Тизенгаузены
Поделись знанием:
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
| Тизенгаузены | |
 | |
|
Описание герба: Выдержка из Общего гербовника | |
| Том и лист Общего гербовника: |
XII, 39 |
|---|---|
| Титул: |
графы, бароны |
| Место происхождения: | |
Подданство: | |
| Имения: | |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Тизенгаузен.
Тизенга́узены (нем. Tiesenhausen) — немецко-балтийский графский и баронский род. Происходит из Нинбурга-на-Везере, откуда Энгельбрехт Тизенгузен с братом Дитрихом переселился в начале XIII века в Ливонию. Энгельберт и Петер Тизенгаузены были послами рижского архиепископа на Констанцском соборе 1417 года. Бартоломей Тизенгаузен в 1482 году заключил перемирие между гермейстером Ливонского ордена и городом Ригой. Георг Тизенгаузен был епископом Ревельским (1524).
Генрих фон Тизенгаузен (около 1520—1600) — ливонский политик и историк составил хронику рода Тизенгаузенов. В баронское шведского королевства достоинство был возведён в 1654 году шведский генерал-майор и эстляндский ландрат Ганс-Генрих Тизенгаузен (ум. 1662); его сын Бернард Генрих стал родоначальником графской ветви рода.
Родоначальником одной из баронских ветвей в России стал Карл Иванович (Карл Готтагард; 1751—?) «из дома Линдеберга» переселился из Лифляндии в Нарву, где имел собственный дом. Один из его сыновей, Василий, участвовал в декабристском движении.
Род Тизенгаузенов внесён в дворянские матрикулы всех трёх прибалтийских губерний и в родословные книги Виленской, Воронежской, Подольской, Рязанской, Саратовской, Санкт-Петербургской и Тверской губерний. Герб рода Тизенгаузенов, имеющих титул графов Священной Римской империи, внесён в часть 12 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, на странице 39.
Некоторые представители
- графская ветвь
- Граф Бернард Генрих Тизенгаузен (1703—1789) — эстляндский ландрат, возведён в 1759 году в графское достоинство Священной Римской империи.
- Барон Тизенгаузен, Иван Андреевич (Иоганн Отто) (1745—1815) — обер-гофмейстер императрицы Екатерины II, действительный тайный советник (1799)[1].
- Граф Тизенгаузен, Павел Иванович (1774—1864) — действительный тайный советник, сенатор, мемуарист.
- Граф Тизенгаузен, Пётр Павлович (1815—1860) — близкий друг М. Ю. Лермонтова, участник Кавказской войны. Его сестра, Наталья Павловна (1810—1899) была замужем за министром юстиции В. Н. Паниным, а Елена Павловна (1804—1890) — за генерал-лейтенантом Г. А. Захаржевскм.
- Граф Тизенгаузен, Фёдор Иванович (1782—1805) — флигель-адъютант императора Александра I; был убит под Аустерлицем (1805). Жена: Е. М. Хитрово — дочь фельдмаршала Кутузова.
- Одна из их дочерей, графиня Тизенгаузен, Екатерина Фёдоровна (1803—1888) — была камер-фрейлиной при трёх императрицах; кавалерственная дама ордена Св. Екатерины.
- Другая дочь, графиня Фикельмон, Дарья Фёдоровна (1804—1863) — известна как Долли Фикельмон, хозяйка петербургского салона и автор подробного светского дневника, содержащего подробности дуэли и смерти Пушкина.
- Граф Тизенгаузен, Павел Иванович (1774—1864) — действительный тайный советник, сенатор, мемуарист.
- Барон Тизенгаузен, Иван Андреевич (Иоганн Отто) (1745—1815) — обер-гофмейстер императрицы Екатерины II, действительный тайный советник (1799)[1].
- Граф Тизенгаузен, Виктор Александрович (1842—1907) — тайный советник, обер-прокурор Гражданского кассационного департамента Сената.
- баронские ветви
- Барон Тизенгаузен, Карл Карлович (1778—?)4 в 1801 году его жена Анна Астафьевна (урожд. фон Наундорфф) приобрела в Ямбургском уезде имение Торма. Имел 6 сыновей, которые носили отчество Константинович, и трёх дочерей.
- Барон Тизенгаузен, Лев Карлович (1810—1876) — генерал, участник Кавказских войн, 12 раз ранен. Похоронен в Храме Славы в Грузии.
- Тизенгаузен, Орест Константинович (1821—1881)
- Барон Тизенгаузен, Дмитрий Орестович (1872—1937) — оренбургский и вятский вице-губернатор.
- Барон Тизенгаузен, Василий Карлович (1781—1857) — декабрист.
- Барон Тизенгаузен, Богдан Карлович (1786-1854) — георгиевский кавалер, генерал-майор.
- Барон Тизенгаузен, Евгений Богданович (1817—1875) — морской инженер, строитель Кронштадтских доков, генерал-лейтенант.
- Барон Тизенгаузен, Евгений Евгеньевич (1860—1920) — железнодорожный инженер и политик, член Государственной думы от Московской губернии.
