Тиберий Клавдий Сакердот Юлиан
Поделись знанием:
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Тиберий Клавдий Сакердот Юлиан лат. Tiberius Claudius Sacerdos Iulianus | ||
| ||
---|---|---|
100 год | ||
Тиберий Клавдий Сакердот Юлиан (лат. Tiberius Claudius Sacerdos Iulianus) — римский политический деятель конца I века — начала II века.
Юлиан происходил из Греции[1] или Малой Азии. В правление императора Домициана он занимал должность прокуратора провинции Фракия. С ноябрь по декабрь 100 года Юлиан был консулом-суффектом вместе с Луцием Росцием Элианом Мецием Целером. С 101 года он входил в состав коллегии арвальских братьев и был понтификом.
Напишите отзыв о статье "Тиберий Клавдий Сакердот Юлиан"
Примечания
- ↑ John D. Grainger, Nerva and the crisis of roman succession in AD 96, London 2003, p. 125.
Литература
- Der Neue Pauly, Stuttgart 1999, T. 3, c. 21.
Отрывок, характеризующий Тиберий Клавдий Сакердот Юлиан
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.