Технократия

Формы правления, политические режимы и системы
Автократия Анархия Аристократия Бюрократия Геронтократия Демархия Демократия Имитационная демократия Либеральная демократия Представительная демократия Прямая демократия Буржуазная демократия Деспотизм Джамахирия Диархия Диктатура Военная диктатура Фашистская диктатура Диктатура пролетариата Нацистская диктатура Идеократия Изократия Клептократия Коммуна Корпоратократия Критархия Марионеточное государство Матриархат Меритократия Милитократия Монархия Абсолютная монархия Самодержавие Всемирная монархия Выборная монархия Конституционная монархия Дуалистическая монархия Парламентарная монархия Сословно-представительная монархия Феодальная монархия Вотчинная монархия Раннефеодальная монархия Ханство (каганат) Царизм Ноократия Однопартийная система Олигархия Охлократия Патриархат Вождество Плутократия Республика Народная республика Парламентская республика Президентская республика Смешанная республика Советская республика Талассократия Теллурократия Теократия Технократия Тимократия Тирания Тоталитаризм Хунта Этнократия
Портал:Политика ·

Технокра́тия (греч. τέχνη, «мастерство» + греч. κράτος, «власть» греч. τεχνοκρατία) — гипотетическое общество, построенное на принципах меритократии, в котором власть принадлежит научно-техническим специалистам. Идея о полезности передать управление обществом отдельной категории людей — носителям знания, философам — впервые встречается у Платона в труде «Государство».

Термин технократия появился в начале XX века и первоначально использовался для пропаганды применения научного метода к решению социальных проблем. По мнению сторонников этой концепции, роль денег, экономических ценностей, а также механизмы контроля через мораль будут ослаблены или устранены полностью, если эта форма правления будет реализована.

В публицистике «технократами» часто называют лиц, получающих власть в силу их профессиональных знаний. Обычно вместо бизнесменов или людей, избранных в рамках политических партий, подразумеваются учёные, инженеры, технологи, которые имеют специальные знания и опыт руководящей работы.

История термина

Уильям Генри Смитт (англ. William Henry Smyth) впервые использовал термин «технократия» в 1919 году в своей статье «'Технократия' — пути и методы достижения индустриальной демократии» (англ. «'Technocracy' — Ways and Means to Gain Industrial Democracy») в журнале «Индустриальный Менеджмент» (англ. Industrial Management). Однако Смитт ссылался на индустриальную демократию: движение, направленное на объединение рабочих с целью интеграции их в управление предприятиями через существующие организации или революцию. Термин был использован для обозначения технически обоснованного принятия решений в управлении в 1932 году.

Технократия как концепция построения общества

Предыстория

В философско-политической мысли технократическая традиция имеет давнюю историю. Четко оформленная идея общества, управляемого носителями знания, впервые встречается у Платона, который в труде «Государство» отстаивает тезис о том, что государством должны управлять носители знания — сословие философов. В XVII веке идея использования научных знаний для управления обществом получила развитие в трудах Ф. Бэкона и Т. Кампанеллы. Однако это всё было лишь намёком на технократические идеи, которые проявились только на определенной стадии общественного развития.

Первую целостную концепцию о влиянии науки, производства и технических специалистов на социально-политическое развитие создал А. Сен-Симон. Приход к власти носителей научного знания рассматривался им как закономерный результат общественного развития. Для описания такого общества им вводится термин «промышленно-научная система». Он утверждал: «…при современном состоянии знаний и цивилизации одни лишь промышленные и научные принципы могут служить основанием общественной организации». Управление обществом должно строиться на научных, рациональных методах, в результате применения которых, по его мнению, политика станет дополнением к науке о человеке. В трудах А. Сен-Симона имеют место две важнейшие составляющие всех более поздних технократических концепций: управление обществом на научных принципах и ведущая политическая роль научно-технических специалистов. Сен-Симона правомерно называют предтечей технократизма и первым его идеологом.

