Мотта, Тиагу

Тиагу Мотта
Общая информация
Родился	Сан-Бернарду-ду-Кампу, агломерация Сан-Паулу, штат Сан-Паулу, Бразилия
Гражданство	Бразилия Италия
Рост	187 см
Вес	83 кг
Позиция	опорный Полузащитник
Информация о клубе
Клуб	Пари Сен-Жермен
Номер	8
Карьера
Молодёжные клубы
1998—1999	Жувентус
Клубная карьера*
1999—2007	Барселона	96 (6)
1999—2001	→  Барселона Б	84 (11)
2007—2008	Атлетико Мадрид	6 (0)
2008—2009	Дженоа	27 (6)
2009—2012	Интернационале	55 (11)
2012—н.в.	Пари Сен-Жермен	119 (7)
Национальная сборная**
1999	Бразилия (до 17)	19 (1)
2003	Бразилия (до 23)	8 (1)
2011—н.в.	Италия	30 (1)
Чемпионаты Европы
Серебро	Польша/Украина 2012
Золотые кубки КОНКАКАФ
Серебро	Мексика/США 2003
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 28 августа 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 3 июля 2016.

Тиа́гу Мо́тта (порт. Thiago Motta; 28 августа 1982 года в Сан-Бернарду-ду-Кампу, Сан-Паулу, Бразилия) — итальянский и бразильский футболист, выступающий на позиции полузащитника оборонительного плана за французский клуб «Пари Сен-Жермен». Воспитанник «Барселоны», за которую играл на профессиональном уровне с 2001 по 2007 годы.

Мотта сыграл 2 матча за национальную сборную Бразилии на Золотом кубке КОНКАКАФ 2003. В 2011 году дебютировал в сборной Италии (по правилам ФИФА футболист имеет право 1 раз за карьеру сменить «футбольное подданство», если у него есть двойное гражданство, и он не был заигран в официальном матче за национальную сборную). На Золотом кубке КОНКАКАФ Бразилия выступала в качестве приглашённой сборной и данный турнир для Селесао не является основным континентальным соревнованием, в отличие от Кубка Америки.

Биография

Тиагу Мотта родился в Бразилии в семье, имеющей итальянские корни — его дед был итальянцем.

Карьера

Он начал свою профессиональную карьеру в «Барселоне Б» в 1999 году, а в первой команде каталонского клуба дебютировал 3 октября 2001 года в матче против «Мальорки».

В Лиге чемпионов 2001/02 Мотта сыграл семь матчей и помог команде дойти до полуфинала турнира. Хотя он и демонстрировал качественную игру, конкуренция за место в центре поля не позволила ему закрепиться в основном составе. Бразилец сыграл только 13 матчей в Примере 2002/03. Однако в последних чемпионских сезонах Мотта проводил всё больше времени на футбольном поле, хотя травмы постоянно преследовали его. Тем не менее его роль в победе «Барселоны» в Лиге чемпионов и в двух чемпионатах Испании была довольно весомой.

В июне 2007 года спортивный директор «Барселоны» Чики Бегиристайн объявил о том, что Мотта покидает клуб. В августе 2007 Мотта перешёл в «Атлетико Мадрид» за 2 млн евро. В сезоне 2007/08 Мотта сыграл за «Атлетико» всего 6 матчей, пропустив бо́льшую часть сезона из-за травм — ему сделали три операции на левой ноге за полгода. Летом 2008 года Мотта хотел перейти в английский «Портсмут», неделю находился там на просмотре и даже сыграл за этот клуб в товарищеском матче с «Сандерлендом», но в итоге «Портсмут» не стал заключать с Тиагу контракт по причине неудовлетворительного состояния здоровья игрока. В конце августа 2008 срок контракта Тиаго Мотты с «Атлетико» истёк, нового соглашения заключено не было, и игрок остался без клуба. Также был возможен вариант с переходом Мотты в греческий «Панатинаикос».

15 сентября 2008 года Мотта перешёл в итальянский клуб «Дженоа» как свободный агент.

Сезон 2009/2010 Мотта начал в составе миланского «Интера», куда он перешёл вместе с партнером по «Дженоа» Диего Милито. Мотта в предсезонке забил «Ювентусу», а во втором туре чемпионата — «Милану», начав разгром принципиального соперника. Матч завершился со счётом 4:0. Позже из-за травм Мотта потерял место в основе, но постепенно вернулся в состав, конкурируя с Деяном Станковичем.

В 2010 году пропустил финал Лиги чемпионов из-за красной карточки, полученной в полуфинале турнира за отмашку от опорного полузащитника «Барселоны» Серхио Бускетса. Позже, авторитетные европейские издания обвинили испанского хавбека в симуляции.

