережным гетманом. Продолжая политичес­кую линию И. Выговского и опираясь на поддержку Польско-литовской республики, Тетеря пытался объединить под своей влас­тью Правобережную и Левобережную Гетманщину. Тетеря добивал­ся подтверждения польским правительством привилегий казацкой старшины, требовал решить церковный вопрос (отменить зависимость православной иерархии от римс­ко-католической, возвратить православным их церкви, захваченные униатами), позволить самостоятельные дипло­матические отношения с Молдовой и Валахией, начать мирные переговоры с Русским государством. Вступил в борьбу с левобережным гетманом Якимом Сомко, по­том — с его преемником Иваном Брюховецким, которые делали попытки объединить все земли Древней Руси под протекто­ратом московского царя.

В начале 1663 года Тетеря и Пётр Дорошенко вместе с польско-литовскими войсками вторглись в Левобережную Украину и осадили Глухов, но вынуждены были отступить перед русскими войсками.

В июле 1663 года по приказу Тетери генеральный есаул П. Дорошенко подавил мятеж наказного полковника Ивана Поповича-Ходорков­ского в Паволоцком полку. В октябре 1663 года Тетеря во главе казацких войск (около 24 тысячи человек) присоединился в Белой Церкви к 20-ти тысячной армии польско-литовского короля Яна II Казимира и татарс­ких отрядов (40 тысяч человек). Союзники планировали, захва­тив Левобережье и установив там власть Тетери, занять и Смоленщину, которая возвратилась к Русскому государству в 1654 году. В течение ноября 1663 — января 1664 года польско-казацкие войска и татарские отряды заняли большую часть Левобережной Украины. Однако выступления крестьян против польской шляхты вынудили Те­терю вскоре вернуться на Правобережье. Королевская ар­мия под давлением русских войск под командованием Григория Ромодановского и полков гетмана Ивана Брюховецкого потерпев несколько поражений, отошла через Черниговщину и Литву в Польшу.

После отступления коронных войск и с появлением на Правобережье русских войск, левобережных казацких полков и запорожцев во главе с Иваном Сирко положение Тетери значительно осложнилось. В то же время пробовали реа­лизовать свои планы крымские татары, которые пытались завладеть Правобережной Украиной до реки Горынь. Весной 1664 года Тетере удалось с помощью польско-литовских войск заставить Брю­ховецкого вместе с русскими войсками отступить на Левобережье. В течение 1664 — 1665 годов Тетеря пробовал побороть своих противников, в част­ности, полковников И. Сербина, Василия Дрозденко и С. Опару.

В июле 1665 года, Тетеря отказывается от дальнейшей борьбы за власть и назначает наказным гетманом Михаила Ханенко. После этого Тетеря выехал в Польшу (от гетманства он никогда не отрекался). Жил в Варшаве. В 1667 году всту­пил во Львовское Успенское братство. В период правления короля Вишневецкого Тетеря подвергся преследованию со сто­роны польских магнатов — его имения были конфискова­ны, а он сам осужден к изгнанию из государства.

Некото­рое время Тетеря жил в Молдове, в Яссах. В 1670 году встречался в Адрианополе (теперь Эдирне) с турецким султаном Мехмедом IV и убедил его начать войну против Польши. Мехмед IV назначил Тетере пенсию и вручил султан­ское знамя — санджак. По приказу султана Тетеря был отравлен в апреле 1670 года. По­хоронен, вероятно, в одной из православных церквей в Эдирне. В 1671 году в немецких газетах появилось сообщение (отправлено из Львова 27 февраля) о том, что в Варшаву к польскому королю прибыл из Адрианополя гонец с письмом от «гетмана козацкого Тетери». В статье рассказывалось, что Тетеря «приклонился» к султану из-за несправедливо отнятого имения . Это позволяет предположить, что Тетеря к началу 1671 года был жив и поддерживал отношения с Михаилом Вишневецким.

Семья

Тетеря был дважды женат. Первая жена — сестра И. Выговского, вторая — дочь Б. Хмельницкого и Анны Сомко Екатерина Хмельницкая. Тетеря был любимцем Б. Хмельницкого.

Память

• В 2002 году была выпущена почтовая марка Украины, посвященная Тетере.

См. также

• Список гетманов Войска Запорожского

Литература

• Тетеря Павел Иванович — статья из Большой советской энциклопедии.
• Север А. Русско-украинские войны. — М.: Яуза-пресс, 2009. — С. 79-80. — 384 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-9955-0033-9.

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Тетеря, Павел Иванович

– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.