Для того чтобы говорить о технократии, прежде всего было необходимо возникновение достаточно многочисленного слоя научно-технических специалистов. А это произошло лишь во второй половине XIX века с завершением промышленной революции в передовых странах, когда началось массовое применение машин в производстве, а затем и в других сферах. Машинная техника изменила повседневную жизнь человека, технизация все шире распространялась в индустриальном обществе, сформировав особую форму культуры которая была названа Ж.-П. Кантеном термином «технокультура» который он применил для характеристики содержания западноевропейской цивилизации.

Причины возникновения технократической концепции в XX веке

Технократия — ответ на проблему, стоящую перед инженерами с самого начала XX столетия. Сэмюэль Хабер (Samuel Haber) и Дональд Стабил (Donald Stabile) описали противоречия между физической эффективностью и эффективностью стоимости, с которыми столкнулись инженеры в новых условиях капиталистического предпринимательства конца XIX столетия в США.

Думающие только о прибыли, нетехнические менеджеры предприятий, где работают инженеры, из-за своего взгляда на потребности рынка, часто налагают ограничения на проекты, которые разрабатываются из необходимости предприятия. Рабочие не вырабатывают на том уровне, который заложен в планах инженера, а цены всего сырья изменяются рыночными силами, таким образом нарушая точные вычисления инженера.

В результате, инженер теряет контроль над проектами и должен непрерывно пересматривать планы. Чтобы сохранять контроль над проектами, инженеры пытались установить контроль над этими внешними переменными и преобразовывать их в постоянные факторы.

Ранние проявления

В среде инженеров развернулась широкая дискуссия относительно этой проблемы в технических журналах и на конференциях. В результате было сформировано три идеологических течения.

• Тейлоризм, который объединяет ценовые структуры и разработку предприятий, таким образом создается научное управление, где капиталистический менеджер и инженер делят контроль над процессом производства и рабочим классом между собой.
• Советский Союз осуществил Социал-тейлоризм, где экономическое планирование, политическая бюрократия и техническая элита производили контроль над экономикой через учреждения, подобные ГОЭЛРО, или пятилетние планы. В то же время политические воздействия повлияли на советское планирование; политическая бюрократия разрабатывала планы, чтобы достичь технических результатов, и необходимой цены производства, считаясь скорее не с технической, а с экономической необходимостью.
• В Соединённых Штатах распространилось представление, что технические соображения должны иметь приоритет. Это представление развилось среди инженеров типа Уильяма Говарда Смита (англ. William Howard Smyth), оно основано на ранней концепции индустриальной демократии, которая была ограничена участием инженеров в руководстве предприятий.

Технологический детерминизм

Основное положение технократической концепции построения общества — технологический детерминизм. Технологический детерминизм это теоретико-методологическая установка в философских и социологических концепциях, исходящая из решающей роли техники и технологии в развитии социально-экономических структур. Он возник в 1920-х в связи с бурными успехами в развитии науки и техники, нарастающей эффективностью их массового применения в развитии производства.

В работах Веблена эта установка нашла реализацию в доктрине, согласно которой решающая роль не только в развитии экономики, но и в принятии управленческих решений в области политики должна принадлежать специалистам. Торстейн Веблен описал свои взгляды в социальной утопии «Инженеры и Ценовая Система» (1921 г.) и других произведениях.

Приверженцы технологического детерминизма считают, что основной детерминантой социально-экономических и иных изменений в обществе являются более или менее крупные сдвиги в технике и технологической системе производства. Однако слово «технология» означает «не столько машины и инструменты, сколько то представление о мире, которое руководит нашим восприятием всего существующего» (Дж. П. Грант).

Технократическое Движение использовало модифицированную концепцию технологического детерминизма, в которой основным критерием развитости общества был принят не столько уровень технологического развития, сколько уровень использования внешней энергии (энергии не затраченной работающим человеком в форме человеко-часов, а полученной и затраченной машинами в форме киловатт-часов). Такой подход основывался на работах нобелевского лауреата в области физической химии Фредерика Содди. В своей работе «Богатство, виртуальное богатство и долг» (англ. Wealth, Virtual Wealth and Debt) Содди обратил своё внимание на роль энергии в экономических системах. Он критиковал концентрацию на финансовых потоках в экономике, утверждая, что «реальное» богатство было получено при использовании энергии для преобразования материалов в готовые товары и услуги.