31 января 2012 года Мотта перешёл во французский клуб «Пари Сен-Жермен», подписав контракт на 3,5 года с заработной платой в 2 млн евро за сезон. Сумма трансфера составила 10 млн евро. Причём сам футболист попросил руководство клуба, чтобы его продали, хотя и не имел проблем во время выступления за «Интер». Позже Мотта поведал, что с некоторыми игроками Интера, в частности с Эстебаном Камбьяссо, он не смог найти общий язык.

Международная карьера

6 февраля 2011 года Мотта был вызван Чезаре Пранделли в сборную Италии на товарищеский матч против сборной Германии.

9 февраля 2011 года дебютировал за сборную Италии в товарищеском матче против сборной Германии в Дортмунде (вышел в основном составе под номером 8, на 35-й минуте — единственный в матче — получил жёлтую карточку за фол против Сами Хедира и на 63-й минуте был заменён на Альберто Аквилани). 25 марта 2011 года в отборочном матче Евро-2012 против сборной Словении в Любляне, своёй второй игре за итальянцев, открыл счёт голам за «Скуадру адзурру», забив единственный во встрече мяч (на 73-й минуте обыгрался с Федерико Бальцаретти и ударом в дальний угол с левого угла штрафной поразил ворота Самира Хандановича).

Статистика выступлений

Клубная статистика

По состоянию на 2 августа 2014 года

Выступление			Лига		Кубок страны		Еврокубки		Другие		Итого
Клуб	Лига	Сезон	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Барселона	Примера	2001/02	18	1	0	0	7	0	—		25	1
		2002/03	21	3	0	0	13	2	—		34	5
		2003/04	20	1	0	0	5	1	—		25	2
		2004/05	8	0	0	0	0	0	—		8	0
		2005/06	15	1	0	0	7	0	0	0	22	1
		2006/07	14	0	2	0	6	0	3	0	25	0
	Итого		96	6	2	0	38	3	3	0	139	9
Атлетико Мадрид	Примера	2007/08	6	0	0	0	2	0	—		8	0
	Итого		6	0	0	0	2	0	—		8	0
Дженоа	Серия А	2008/09	27	6	0	0	—		—		27	6
	Итого		27	6	0	0	—		—		27	6
Интернационале	Серия А	2009/10	26	4	5	0	8	0	1	0	40	4
		2010/11	19	4	3	0	5	1	2	0	29	5
		2011/12	10	3	1	0	2	0	1	0	14	3
	Итого		55	11	9	0	15	1	4	0	83	12
Пари Сен-Жермен	Лига 1	2011/12	14	2	2	0	0	0	0	0	16	2
		2012/13	12	1	1	0	2	0	0	0	15	1
		2013/14	32	3	5	1	9	2	5	0	51	6
		2014/15	0	0	0	0	0	0	1	0	1	0
	Итого		0	0	0	0	0	0	1	0	1	0
Всего за карьеру			242	28	19	1	65	7	13	0	339	36

Достижения

Командные

«Барселона»

• Чемпион Испании (2): 2004/05, 2005/06
• Обладатель Суперкубка Испании (2): 2005, 2006
• Победитель Лиги чемпионов УЕФА (1): 2005/06
• Итого: 5 трофеев

«Интернационале»

• Чемпион Италии (1): 2009/10
• Обладатель Кубка Италии (2): 2009/10, 2010/11
• Обладатель Суперкубка Италии (1): 2010
• Победитель Лиги чемпионов УЕФА (1): 2009/10
• Победитель Клубного чемпионата мира (1): 2010
• Итого: 6 трофеев

«ПСЖ»

• Чемпион Франция (4): 2012/13, 2013/14, 2014/15, 2015/16
• Обладатель Суперкубка Франции : 2013, 2014, 2015, 2016
• Обладатель Кубка французской лиги (2): 2013/14, 2015/16
• Обладатель Кубка Франции 2014/15, 2015/16
• Итого: 9 трофеев

Сборная Бразилии

• Финалист Золотого кубка КОНКАКАФ (1): 2003
• Итого: 0 трофеев

Сборная Италии

• Финалист Чемпионата Европы (1): 2012
• Итого: 0 трофеев

Ссылки

• [www.barcamania.com/materials/46.html Тьягу Мотта. «Отрезанный ломоть»]
• [www.lfp.es/historico/primera/plantillas/historial.asp?jug=7060 Статистика в чемпионате Испании] (исп.)
• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=11745 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

Отрывок, характеризующий Мотта, Тиагу

– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.