Тиберий Юлий Александр
| Тиберий Юлий Александр | |
| TIBERIUS JULIUS ALEXANDER | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Вероисповедание: | |
| Род деятельности: |
Римский полководец, прокуратор Иудеи, префект Египта, префект претория |
Тиберий Юлий Александр — римский полководец, участник Парфяно-римской войны (58-63), Иудейской войны (66-73), префект претория.
Содержание
Происхождение
Тиберий Юлий Александр происходил из еврейской семьи: его отец, Александр Алабарх, был по утверждению Иосифа Флавия богатейшим человеком Египта, а дядей был известный еврейский эллинистический философ Филон Александрийский[1]. Брат Тиберия Александра — Марк — был женат на сестре иудейского царя Агриппы II царице Беренике, но умер молодым.
Карьера
Оставив иудейскую религию (либо, не исполняя её, либо перейдя в язычество, чтение Иосифа Флавия не даёт точного ответа), он стал чиновником в Египте.
Прокуратор Иудеи
В 46 году император Клавдий назначил Тиберия Александра прокуратором Иудеи. За два года правления, Тиберий Юлий Александр показал себя жёстким наместником, при нём происходили преследования еврейских патриотов; он казнил двух сыновей зелота Иуды Галилеянина.
Участие в Парфяно-римской войне
В 63 году, во время похода римлян на парфян, Тиберий Александр был, в должности всадника (Нерон дал Александру звание римского всадника), помощником римского полководца Корбулона, по мнению Моммзена, состоял начальником штаба. Тиберий Александр встречался во время этого похода с Тиридатом — братом парфянского царя Вологеза.
Наместник Египта. Битва в Дельте
Нерон назначил Александра в 66 году на должность префекта Египта в должности проконсула; еврейский царь Агриппа II поспешил из Иерусалима — где вспыхнуло восстание — в Александрию, чтобы поздравить Александра.
Будучи наместником Египта, Тиберий Александр командовал двумя легионами: III Cyrenaica и XXII Deiotariana.
Когда евреи Александрии начали войну с александрийскими греками, Александр вывел римский легион и опустошил населённый евреями квартал, Дельту, перебив около 50 тысяч человек.
Мятеж начался с того, что однажды в амфитеатр, где собрались греки, готовившиеся отправиться в посольство к Нерону, прибыли и представители евреев. Греки убили их.
«Всё еврейство поднялось тогда на месть. В начале они бросали в греков каменьями, но затем они собрали факелы, ринулись всей толпой к амфитеатру и грозили сжечь живьём всё собрание. Они бы это и исполнили, если бы начальник города Тиберий Александр не обуздал их ярость… Тиберий двинул против них два римских легиона вместе с ещё 5000 солдат… Евреи тесно сплотились вместе, выдвинули вперёд лучше вооружённых своих людей и таким образом долго отстаивали место сражения…[2]»
В качестве префекта Египта, Тиберий Юлий Александр написал известный эдикт, который имеет значение для изучения истории хозяйства Египта в середине I в.[3]
Участие в Иудейской войне
Во время борьбы Вителлия и Веспасиана за императорский пост, Александр, получив письмо от Веспасиана, заставил 1 июля 69 года египетские войска принести присягу на верность последнему. Это было сделано, вероятно, по наущению любовницы сына Веспасиана — Тита, — еврейки Береники, которая была одно время замужем за брата Александра — Марком.
Таким образом, Тиберий Александр, по утверждению Светония и Тацита, первым признал Веспасиана императором.
В награду за эту услугу Александр был назначен сопровождать Тита (сын Веспасиана, также будущий император) во время Иудейской войны в качестве префекта претории — «начальника войска». В 70 году Тиберий Александр участвовал в осаде и взятии Иерусалима. На военном совете под Иерусалимом Александр подал голос за сохранение Храма. Иосиф Флавий называет его командующим римской армии, воевавшей против восставших евреев, и советником Тита.
Иосиф Флавий пишет, что накануне разрушения Храма, Тит созвал совет, на котором заявил, что разрушать Храм нельзя ни в коем случае; Тиберий Александр поддержал его мнение. Но фрагмент из Тацита, сохранившийся в хронике Сульпиция Севера, свидетельствует о противоположном: Тит настаивал на разрушении Храма, Тиберий Александр тоже.
Из найденных в Египте папирусов, следует, что после Иудейской войны, Тиберий Александр за заслуги был назначен Веспасианом на должность командира преторианской гвардии (praefectus praetorio).
Оценки
Тиберию Александру было посвящено псевдоаристотельское сочинение «О Вселенной», написанное неким александрийским евреем. Предполагают, что Филон Александрийский посвятил своему племяннику два трактата: «О Провидении» и «О животных» («Александр»).
В 1838 году в Араде была найдена надпись, в которой совет и население Арады выражают уважение одновременно Плинию Старшему и Александру. В надписи перечисляются титулы Александра: «эпарх еврейского войска», «правитель Сирии», «эпарх 22-го египетского легиона».
Напишите отзыв о статье "Тиберий Юлий Александр"
Литература
- [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=1159&letter=A ALEXANDER, TIBERIUS JULIUS]
- [www.livius.org/jo-jz/julius/alexander.html Tiberius Julius Alexander Junior]
- [www.lechaim.ru/ARHIV/211/tuval.htm Еврейские друзья и помощники «Божественного Веспасиана»]
Примечания
- ↑ [www.eleven.co.il/article/14280 Филон Александрийский]
- ↑ [www.vehi.net/istoriya/israil/flavii/voina/02.html ИОСИФ ФЛАВИЙ „ИУДЕЙСКАЯ ВОЙНА“]
- ↑ [www.biblicalstudies.ru/Books/Ranov2.html Ditt Or 669. Эдикт Тиберия Юлия Александра, префекта Египта // А. Б. Ранович. Первоисточники по истории раннего христианства.]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Тиберий Юлий Александр
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
