Техас против Джонсона

Техас против Джонсона
Верховный суд США
Прения состоялись 21 марта, 1989 Закрыто 21 июня, 1989
Полное название	Texas v. Gregory Lee Johnson
Источник	491 U.S. 397 (ещё)
Предшествующие рассмотрения	Обвинительный приговор районного уголовного суда Далласа, Техас; подтверждён, 706 S.W.2d 120 (Tex. App. 1986); направлен на пересмотр, 755 S.W.2d 92 (Tex. Crim. App. 1988); cert. granted, 488 U.S. 884 (1988)
Решение
Законы, запрещающие публичное сжигание американского флага противоречат Первой поправке к Конституции. Решение Апелляционного суда по уголовным делам штата Техас подтверждено.
Мнения
Большинство	Бреннан, присоединились Маршалл, Блэкман, Скалия, Кеннеди
Особое мнение	Ренквист, присоединились О'Коннор, Уайт
Особое	Стивенс

Техас против Джонсона 491 U.S. [supreme.justia.com/us/491/397/case.html 397] (1989) — решение Верховного суда США, лишившее законной силы запрет на публичное сжигание американского флага. Мнение большинства было подготовлено Уильямом Бреннаном. Суд установил, что сжигание флага как форма выражения протеста гарантировано Первой поправкой к Конституции США. Джонсона в суде представляли адвокаты Дэвид Коул и Уильям Канстлер.

Обстоятельства дела

Ответчик, Грегори Ли Джонсон, принимал участие в демонстрации в рамках Национального республиканского съезда (англ. Republican National Convention) 1984 года в Далласе, направленной против политики президента Рейгана. Демонстранты маршировали по улицам и выкрикивали лозунги. Один из участников сорвал флаг со здания и отдал Джонсону. Когда марш достиг городской ратуши, Джонсон облил флаг керосином и поджёг. Многие демонстранты поддержали его выкриками.

В соответствии с законами штата Техас, Джонсон был приговорён за вандализм к году лишения свободы и штрафу в 2000 долларов США. Джонсон подал апелляцию в пятый апелляционный суд штата Техас, но проиграл. Затем Джонсон обратился в Апелляционный суд по уголовным делам штата Техас (англ. Texas Court of Criminal Appeals) — высшую судебную инстанцию штата по уголовным делам. Апелляционный суд оправдал Джонсона, приравняв его действия к речи.

Представители штата заявили, что сохранение порядка и защита символа национального единства важнее права на свободу слова, выраженного в символической и неоднозначной форме. Суд занял прямо противоположную позицию. В итоге, по инициативе штата дело было передано в Верховный суд.

Ссылки

• [www.hrights.ru/text/b4/Chapter17.htm Институт прав человека о деле «Штат Техас против Джонсона»]

Отрывок, характеризующий Техас против Джонсона

Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»