Технократический общественный строй

Технократический общественный строй характеризуется тем, что процесс производства и распределения доходов находится под контролем общества и делегирован наиболее квалифицированным специалистам. Экономика технократического общества имеет нерыночный характер.

Определяющими в экономической теории технократического общества является валовое производство энергии на душу населения и уровень научно-технического прогресса, который определяет эффективность использования энергетических мощностей.

Социальная структура такого общества базируется не на отношениях собственности, а на знаниях и квалификации. Такое социальное устройство так же известно как меритократия.

Технократическая политическая система

Технократическое правительство — это власть экспертов, которая эффективно выполняет административные функции. В технократической системе, в которой экономика регулируется экономистами, социальная политика регулируется политологами, система здравоохранения управляется специалистами медиками и другие отрасли соответствующими специалистами, которые работают и обмениваются знаниями совместно, координируемые специалистами-менеджерами, производительность каждого максимизируется настолько, насколько это принципиально возможно.

Технократия может также использовать системы управления, в которых законы проводятся в жизнь посредством проектирования систем таким образом, что их невозможно нарушить. Например, чтобы препятствовать тому, что люди ездили на трамвае не оплачивая проезд, двери вагона могли быть разработаны таким образом, чтобы оплата была необходима для открытия дверей. Та же самая идея может быть применена в намного больших масштабах, с автоматизированным общественным наблюдением, интеллектуальными системами, которые автоматически управляют или ограничивают действия людей, чтобы предотвратить незаконную деятельность.

Принципы упреждающего проектирования, предсказание, в видении Б. Ф. Скиннера в его повести «Вальдэн Два» также относительно подобны таким системам, но основаны на психологии и влиянии социальной среды, а не на различных навязчивых технологиях, для проведения в жизнь правил.

Технократическое движение

В 1930-е гг. в США возникло общественное движение, принципы и программа которого согласовывались с концепцией Веблена. Это движение было создано членами Технического Альянса в который входил и сам Веблен. Книга Веблена «Инженеры и Ценовая Система» (англ. The Engineers and the Price System) была использована технократическим движением как базовый материал. Движение оформилось в общественную организацию Технократия Инкорпорейтед (англ. Technocracy Incorporated) которая сформулировала план относительно Северной Америки, включающий использование не «Ценовой Системы», а разработанной ими системы «Расчет энергетических потребностей» («Energy Accounting»), которая использует постдефицитный тип экономики как основу.

Предложенная система была основана на расчете потребности в энергии во время производства вместо денег, и использовала термодинамику как основу. Сформулированный Technocracy Inc. научно-социальный проект «Технат» («The Technate») как это описывалось в «Учебном Курсе Технократии» (Technocracy Study Course), включал главным образом аспекты касающиеся установления постдефицитно экономической системы. В ней предполагалось, помимо установления системы распределения ограниченных по запасам благ на основе энергетического учета и равного разделения суммарной энергии произведенной в Технате на каждого его жителя, предоставление бесплатного жилья (Урбанат), транспорта, отдыха и образования. Теоретически все получали бы равное количество возможностей по получению благ в системе нерыночной экономики Техната, благодаря её бездефицитным методикам. Технат — территория обеспеченная товарами и услугами, содержащая природные ресурсы, достаточный промышленный и научный потенциал, и управляемая обученным персоналом и руководителями с помощью АСУ.

Технократическое движение в Европе

Существовали и другие движения, так же поддерживающие технократические взгляды, в том числе во Франции, группа X-Crise, сформированная в 1930-х выпускниками Ecole Polytechnique и Redressement Français. Французское технократическое движение основано в 1925 году Эрнестом Мерсьером. Вместе с бельгийцем Хендрик де Маном, X-Crise поддерживал «планизм», который рекомендовал, вместо экономического либерализма использование экономического планирования. Под влиянием планизма Де Ман и нео-социалисты Марсель Дья, Пьер Ренадель, Рене Белин, а также «нео-турки» из Радикальной социалистической партии (Пьер Манде-Франс, и др.) предлагали через экономическое планирование «конструктивную революцию», возглавляемую государством и технократами. Такие идеи также влияли на Движение Нонконформистов во французском правом фланге.

