Тибблс, Персиваль Томас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пе́рсиваль То́мас Ти́бблс (1881—1938), сценическое имя П. Т. Сэлбит (англ. P. T. Selbit) — английский иллюзионист, изобретатель и писатель, первым представивший фокус с распиливанием женщины. Среди фокусников он выделялся своей изобретательностью и предпринимательским чутьем, которые помогли ему воплотить в жизнь множество иллюзий, завоевавших большой успех на сцене.





Ранние годы и карьера

Персиваль Томас Тибблс (его настоящее имя) родился в Хампстеде, в одном из районов Лондона. Когда его отдали на обучение к ювелиру по серебру, он проявил большой интерес к оригинальному жанру. Цокольный этаж ювелирного магазина сдавался в аренду иллюзионисту и изобретателю Чарльзу Морритту, который использовал подвал как «магическую» мастерскую, и юный Тибблс часто тайком спускался туда, чтобы ознакомиться с изобретениями фокусника, пока того не было на месте. Тибблс начал представлять фокус с монетой и стаканами под псевдонимом П. Т. Сэлбит, который он придумал, записав свою фамилию в обратном порядке и убрав из неё одну букву «б». Он также использовал этот псевдоним, когда работал журналистом в одной из театральных газет, позже, когда составлял справочник мага и редактировал специальный журнал для иллюзионистов.

В период между 1902 и 1908 гг. Сэлбит работал в мюзик-холлах под именем Джоад Хитэб. Он пришёл к выводу, что публика жаждала увидеть нечто нетривиальное, новаторское. Грим, мантия и парик помогли ему создать псевдо-египетский образ. Этот случай отражает две особые черты его характера, которые играли далеко не последнюю роль в его иллюзионистской деятельности: находчивость и предпринимательский интерес постоянно радовать публику чем-то специфическим. В 1910 году Сэлбит гастролировал с фокусом «Картины с душой», в котором зрителям предлагали назвать любого художника, и работы в стиле этого мастера чудесным образом появлялись на освещённых полотнах. Культовым трюком его следующих гастролей был номер под названием «Могучий сыр» — зрителей приглашали на сцену попробовать опрокинуть круглую модель сырного колеса, но никто не мог этого сделать, потому что фокус был основан на использовании гироскопа.

В 1912 году Сэлбит начал работать на Маскелина и Деванта, которые поставили своей целью захватить иллюзионистский бизнес в Британии своими постановками в Египетском зале и зале Святого Георгия. Их первое сотрудничество имело место в период между 1912 и 1913 годами, когда они выступали в мюзик-холлах и американских варьете, представляя фокус Деванта «Окно дома с привидениями». В 1914 году в зале Святого Георга Сэлбит впервые показал миру трюк с прохождением человека сквозь стену.

Фокус с распиливанием женщины

Существует множество вариантов исполнения данного фокуса. Однако вопрос о его происхождении до сих пор неясен: некоторые ссылаются на упоминание о трюке, датированном 1809 годом, другие придерживаются мнения о том, что корни подобных иллюзий произрастают ещё из древнего Египта. Современный маг-иллюзионист Джим Стейнмейер говорит, что великий французский фокусник Жан Эжен Робер-Уден впервые выпустил в печать описание данной иллюзии в 1858 году, но идее не удалось выйти за пределы печатного листа. Поэтому авторство фокуса приписывают Сэлбиту, который первым продемонстрировал его на сцене в лондонском театре «Эмпайр» в Финсбери-Парк 17 января 1921 года. На самом деле, Сэлбит продемонстрировал фокус с распиливанием ранее, в декабре 1920 года, в зале Святого Георга перед специально собранной публикой, состоящей из антрепренёров и театральных магнатов. Этот шаг был сделан с целью попытаться запатентовать фокус, чтобы связать его со своим именем. В версии Сэлбита женщина забиралась в деревянный ящик, который по пропорциям был похож на гроб, но чуть больше. Запястья, щиколотки и шея ассистентки связывались веревками. Затем ящик закрывали, и женщину не было видно. После того как ящик ставили в горизонтальное положение, Сэлбит начинал работать с большой ручной пилой, насквозь распиливая конструкцию посередине. Из-за ограничений в движениях и пространстве, лезвие обязательно должно было пройтись по женской талии и разрезать её. Когда ящик наконец-то открывали, ассистентку, связанную веревками, освобождали, и в целости и невредимости женщина выходила на сцену.

Влияние фокуса на аудиторию было повальным, и Сэлбит превратился в кассового магната. Джим Стейнмейер приписывает быстрый рост популярности трюка не только к изобретательности Сэлбита, но также и к его умению выбирать правильное место в правильное время. К 1920 году мир устал от традиционного «волшебства». Изменения в обществе, вызванные невзгодами Первой Мировой войны вкупе со стремительными переменами в социальной и научной сферах, означали, что было самое время шокировать публику новой «магией». Фокус с пилой оказался знаменательным в создании образа миловидной помощницы, которую иллюзионисты подвергали «пыткам» и «увечьям». До Сэлбита как юноши, так и девушки принимали участие в магических обманах. В викторианскую эпоху пышная женская одежда препятствовала девушкам принимать участие в номерах, которые требовали от них долго находиться в тесном пространстве. К 1920 году мода изменилась, и выставлять напоказ симпатичную стройную ассистентку стало не только возможным, но и необходимым. Стейнмейер как-то заметил: «Помимо практических соображений, образ женщины, подвергнутой опасности, стал определенным трендом иллюзионистских развлечений».

