Тиар, Понтюс де

Понтюс де Тиар
фр. Pontus de Tyard
Портрет Понтюса де Тиара
Дата рождения:	20 апреля 1521(1521-04-20)
Место рождения:	Бисси-сюр-Фле, близ Шалона, Бургундия
Дата смерти:	23 сентября 1605(1605-09-23) (84 года)
Место смерти:	замок Браньи-сюр-Сон, Бургундия
Гражданство:	Франция
Род деятельности:	поэт, философ, священнослужитель
Годы творчества:	с 1549
Направление:	Возрождение маньеризм
Жанр:	сонет, элегия, ода, трактат, диалог
Язык произведений:	французский, латынь

Понтю́с де Тиа́р (Pontus de Tyard, также Thyard, Thiard, Tiard) — французский поэт, философ и священнослужитель XVI века, член объединения «Плеяда». По мнению некоторых исследователей, его творчество стоит на полпути между «Плеядой» и лионской школой. При этом вершиной творчества Тиара считается не его поэзия (которую большинство специалистов оценивают как написанную в «витиевато-претенциозном» стиле), а философские диалоги.

Биография

Выходец из знатного рода, Понтюс де Тиар учился в Парижском университете (1537), однако никаких упоминаний об этом в его творчестве не имеется. Он овладел латынью и греческим языком, в меньшей степени — итальянским и ивритом. С 1553 архидиакон Шалона. Около 1543 г. познакомился с Морисом Севом. В 1550-х годах каноник церкви в Маконе.

После 1562 г. отошел от литературной жизни, жил в родовом замке. Существует гипотеза, согласно которой Тиар являлся членом Академии поэзии и музыки. С 1570 служил при дворе Карла IX, а затем Генриха III; из письма Жака Амио, датированного сентябрём 1577 года, известно, что Понтюс рассказывал королю о феноменах звёздного неба. С 1578 епископ Шалона. В 1588 году был делегирован для участия в собрании Генеральных штатов в Блуа, где отстаивал интересы короля; под давлением сторонников Католической лиги был вынужден укрыться в фамильном замке, а затем и отказаться от епископата в пользу своего племянника. На склоне лет, в 1604 году, Тиар опубликовал направленный против иезуитов и лигистов «Фрагмент письма» (Fragmentum epistolae), который имел большой резонанс и позднее привлек к себе внимание Гельвеция.

Творческий путь

Поэзия

Первый поэтический сборник Понтюса де Тиара — анонимно опубликованные «Любовные заблуждения» (Erreurs amoureuses, 1549) — включал в себя сонеты в духе Петрарки. Считается, что Жоашен Дюбелле со своим сборником «Олива» на несколько месяцев опередил Тиара в переносе на французскую почву итальянского опыта и «разработке любовной поэзии нового типа». Между тем работа над «Любовными заблуждениями» началась, видимо, около 1543 г.; таким образом, есть основания считать именно Тиара первым французским петраркистом). Вторая и третья книги «Любовных заблуждений» вышли соответственно в 1551 и 1555 годах. Заметна эволюция от первой части к последующим: ослабевает ориентация на поэму Сева «Делия» и одновременно усиливается влияние поэтики «Плеяды» (это касается, в частности, обращения к мифологической образности). В 1573 году Тиар посвятил два своих поэтических сочинения Ронсару — «Элегию к Пьеру де Ронсару» (Élégie à Pierre de Ronsard) и латинскую поэму «О небесных созвездиях» (De coelestibus asterismis). Однако из всех поэтов «Плеяды» Тиар поддерживал наиболее тесные контакты не с Ронсаром, а с Жаком Пелетье. С именем Тиара связано введение во французскую поэзию секстин и терцин. В 1585 году он выпустил сборник «Двенадцать сказочных историй о реках и источниках» (Douze fables de fleuves ou fontaines), куда вошли короткие прозаические фрагменты, посвящённые той или иной мифологической реке (включая легенду о Нарциссе), а также экфрастические описания картин на соответствующий сюжет, и наконец, эпиграмматические сонеты — подписи к этим воображаемым картинам. Считается, что Тиар в данном случае имел в виду вполне конкретный проект, а именно убранство «салона зеркал» в замке Ане, принадлежавшем Диане де Пуатье. И хотя соответствующие картины не сохранились, современные исследователи не подвергают сомнению сам факт практического осуществления проекта.

В конце жизни Понтюс де Тиар отказался от поэтического творчества и посвятил себя сочинению трактатов и проповедей.

Философские диалоги

В 1551 году был опубликован выполненный Тиаром перевод «Любовных диалогов» Леоне Эбрео. Годом позже он выпустил собственный философский диалог под названием «Первый Одиночка, или Проза о Музах и поэтическом энтузиазме» (Solitaire premier, ou Prose des Muses et de la fureur Poëtique); в 1587 он включил этот и ещё четыре своих диалога в посвящённый Генриху III сборник «Философские диалоги» (Discours philosophiques), который и принес ему наибольшую славу. Сборник, имеющий энциклопедическую направленность, отличается при этом разнородностью. «Первый Одиночка» представляет собой изложение неоплатонической доктрины о поэтическом вдохновении (Тиар здесь использует комментарии М. Фичино к диалогам Платона «Ион» и «Пир»). Здесь же Тиар дает аллегорические интерпретации связанных с Музами мифов. «Второй Одиночка» (Solitaire Second ou Prose de la Musique, 1555) посвящён основаниям античного музыкального искусства и космологической трактовке принципа музыкальной гармонии. В диалоге «О времени, лете и его частях» (Discours du Temps, de l’an et de ses parties, 1556) главным из троих собеседников становится Морис Сев, который обсуждает проблему летосчисления и разнообразия календарей; попутно затрагиваются вопросы этимологии и нумерологии. Диалог «Вселенная, или Рассуждение о частях и природе мира» (L’Univers, ou Discours des parties et de la nature du monde, 1557 — онтологический и космологический трактат, включающий в себя астрономические, метеорологические и географические выкладки; итогом его, однако, становится признание ограниченности возможностей познания перед лицом Божественного. Возможно, именно Тиар — автор «Вселенной» — был первым из писателей, положительно отозвавшихся об учении Коперника. Итогом философской рефлексии Тиара стал отчасти навеянный Цицероном и Пико делла Мирандола диалог «Мантика, или Рассуждение об истинности астрологических предсказаний» (Mantice, ou Discours de la verité de divination par Astrologie, 1558), где от собственно астрологии автор переходит к астрономии и фактически утверждает необходимость подлинно научного познания мира.

Литература

• Pontus de Tyard, errances et enracinement: actes du colloque international de Bissy-sur-Fley. P. Geneve. 2008. — ISBN 9782745316677
• Heidi Marek. Le mythe antique dans l’oeuvre de Pontus de Tyard. — P. -Geneve, 2006. — ISBN 9782745313874
• Pontus de Tyard, poète, philosophe, théologien: colloque international — P. — Geneve, 2003. — ISBN 2745308076

Ссылки

• Понтюс де Тиар // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Тиар, Понтюс де

– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.