Политическое и Экономическое Планирование в Великобритании (аналитический центр, основанный в 1931) также защищало такое экономическое вмешательство.

Технократическое движение в России

Технократические идеи высказывались А. А. Богдановым, который ввел в оборот термин «техническая интеллигенция» (в 1909 году в статье «Философия современного естествоиспытателя»). В статье «Труд и потребности работника» (1923 г.) обосновывал необходимость энергетических расчетов в экономическом планировании.

Весной 1930 в СССР, была арестована большая группа инженеров и другой научно-технической интеллигенции. По материалам дела они обвинялись в создании антисоветской подпольной организации известной под названиями: «Союз инженерных организаций», «Совет Союза инженерных организаций», «Промышленная партия» которая, якобы, использовала идеологию технократизма. По данным следствия эта антисоветская организация в 1925—1930 годах занималась вредительством в различных отраслях промышленности и на транспорте.

Кроме того, согласно обвинению, она была связана с «Торгпромом» («Торгово-промышленным комитетом»), объединением бывших русских промышленников в Париже и французским генеральным штабом и подготавливала иностранную интервенцию в СССР и свержение советской власти. Действительно ли существовала «Промпартия» доподлинно не известно.

Технократическое движение сегодня

Технократические взгляды разделяет часть современных трансгуманистов, они пользуются популярностью у футурологов, хотя последние не всегда ссылаются на технократию, как таковую, в то же время приходя к выводам, практическим идентичным технократической концепции. Примером может служить работа польского философа-футоролога и писателя фантаста Станислава Лема «Сумма Технологии» (1963).

Популярный документальный фильм обличительного характера «Дух времени», а в особенности в его продолжениях — «Дух времени: Приложение» — излагают, среди прочего, идеи технократии и даже предлагают аналог проекта «Технат», так называемый «Проект Венера» разработанный футурологом Жаком Фреско. Сам Фреско признаёт, что ранее состоял в технократическом движении, но покинул его из идеологических соображений. По мнению марксистов, проект Венера близок к утопическому социализму.

Целью проекта является создание «ресурсо-ориентированной экономики», основанной, по утверждению автора, на всеобщем праве собственности на природные ресурсы и широком применении технических и технологических решений различных социальных и экономических проблем, использовании исключительно альтернативных источников энергии, освоение новых для человека сфер обитания, снижении необходимости задействования человека в производственной сфере.

Предполагается, что опора на существующие природные ресурсы и технологические новшества обеспечит для человеческого общества устойчивое развитие. При этом либо игнорируются, либо сознательно отвергаются экономические законы товарного обмена, в том числе Закон стоимости. Фреско считает, что производство денег не имеет отношения к Закону стоимости. По его мнению, кредитно-денежная политика современных государств строится на абсурдной формуле: X = X + Y (где Х — это имеющиеся в данный момент в государстве деньги, а Y — это проценты, которые подлежат уплате по кредитам). Y — это деньги, которые в данный момент отсутствуют, но должны быть напечатаны, поскольку иначе невозможно будет погасить проценты по кредитам. Таким образом, денежная система — это саморазрушающаяся система, поскольку она является ничем иным как финансовой пирамидой. Автор, вслед за классиками технократии, критикует систему экономики, основанной на эквивалентном обмене на основе стоимости, утверждая, что планетарные запасы ресурсов и энергии используемые «с новой современной технологией и разумной эффективностью» могли бы удовлетворить потребности всего населения планеты в достаточной степени.

Проект достаточно эклектичен и включает взгляды автора на все стороны общественной жизни и различные технологии, в частности на архитектуру и градостроительство.

