Тетрархия

Тетра́рхия (греч. τετραρχία — правление четырёх, четверовластие) — название любого правительства, в котором власть разделена между четырьмя людьми (тетрархами). Как правило, тетрархией называется система управления Римской империей, введённая императором Диоклетианом в 293 г. и продолжавшаяся до 313 г. Её введением был разрешён Кризис Римской империи III века.

Создание Тетрархии

Императорские династии Древнего Рима

Принципат (27 до н. э. — 192 н. э.)

Юлии-Клавдии (27 до н. э. — 68 н. э.)

Гражданская война (68—69)

Династия Флавиев (69—96)

Династия Антонинов (96—192)

Бюрократизированный принципат (193—235)

Гражданская война (193—197)

Династия Северов (193—235)

Политический кризис (235—284)

Солдатские императоры (235—284)

Галльская империя (258—273)

Пальмирское царство (262—273)

Доминат (с 284)

Тетрархия (293—313)

Гражданские войны (306—323)

Династия Константина (305—363)

Династия Валентиниана (364—378)

Династия Феодосия (378—395)

Западная Римская империя (395—476)

Династия Феодосия

Восточная Римская империя (Византийская империя)

Династия Феодосия (395—457)

Династия Львов (с 457)

В 285 году император Диоклетиан назначил военачальника Максимиана младшим соправителем («цезарем»), а в 286 году — «августом». Диоклетиан управлял восточной половиной империи, а Максимиан — западной. В 293 году, посчитав, что военные и гражданские проблемы требуют специализации, Диоклетиан с согласия Максимиана назначил двух цезарей в помощники августам: Галерия и Констанция Хлора. Предполагалось, что августы будут отрекаться после 20-летнего правления, а власть будет переходить к цезарям. Так была создана первая тетрархия.

Столицы тетрархии

Четыре тетрарха базировались не в Риме, а в других городах ближе к границам — военных штабах, руководящих защитой империи от врагов (Сасанидской Персии) и варваров (в основном германцев, а также многочисленных кочевников из восточных степей) на Рейне и Дунае. Эти города известны как «столицы тетрархов». Хотя Рим перестал быть действующей столицей, «Вечный Город» оставался номинальной столицей всей империи. Он не был низведен до уровня провинции, но подчинялся префекту города (praefectus urbis). В дальнейшем та же система была введена в Константинополе.

Четырьмя столицами тетрархов были:

• Никомедия в северо-западной Малой Азии (сейчас Измит в Турции), база для защиты от вторжений с Балкан и из Персии. Никомедия, была столицей Диоклетиана, восточного и главнейшего августа. При последней реорганизации в 318 г. Константином I Великим его область, соседствовавшая с наиболее сильным врагом — Персией, стала преторианской префектурой Oriens («Восток»), ядром будущей Византии.

• Сирмий (сейчас Сремска-Митровица в районе Воеводина современной Сербии, около Белграда) на дунайской границе была столицей Галерия, восточного цезаря. Она стала балканско-дунайской префектурой Иллирия.

• Медиолан (сейчас Милан, около Альп), а не Рим, был столицей Максимиана, западного августа. Его областью стала Италия и Африка с незначительной протяженностью внешних границ.

• Августа Треверорум (сейчас Трир, в Германии) была отдалённой столицей Констанция Хлора, западного цезаря, около важной границы по Рейну. Поэтому несколько раньше она была столицей галльского императора Тетрика I. Эта четверть стала префектурой Галлия и включала Германию, Галлию, Испанию и Британию.

Аквилея, порт на побережье Адриатики, и Эборак (сейчас Йорк) в северной Англии, неподалеку от кельтских племен в современных Шотландии и Ирландии), также были важными городами для Максимиана и Констанция соответственно.

Между четырьмя тетрархами не было чёткого разделения земель, так что нельзя считать, что в это время Римская империя распалась на четыре государства. У каждого императора была зона влияния внутри Римской империи, но не более того. Верховная власть фактически принадлежала Диоклетиану. В основном каждый занимался командованием военными кампаниями, а управлением занималась бюрократия, возглавляемая префектом претория каждого тетрарха. Префектам были подчинены викарии, возглавлявшие диоцезы, административные единицы, которых сначала было двенадцать, а позднее пятнадцать. В состав диоцеза входило до 16 провинций.

См. перечень римских провинций.

