Тибетская литература

Тибетская литература — литература на тибетском языке. Она включает: огромный корпус переводов древнеиндийской литературы; созданные под влиянием буддизма оригинальные произведения, среди которых преобладала литература религиозно-философского характера; современная литература, связанная с образованием Тибетского автономного района в составе КНР и распространением светского образования.

Описание

Значительный массив в тибетской литературе составляют переводы буддийских произведений с санскрита (с пракритов, используемых в буддийской литературе Индии). Традиция таких переводов началась в первой половине VII века, вскоре после того, как по приказу царя Сонгцэн Гампо была введена национальная письменность, разработанная Тхонми Самбхотой.

Часто санскритские оригиналы переводов не сохранились, почему канон буддизма махаяны наиболее полно сохранился на тибетском и китайском языке (переводческие школы Китая и Тибета часто уделяли внимание разным составляющим индийского буддийского наследия, поэтому корпус переводной литературы на китайском и тибетском часто неидентичен). Однако в отличие от китайской культуры, обладавшей собственной литературой до прихода буддизма, тибетская культура как культура письменная стартовала с импорта алфавита, религии и наук из Древней Индии.

Первыми оригинальными произведениями на тибетском языке могут считаться «Грамматика», составленная Тхонми Самбхотой, и «Завещание» царя Сонгцэн Гампо (умер в 650 году). Грамматика не сохранилась, но отдельные главы из неё послужили развитию богатой тибетской грамматической литературы. Завещание не пользуется доверием историков в связи с легендарным характером окружающей Сонгцэн Гампо нарративной традиции.

Дошедшие до нас уверенно датируемые оригинальные произведения на тибетском языке — это рукописи IX—X веков из Дуньхуана.

Классификация

Жанровая классификация тибетской литературы, принятая в издании коллектива авторов 1996 года «Тибетская литература», следующая:

1. История и биография
1. Исторические хроники
2. История учения
3. Жития
4. Автобиографии и мемуары
5. Письма
6. Списки полученных наставлений
7. Списки линий преемственности
2. Каноническая и околоканоническая литература
1. Канон ньингмапа
2. Канон сармапа
   1. Ганджур
   2. Данджур
3. Канон бонпо
4. Тэрма
3. Философская литература
4. Литература о Путях к просветлению
5. Ритуальная литература
6. Художественная литература, поэтика и композиция
7. Научная литература (кроме относящейся к литературе)
8. Путеводители и справочники

Литература

• М.И. Воробьёва-Десятовская. Рукописная книга в культуре Центральной Азии в домусульманский период. IV. Тибетские рукописи (содержание рукописей, их число, основные собрания) в сб. «Рукописная книга в культуре народов Востока», Книга вторая, М. Наука. 1988, стр. 328-333.
• Востриков А. И. Тибетская историческая литература / Составление, комментарии А. В. Зорина. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2007.
• Парфионович Ю. М. Тибетский письменный язык. Серия 'Лингвистическое наследие ХХ века'. М: Едиториал УРСС '2003 ISBN 5-354-00495-0 Изд.4 2007.

• Hoffmann, Helmut H. R., Tibetan Historiography and the Approach of the Tibetans to History. Journal of Asian History, Harrasowitz, Wiesbaden, 1970, Vol. 4: 169-177.
• Martin D. Tibetan Histories: a Bibliography of Tibetan-Language Historical Works. L., Serindia, 1997.
• E. Gene Smith. Among Tibetan Texts: History and Literature of the Himalayan Plateau. Wisdom Publications, 2001.
• Tibetan Literature: Studies in Genre. Ed. by Jose Ignacio Cabezon, Roger R. Jackson. Snow Lion Publications, 1995.
• Tulku Thondup Rinpoche. Buddhist Civilization in Tibet. Maha Siddha Nyingmapa Center, 1982; Buddhayana Series. Penguin Books, 1988 (Тулку Тхондуп Ринпоче. Буддийская цивилизация в Тибете*)

См.также

• Snow Lion Publications

Отрывок, характеризующий Тибетская литература

Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.