Неотехнократизм

Идеи Веблена использовались позднее многими авторами в социологическом и политологическом контекстах. Эти работы относят к направлению, получившему название — неотехнократизм. Так их использовали А. Берли, А. Фриш, Дж. Бернхем в книге «Революция менеджеров» (1941), Дж. К. Гэлбрейт (1960—1970-х г. книги «Новое индустриальное общество» и «Экономические теории и цели общества») и другие. Влияние технологического детерминизма явственно проявилось в теории стадий роста, выдвинутой в 1960-х Ростоу, в концепциях индустриального (Арон, Гэлбрейт, А. Берли и др.), постиндустриального (Д. Белл, Ж. Фурастье и др.), технотронного (З. Бжезинский), программированного (Ален Турен), информационного (Ё. Масуда) общества, «третьей волны» (Тоффлер). Отличительной особенностью этих теорий является попытка соединить методологию технологического детерминизма с другими детерминантами, в результате чего создается новый образ общества. Авторы противопоставляют новое общество индустриальному обществу, делают акцент на сбалансированном соотношении между материальными и духовными ценностями, между техническими и гуманитарными знаниями, фемининными и маскулинными тенденциями развития. Неотехнократическая парадигма, построенная на основе абсолютизации возможностей современной компьютерной техники, автоматики, сохраняет характерные элементы традиционного технократизма.

Неотехнократизм в политологии

Современные политологи под технократическим, чаще всего понимают правительство, состоящее из специалистов и формирующееся по не идеологическим принципам.

Технократические методы и подходы, не как целостная система, а как отдельно взятые элементы политического процесса широко использовались в течение всего XX века. Особенно широко отдельные методы, идеи и приемы применяли Германия, СССР, США, КНР, Япония, Южная Корея.

К технократическому методу формирования правительства, то есть созданию его не на политической, а на профессиональной основе, прибегают некоторые страны в случае политического или иного кризиса. Чаще всего так поступают государства с президентской формой правления. После Второй мировой войны наиболее часто таким образом формировалось правительство в Финляндии — 7 раз. Показательной в этом отношении стала ситуация в Италии в первой половине 90-х годов XX века, когда в коррупционном скандале были задействованы все без исключения члены правительства и лидеры основных политических партий. В результате этого в 1993 и 1994 годах действовало непартийное технократическое правительство во главе с директором Банка Италии К. А. Чампи.

Критика технократии

Резкое расширение философского контекста теоретических экспликаций техники и технологии привело к существенной дифференциации точек зрения на сущность, значимость и роль технологических детерминант социально-экономического и социокультурного развития. Наряду с техницистской традицией и в противовес ей современная философская и социологическая мысль выдвинула антитехницистскую линию. Герберт Маркузе, Теодор Адорно, Жак Эллюль, Макс Хоркхаймер и др. акцентируют внимание на негативных последствиях чрезмерного увлечения человека могуществом техники. Они связывают феномен техники со всеобщей рационализацией мира и интерпретируют этот феномен как самую опасную для человека форму детерминизма. Техника, считает Эллюль, превращает средства в цель, стандартизирует поведение, интересы, склонности людей, превращая тем самым человека в объект бездуховных «калькуляций и манипуляций». С его точки зрения, необходимо преодолеть узкие рамки технологического детерминизма и задуматься о возможной поливариантности социального развития, имея в виду, что в любом из вариантов философствования на эту тему необходимо исходить из идеи гуманизации техники и полной переориентации позитивных потенций последней в целях освобождения человека от всех форм социальной зависимости.

А. В. Миронов рассматривает технократизм как: 1) перенос профессионального мышления и ценностей из сферы научной и/или инженерной деятельности, а также любой профессиональной среды, на все остальное многообразие отношений; 2) абсолютизацию математических моделей — придание им онтологического статуса. В качестве обоснования он приводит пример творчества Ле Корбюзье.

Возможность создания технических систем общественного контроля часто сравнивают с тоталитарным государством, в котором все государство — тюрьма со строгими правилами, наподобие Паноптикума, где все люди контролируются, чтобы гарантировать единогласие. Чарльз Стросс назвал это Сингулярностью Паноптикона. Таким образом, бюрократическая форма технократии может быть и авторитарной системой управления.

Технократы, отвечая на эти опасения, сказали бы, что страх перед технологией и социальными изменениями часто принимает самые тиранические и мрачные формы, указывая на популярные СМИ и пропаганду, в которых социализм, демократия, и коммунизм первоначально изображались в одинаково мрачно и предостерегающем свете.