Другие фокусники сразу же попытались подражать трюку Сэлбита и усовершенствовать его. В течение нескольких месяцев американский иллюзионист Хорас Голдин демонстрировал номер, в котором голова, руки и ноги помощницы были видны все время в ходе выполнения трюка. Голдин не терпел плагиата, и поэтому никогда не забывал о железной руке закона. Когда Сэлбит приехал в Америку с гастролями своего коронного номера, он обнаружил, что Голдин зарегистрировал множество возможных названий для своего трюка в Обществе по защите миниатюр от плагиата. Таким образом, Сэлбит был вынужден выпустить афишу с названием «Деление женщины», которое было менее впечатляющим чем «Распиливание женщины». Сэлбит попытался возбудить иск против Голдина за воровство идеи, но судебный процесс не обвенчался успехом: суд постановил, что фокус Голдина значительно отличался от Сэлбитского.

Номер с пилой претерпел множество изменений, после того как различные варианты фокуса принесли славу и коммерческий успех Сэлбиту и другим иллюзионистам. Позже Голдин придумал номера, в которых не нужно было использовать крышку ящика, а на смену обычной ручной пилы пришла круглая. Ещё один фокус, который явно в некоторой степени повторяет оригинальный вариант Сэлбита, приписывают Алану Вакелину. Однако Сэлбит и по сей день считается изобретателем этого трюка. Он заставил мир на долгие годы вперед влюбиться в иллюзию.

Возрождение

В 90-х годах широко известный английский иллюзионист Пол Дэниэлс отдал должное Сэлбиту в собственном телесериале «Секреты». Рассказывая о происхождении фокуса с пилой, Дэниэлс исполнил номер в оригинальном варианте Сэлбита, то есть с использованием стеклянных пластин, дающих эффект, будто бы голова и ноги ассистентки были отрезаны, а тело разрезано вертикально пополам.

Дальнейшая деятельность и трюки

Завершив судебную гонку в Америке, которая существенно помешала ему достичь той же славы, которую он имел в Британии, в 1922 Сэлбит вернулся на родину. Он сосредоточил внимание на развитии новых трюков в надежде создать нечто, что повторило бы успех «Деления женщины». Он считается изобретателем Девушки/Юноши без туловища (1924), Через ушко иглы (1924), Тайна миллиона долларов, Растягивающаяся девушка, Избежать пресса, Магические кубики Сэлбита, и, возможно, Исчезновение сибирской цепочки. Хотя искусное выполнение некоторых трюков и их популярность позволили не одному поколению иллюзионистов представлять в дальнейшем эти номера, ни один из фокусов не добился такой же славы, как фокус с распиливанием женщины.

В 1928 году Сэлбит пришел на помощь Чарльзу Морритту, иллюзионисту, у которого он тайком учился «магии» в начале своей карьеры. Морритта арестовали и обвинили в незаконном присвоении денег: никто не понимал, что своим фокусом «Человек в трансе» иллюзионист с трудом зарабатывал себе на жизнь. Сэлбит и Уилл Голдстон оказали Морритту финансовую поддержку в защите, и в конечном счете он был признан невиновным.

Публикации

  • Сэлбит является автором «Справочника иллюзионистов» (1901)
  • Также, в период между 1905 и 1907 годами, он работал редактором журнала «Колдун» (The Wizard), который позже, под эгидой другого редактора, был переименован в «Волшебную палочку» (The Magic Wand).

Напишите отзыв о статье "Тибблс, Персиваль Томас"

Литература

  1. 1 Steinmeyer, Jim (2003). Hiding the Elephant: How Magicians Invented the Impossible. William Heinemann/Random House. pp. 277—295. ISBN 0-434-01325-0.
  2. 2 «Brief Biographies of Magican Inventors». MagicNook.com. Retrieved 2007-03-28.
  3. 3 Brown, Gary and Michael Edwards. «Dusty Tomes: A Guide to the History of Magic». Magical Past Times. Retrieved 2007-03-28.
  4. 4 Brown, Gary R.. «Sawing a Woman in Half». AmericanHeritage.com. Retrieved 2007-03-29.
  5. 5 Venue info from «Violent Magic», episode 6 of the BBC television documentary series Magic first broadcast in 2004
  6. 6 «Magic or Conjuring». The History Channel website. Archived from the original on 2007-03-07. Retrieved 2007-03-29.
  7. 7 Steinmeyer (2003). Hiding the Elephant. London: William Heinemann. p. 302. ISBN 0-434-01325-0.
  8. 8 «Publications old and new». MagicTricks.com. Archived from the original on 2007-01-18. Retrieved 2007-03-29.
  9. 9 Kalush, William; Sloman, Larry. «Footnotes to Chapter 12: Death Visits the Stage». The Secret Life of Houdini. The Conjuring Arts Research Center. Archived from the original on 2007-09-28. Retrieved 2007-03-29
  10. 10 «Digital Magic Wand Magazine on CD-ROM». Misdirections. Archived from the original on 2007-02-14. Retrieved 2007-03-30.


Отрывок, характеризующий Тибблс, Персиваль Томас

«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.