- Барон Тизенгаузен, Евгений Богданович (1817—1875) — морской инженер, строитель Кронштадтских доков, генерал-лейтенант.
- Барон Тизенгаузен, Карл Егорович (1802—1887) — генерал-лейтенант, участник Русско-турецкой войны 1828—1829 гг.
- Барон Тизенгаузен, Генрих Юльевич (1843—1914) — член Государственного совета по выборам, камергер.
- Барон Тизенгаузен, Алексей Оттович — полковник Лейб-гвардии Финляндского полка. С ноября 1864 до марта 1872 г. занимал должность батальонного командира 1-го военного Павловского училища. Впоследствии командир Эстляндского пехотного полка.
- Барон Тизенгаузен, Николай Оттович (1827—1891) — тайный советник, прокурор Петроградской судебной палаты, член комиссии по составлению судебных уставов по уголовной части. Окончил в 1847 году Императорское училище правоведения. С 1870 года сенатор, находился в составе особого присутствия сената по делу о Казанской демонстрации 6 декабря 1876 г. и др.
- Барон Тизенгаузен, Павел Оттович (1834—1886) — тайный советник, сенатор. Жена Ольга Петровна Павлова (сестра П. П. Павлова).
- Барон Тизенгаузен, Владимир Густавович (1825—1902) — историк-востоковед, нумизмат, член-корреспондент АН.
- Барон Ганс Дитрих Тизенгаузен (1913—2000) — потопил в районе Тобрука английский линейный корабль «Барем».
- Барон Тизенгаузен, Антон Иванович (Иоганн) — полковник (с 16.07.1797 генерал-майор, с 08.02.1799 генерал-лейтенант), шеф Нарвского гарнизонного полка.
- Барон Тизенгаузен, Яков Иванович — полковник, командир Павлоградского гусарского полка.
- Герхард фон Тизенгаузен (1878—1917) — архитектор. Учился в РПИ (окончил в 1907 году) и Париже. С 1907 по 1910 работал в Риге в бюро архитектора Эдмунда фон Тромповского, построил около 45 домов.[2]
- Тизенгаузен, Эммануил Павлович (1881—1940) — российский исследователь Арктики.
- Алексис де Тизенгаузен — директор Департамента русского искусства аукционного дома «Кристис»[3]
Литовские Тизенгаузы
Одна из ветвей рода Тизенгаузенов в середине XVII в. поселилась в Великом княжестве Литовском, где стала писаться на польский манер Тизенгауз.
- Готард Ян Тизенгауз († 1640) — воевода дерптский.
- Андрей Тизенгауз († 1673) — великий ловчий литовский.
- Антоний Тизенгауз (1733—1785) — подскарбий надворный Великого княжества Литовского и один из талантливейших финансистов своего времени.
- София Тизенгауз (Тизенгаузен) (после замужества — графиня Шуазёль-Гуфье) (1890—1878) — фрейлина при дворе российского императора Александра I, писатель, мемуарист.
- Константин Тизенгауз (1786—1853) — учёный-орнитолог, владелец дворца-усадьбы в Поставах[4].
Эта ветвь рода Тизенгаузенов пресеклась в мужском колене в 1880 году.
- Rokiskis palace.jpg
Дворец Тизенгаузов в Рокишкисе
- Riga. Elizabetes street 21. 01.jpg
Дом Тизенгаузена в Риге
- Фото путешествия по Беларуси 298.jpg
Памятник Константину Тизенгаузу
- Палац Тызенгаўза.jpg
Дворец Тизенгауза в Гродно
- Будынак былога палаца Тызэнгаўзаў. г. Паставы 2.jpg
Напишите отзыв о статье "Тизенгаузены"
Примечания
- ↑ Тизенгаузен, Иван Андреевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- ↑ Крастиньш Я. А. Стиль модерн в архитектуре Риги. Москва, Стройиздат, 1988. ISBN 5-274-00691-4, Стр. 260.
- ↑ Анна Черниговская [www.nvspb.ru/stories/doperestroikiunasbilomnogo/ До перестройки у нас не было покупателей. 08-10-2009] // Невское время (газ.). — 2009, 12 ноября.
- ↑ [www.medvestnik.by/ru/issues/a_1435.html Дворец Тизенгаузов на территории Поставской центральной районной больницы]
Ссылки
- Долгоруков П. В. Российская родословная книга. — СПб.: Тип. Э. Веймара, 1856. — Т. 3. — С. 267.
- Тизенгаузен, дворянский род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.bbl-digital.de/eintrag// Тизенгаузены] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)
- [www.genealogia.okiem.pl/tyzenhauz.htm Genealogia rodu Tyzenhauz] (польск.)
- [birdwatch.by/en/node/4023 КАНСТАНЦІН ТЫЗЕНГАЎЗ (1786-1853) – ПАТРЫЁТ І ЗАСНАВАЛЬНІК БЕЛАРУСКАЙ АРНІТАЛОГІІ] (бел.)
- Gajl T. [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=bawol Polish Armorial Middle Ages to 20th Century]. — Gdańsk: L&L, 2007. — ISBN 978-83-60597-10-1. (польск.)
Отрывок, характеризующий Тизенгаузены
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