Как уже говорилось, понятие технократии двойственно: 1) управление должно ориентироваться на технические достижения; 2) управлением должны заниматься ученые. Что касается первого ракурса, обзор критики достаточен. Критика технократии во втором понимании акцентирует внимание на следующем противоречии. Управление неразрывно связано с дифференцированными интересами социально-экономических групп, тогда как наука нейтральна, поскольку идеологизация и политизация науки исключают в ней собственно научное. Поэтому, чтобы управлять, ученый должен отказаться от научного подхода (Вугальтер А. Л. Ваше открытие общества, или философский вояж. — К.: March-A, 1995).

Однако в последнее время технократия учла свои ошибки и теперь представляется более обобщённо. Власть принадлежит не только научно-техническим специалистам, но и другим отраслям (например образованием управляет высококвалифицированный педагог, а экономикой такой же квалификации экономист).

Технократия как социальная группа

Термин технократия может также означать социальную прослойку (страту) высококвалифицированных специалистов.

Профессор М. Уолкер полагает, что активный слой технократов существовал в Германии в период Веймарской республики и времен Третьего Рейха. Они активно участвовали, как действующая сила, в политике Третьего Рейха. Уолкер использует умозрительную модель правительства — «Левиафан», описывающую группы влияния в Третьем Рейхе и их взаимодействие через Гитлера. Уолкер показал, что очень часто технократы, как объективное начало, побеждали субъективное начало — нацистов, что позволяло им получать обширный доступ к ресурсам в условиях тоталитарной системы. Это, в частности, приводится им как причина мощного технологического рывка Третьего Рейха.

Технократы как социальная группа в России

Академик А. А. Кокошин считает, что российская технократия насчитывает свою историю по крайней мере с 1930-х годов, однако она значительно пострадала от сталинских репрессий.

Позднесоветскую историю, по мнению Кокошина, характеризует конфликт партийной номенклатуры (субъективное начало) с технократией (объективное начало). Годы реформ характеризуются парадоксальной ситуацией, когда технократ-строитель Ельцин отстранил от власти технократов. Известны попытки формирования технократических движений и проектов в СНГ и РФ с 1996 по 2010 годы, которые так и не получили распространение.