На западе август Максимиан управлял провинциями к западу от Адриатики и Малого Сирта, а внутри этого района его цезарь, Констанций, контролировал Галлию, Британию, Германию и Испанию. На востоке взаимоотношения между августом Диоклетианом и его цезарем Галерием были очерчены гораздо менее четко.

Упадок тетрархии

Беспорядки и падение

В 305 году закончился 20-летний срок правления Диоклетиана и Максимиана, и оба сложили с себя полномочия. Их цезари, Галерий и Констанций Хлор, оба стали августами и назначили двух новых цезарей, Максимина — Галерию и Флавия Валерия Севера — Констанцию. Вчетвером они образовали вторую тетрархию.

Однако вскоре эта система нарушилась. Когда Констанций умер в 306 г., Галерий назначил Севера августом, в то время как Константин I, сын Констанция, был также провозглашён августом войсками своего отца. В то же время Максенций, сын Максимиана, не захотел быть исключённым и одержал победу над Севером, заставив того отречься от трона. Затем Максенций приказал убить Севера в 307 г. И Максенций, и Максимиан провозгласили себя августами. Таким образом, в 308 г. на звание августа образовалось четыре претендента (Галерий, Константин, Максимиан и Максенций), а на звание цезаря — только один (Максимин).

В 308 г. Галерий вместе с ушедшим на покой Диоклетианом и, казалось бы, ушедшим на покой Максимианом, созвали имперскую конференцию в Карнунтуме на Дунае, где было решено, что августом на западе станет Лициний, а его цезарем — Константин. На востоке, августом останется Галерий, а его цезарем — Максимин. Максимиан должен был уйти от дел, а Максенция объявили узурпатором. Это соглашение ни к чему хорошему не привело — к 308 г. Максенций, лишённый имперского престола, всё равно стал фактическим правителем Италии и Африки. Кроме того, ни Константин, ни Максимин — оба цезари с 305 г. — не были готовы стерпеть назначение Лициния на пост августа.

Константина и Максимина пытались успокоить, пожаловав им ничего не значащий титул filius Augusti («сын Августа», что ничем не отличалось от звания цезаря, ибо также подразумевало наследование), но в 309 г. их тоже признали августами. Однако существование четырёх равноправных августов, находящихся друг с другом в ссоре, ничего хорошего не предвещало.

Конец тетрархии

Между 309 и 313 гг. большинство претендентов на имперские посты умерли или были убиты во внутренних распрях. Константин приказал задушить Максимиана в 310 г. Галерий умер от естественных причин в 311 г. Константин победил Максенция в битве у Мильвийского моста в 312 г., и вскоре Максенций был убит. Максимин покончил с собой в Тарсе в 313 г., потерпев поражение от Лициния.

К 313 году осталось только два императора: Константин на западе и Лициний на востоке. Тетрархия завершилась, хотя только в 324 г. Константин победил Лициния, объединил обе половины римской империи и провозгласил себя единственным августом.

Наследие

Хотя тетрархия длилась только до 313 года, многие её черты сохранились и впоследствии. Деление империи на четыре региона продолжалось в форме префектур, каждой из которых управлял префект претория. Префектуры были разделены на диоцезы, которые в свою очередь — на провинции.

Понятие consortium imperii, разделения имперской власти, неоднократно появлялось в дальнейшем.

Идея деления на две части, запад и восток, также не пропала. В конце концов она привела к делению на две независимых римских империи.

Другие тетрархии

На тетрархии делилась древняя Фессалия: это были Фессалиотида, Фтиотида, Пелазгиотида и Гистиеотида. Филипп II Македонский при реорганизации Фессалии восстановил исконное деление области на четыре округа, причем наряду с тетрархией установил так называемые декархии.

Тетрархиями назывались также части областей, занятых в Галатии (в Малой Азии) тремя галльскими племенами (трокмами, тектосагами и толистобоями): во главе каждой части стоял тетрарх, имевший высшую военную и судебную власть, которая была наследственной и пожизненной.

Двенадцать тетрархов и 300 старейшин составляли национальное собрание названных трёх племён. Это деление Галатии на тетрархии удержалось до времён Помпея, при котором вся область соединилась под властью одного правителя, Дейотара.

Под именем тетрархов были известны также правители некоторых сирийских племён и некоторые из членов царствующего дома Иродиадов в Палестине.

Литература

• Barnes, Timothy D. The New Empire of Diocletian and Constantine. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1982. ISBN 0-7837-2221-4

Отрывок, характеризующий Тетрархия

Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.