Те-Арароа

Город Те-Арароа англ. Te Araroa Страна Новая ЗеландияНовая Зеландия Регион Гисборн (регион)Гисборн (регион) Координаты 37°38′00″ ю. ш. 178°22′00″ в. д.37.63333° ю. ш. 178.36667° в. д. / -37.63333; 178.36667    Население 174 человека (2001) Часовой пояс UTC+12 Показать/скрыть карты

Те-Арароа (маори Te Araroa) — город в округе Гисборн на Северном острове Новой Зеландии. В Те-Арароа родился видный маорийский политик сэр Апирана Нгата.

География

Те-Арароа расположен на берегу бухты Кавакава, в 175 км к северу от города Гисборн, вдоль Государственной автомагистрали № 35 между населёнными пунктами Токата и Аватере.

История

Являясь одним из самых восточных населённых пунктов Новой Зеландии, Те-Арароа имеет богатую историю. Традиционно поселение населяли представители маорийского племени нгати-пороу (маори Ngati Porou), выходцем из которого был известный воин Туфакаириора.

В 1769 году мимо бухты Кавакава проплыл британский мореплаватель, являющийся европейским первооткрывателем Новой Зеландии, Джеймс Кук. Он дал современное название мысу Восточный, одноимённому острову вблизи мыса и бухте Хикс, однако путешественник не высадился на сушу в этом месте. Достоверно неизвестно, кто был первым европейцем (китобой, торговец или моряк), поселившимся в Те-Арароа, но уже в 1843 году в поселении проживали первые христианские миссионеры, а местные маори возделывали европейские сельскохозяйственные растения.

До конца 1880-х годов поселение Те-Арароа носило другое название — Кавакава-маитафити (в переводе с языка маори «Кавакава, принесённый из далёкого места»). Но в 1888 году оно было официально переименовано, чтобы не путать город с поселением Кавакава, которое расположено в северной части острова Северный. Современное же название Те-Арароа в прошлом использовалось местными жителями для обозначения миссионерской станции.

В марте 1874 года в Те-Арароа уже проживало 12 европейцев. Первая правительственная школа была открыта в 1874 году, но из-за проблем с учительским составом она начала свою работу только в 1887 году. Одновременно школа выступала в качестве почтового отделения и обеспечивала местных жителей медикаментами. Отдельное здание почты было открыто только в 1908 году, а больница — в 1912 году.

Население

Согласно переписи 2001 года в Те-Арароа проживало 174 человека (по отношению к переписи 1996 года была зарегистрирована убыль). Доля мужчин — 49,1 %, женщин — 50,9 %. Большая часть населения города, 81,8 %, причислили себя к представителям коренных жителей Новой Зеландии, народа маори. Европейцами назвали себя 30,9 % населения (выход за рамки 100 % объясняется тем, что жители могут относить себя сразу к двум и более этническим группам).

Интересные факты

На территории города произрастает крупнейшее и старейшее дерево похутукава, возраст которого составляет около 600 лет.

Ссылки

• [www.gisbornenz.com/default.asp?id=27 Te Araroa](недоступная ссылка — история). Проверено 19 января 2008. [web.archive.org/20060326040508/www.gisbornenz.com/default.asp?id=27 Архивировано из первоисточника 26 марта 2006].
• [www.maplandia.com/new-zealand/east-cape/te-araroa/ Google Satellite Maps: Te Araroa]

Отрывок, характеризующий Те-Арароа

– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.