Технократия в культуре

Технократия в искусстве

• В фантастическом романе Жюля Верна «Пятьсот миллионов бегумы» (1879) представлено столкновение двух вариантов технократической концепции в лице доктора Сразена и профессора Шульце — французского и немецкого технократов соответственно, и, в некотором роде, предсказаны грядущие мировые войны и опасность расизма.
• В романе-утопии русского учёного и писателя Александра Богданова «Красная звезда» (1911) описано социал-технократическое государство на планете Марс.
• В романе-антиутопии «Мы» (1920) русского писателя Евгения Замятина представлено общество, в котором государство частично основано на технократии и сциентизме.
• В фантастическом романе «Великий ум Марса» (1927) Эдгара Райса Берроуза входящем в барсумский цикл присутствует вымышленный город-государство Тунол, управляемый на основе технократии и сциентизма, ведущий войну на уничтожение с теократическим городом-государством Фандал.
• В романе-антиутопии английского писателя Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» (1932) описано общество, также основанное на технократии и идеях фордизма.
• В романе-сценарии английского писателя Герберта Уэллса, «Облик грядущего» (1935), экранизированного с его участием, действует тайная организация технократов «Крылья над миром», восстанавливающая цивилизацию после глобальной катастрофы — мировой войны с использованием химического и биологического оружия массового поражения.
• В романе Курта Воннегута «Механическое пианино» (1952) показано общество, в котором механизация производства полностью вытеснила ручной труд. В результате этого люди разделились на высшую прослойку (инженеров) и низшую, презрительно именуемую КРРАХи — тех кто работает в бюро Реконструкции и Ремонта. КРРАХи имеют достаточно для обеспечения жизненных потребностей и потребностей в развлечении, однако, вследствие жесткой стратификации, они не могут самореализоваться в творческом плане. Роман оканчивается восстанием КРРАХов, которое распространилось по целой стране.
• В социально-философском научно-фантастическом романе Ивана Антоновича Ефремова «Туманность Андромеды» (1957), где действие происходит в далеком будущем, описано общество, характеризующееся необычайным развитием науки, искусства, педагогики, покорением космоса, искусственным улучшением земного ландшафта и климата, изменением психологии человека, основанное на технократии и сциентизме. Решения по мелким вопросам в этом обществе принимаются соответствующими институтами (или даже отдельными лицами, компетентными в этих вопросах), координируются советами по главным направлениям экономики, и проверяются академиями. По надобности (в чрезвычайных обстоятельствах) власть берет по своей компетенции один из советов.
• В научно-фантастическом романе Ф. Карсака «Бегство Земли» (1960) общество разделено на две категории: текны (ученые, инженеры, техники) и триллы (большая часть населения). Верховная власть принадлежит совету, состоящему из ведущих специалистов-текнов.
• В фантастическом фильме «Альфавиль» (1965) по роману французского писателя Поля Элюара представлен город будущего, в котором установлен тоталитарный строй, поддерживаемый при помощи технократических методов.
• В научно-фантастическом телевизионном сериале, созданном Джином Родденберри «Звездный путь» (1966) и других фильмах, книгах и сериалах объединённых общей вымышленной вселенной «Звёздного пути», человечество создало постдефицитное общество, основанное на сциентизме и технократии благодаря технологии репликаторов, позволяющей производить прямое конвертирование энергии в материю.
• В цикле романов Аркадия и Бориса Стругацких, «представительской» книгой которого является «Полдень. XXII век» (1967), а последней — «Волны гасят ветер» (1985), на Земле в XXII веке царит глобальная технократия, верхушкой которой является мировой совет, законодательный и исполнительный орган власти, членами которого являются самые известные ученые, философы, историки и стратеги (60 % составляют учителя и врачи).
• В дилогии Сергея Лукьяненко «Звёзды — холодные игрушки» (1997—1998) существует разумная раса Геометров, родственная человечеству и имеющая общественное устройство, близкое к описанному Стругацкими, но дополнено авторским взглядом на него. Дилогия является полемикой с Миром Полудня (а также с миром, описанным Иваном Ефремовым в романе «Туманность Андромеды»). Интересно, что описанная во второй части дилогии Звёздная Тень также является технократией, но в другом смысле слова — это общество, беспроблемное функционирование которого обеспечивается системой машин — в данном случае Врат Тени.
• В художественном фильме «Эон Флакс» (2005) властвующая верхушка придерживается принципов технократии, поддерживая жизнь небольшой стабильной группы людей, оставшейся от человечества, пытаясь восстановить репродуктивные способности при помощи биотехнологии, генной инженерии и клонирования.
• В художественном фильме «Земля будущего» (2015) тайная организация «Плюс Ультра», у истоков которой стояли Жюль Верн, Никола Тесла, Томас Эдисон и Густав Эйфель, построила на параллельной Земле технократическое общество.

См. также

• Меритократия

Ссылки

• [tech-al.at.ua/publ/1-1-0-58 Концепция технократии]
• [www.bogdinst.ru/vestnik/v09_04.htm Г. Д. Гловели, Г. С. Синельникова Отблески «Красной звезды» в советологии]
• [docs.google.com/Doc?docid=dfx7rfr2_10fqbv5t&hl=en Howard Scott — History and Purpose of Technocracy]
• [docs.google.com/Doc?docid=dfx7rfr2_93dqt642&hl=en Energy Accounting-Fezer-TNAT-TheNorthAmericanTechnate]
• [www.archive.org/details/TechnocracyStudyCourseUnabridged Internet Archive: Details: Technocracy Study Course Unabridged]
• [www.techclan.planeta2.org/publ/10-1-0-61 Научный коммунизм: Словарь (1983) / Технократические теории общества]
• [technocracy.org/ Technocracy Inc]
• [propaganda-journal.net/7851.html Столяренко Д. Технократия и возможность общества будущего]

Отрывок, характеризующий Технократия

Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.