Тикрит

Город Тикрит араб. تكريت‎ Страна ИракИрак Провинция Салах-эд-ДинСалах-эд-Дин Координаты 34°36′00″ с. ш. 43°41′00″ в. д.34.60000° с. ш. 43.68333° в. д. / 34.60000; 43.68333    Первое упоминание 615 год до н. э. Высота центра 137 м Население 100 000 человек (2011) Часовой пояс UTC+3, летом UTC+4 Телефонный код +964 21

Тикри́т (араб. تكريت‎, сир. ܬܓܪܝܬ) — город на севере Ирака, на реке Тигр, в 140 км к северо-западу от Багдада. По состоянию на 2002, его население в 2011 году оценивалось в 100 000 жителей. Город известен как место рождения Саддама Хусейна и Саладина. В последние годы город был местом боев с боевиками Исламского государства, захвативших город в июне 2014 года, что привело к бегству 28000 жителей. Правительство Ирака восстановило контроль над городом 31 марта 2015 года.

История

Древние времена

Тикрит — город с более чем двадцативековой историей. Первые упоминания о нём относятся к 615 до н. э., когда он был убежищем вавилонского царя Набопаласара во время его атаки на Ашшур.

Христианский Тикрит

До VI века христианство в Сасанидской империи было в основном представлено диофизитством, однако в результате миссионерской работы миафизитов Тикрит стал крупным центром миафизитства и резиденцией их первого епископа, Ахудеммеха, в 559 году. Вскоре город стал центром мафрианата.

Средневековый Тикрит

Город был домом для арабского христианского племени Ийяд. Арабы города тайно помогали мусульманам, когда они осадили город. Мусульмане вступили в Тикрит в 640 году, с тех пор он рассматривался ими как часть провинции Джезире.

Арабская династия Укайлидов заняла Тикрит в 1036 году. Город, однако, оставался преимущественно центром ассирийского христианства в начале эпохи исламского правления и получил известность как важный центр развития сирийской и христианской арабской литературы. Начиная с IX века христиане начали переселяться на север. Многие поселились в Мосуле и его окрестностях, особенно в Бахдиде, а также Тур-Абдине, в основном это было связано с дискриминационными мерами некоторых мусульманских правителей. Христианская община понесла тяжелую утрату, когда губернатор приказал уничтожить главный собор города, известный в народе как "Зеленая Церковь" в 1089 году, а мафриану пришлось переехать в Мосул вместе со многими христианами. Другой губернатор разрешил реконструкцию собора, однако нестабильность привела к окончательному отъезду вернувшегося мафриана в Мосул в 1156 году.

В 1137 году здесь родился легендарный полководец Саладин, в честь которого названа провинция Салах-ад-Дин. Город оставался важным центром ассирийского христианства до его разрушения Тамерланом в конце XIV века.

Во время османского периода Тикрит существовал как небольшое поселение, которое принадлежало к эйялету Ракка и население которого не превышало 4000-5000 человек.

• بقايا الكنيسة السريانية ( الكنيسة الخضراء ) مدينة تكريت العراقية.jpg

  Тикрит, Старый город

• مدخل مقبرة تكريت القديمة.jpg

  Тикрит, Старый город

Современный Тикрит

Во время Первой мировой войны город был взят британскими войсками в сентябре 1917 года.

Город является родиной Саддама Хусейна. Многие высокопоставленные члены иракского правительства во время его правления происходили из племени Саддама Тикрити, как и члены его Республиканской гвардии, в основном потому, что Саддам по-видимому, чувствовал себя в безопасности лишь в окружении родственников и союзников своей семьи. Тикрити доминировали в иракском правительстве, и в 1977 году Хусейн отменил использование фамилий в Ираке, чтобы скрыть тот факт, что многие из его ключевых сторонников носили ту же фамилию, аль-Тикрити, как и он сам). Саддам Хусейн был похоронен недалеко от Тикрита в своем родном городе Оуджа после его казни 30 декабря 2006 года.

• Tikrit City (c 2004).jpg

  Карта Тикрита, 2000

Война в Ираке

В ходе вторжения англо-американских сил в Ирак в 2003 году Тикрит 13 апреля был без боя взят силами Корпуса морской пехоты США. В первые недели вторжения многие наблюдатели думали, что Саддам будет обороняться в Тикрите. Город был подвергнут интенсивной воздушной бомбардировке, предназначенной для того, чтобы запугать горожан и вытеснить иракские войска из города. 13 апреля 2003 года несколько тысяч американских морских пехотинцев и другие участники коалиции на 300 бронированных транспортных средствах вошли в город не встречая сопротивления. Это была последняя крупная наступательная операция коалиционных войск перед завершением боевых действий. В дальнейшем в районе Тикрита, как и во многих других местах Ирака, развернулось партизанское движение, и город получил известность как северная вершина «суннитского треугольника».

В июне 2003 года Абед Хамид Махмуд ат-Тикрити, секретарь Саддама Хусейна, был захвачен в ходе спецоперации.

После падения Багдада Саддам Хусейн укрылся в Тикрите. Его скрывали родственники и сторонники в 15 км к югу от города, на восточном берегу Тигра, в одной из пещер, в течение примерно 6 месяцев. Взяли Саддама Хусейна 13 декабря 2003 года во время операции «Красный Рассвет».

Бывший дворец Хусейна в Тикрите, построенный им для матери и своих сыновей, некоторое время использовался для размещения штабов американских дивизий, контролировавших районы между Багдадом и Мосулом (в разное время это были 1-я и 4-я пехотные дивизии, а также 42-я пехотная дивизия Национальной гвардии США). В конце 2005 года дворец был передан иракской администрации. Первоначально планировалось национализировать дворец и превратить его в курорт. Однако в течение нескольких недель после того, как солдаты покинули дворец, он был разграблен, а предметы мебели и даже светильники проданы на улицах Тикрита.

18 апреля 2010 года Абу Айюб аль-Масри и Абу Умар аль-Багдади, лидер Исламского государства Ирак, были убиты в ходе рейда в убежище в 10 км от Тикрита.

Наступление ИГИЛ на севере Ирака

Исламское государство Ирак начало наступление на Тикрит 29 марта 2011 года.

11 июня 2014 года, во время масштабного наступления в Северном Ираке, Исламское государство Ирака и Леванта (ИГиЛ) взяло под свой контроль город. Несколько часов спустя, иракская армия предприняла попытку отбить Тикрит, что привело к тяжелым боям. 12 июня боевики ИГиЛ казнили по крайней мере 1,566 курсантов академии ВВС Ирака на авиабазе Спичер. В июле 2014 года правительственные войска были выведены из Тикрита.

25 сентября 2014 года исламисты уничтожили Ассирийскую церковь в Тикрите, датированную 700 годом н.э.

В начале марта 2015 года правительственные войска Ирака, в коалиции с иранскими отрядами и авиацией США, Великобритании и Франции, начали операцию по освобождению города. 31 марта правительство Ирака заявило, что вернуло контроль над городом..

Климат

Город имеет горячий, засушливый климат.

Климат Тикрита
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Средний максимум, °C	14,3	17,2	21,4	27,6	35	40,6	43,6	43,2	39,4	32,7	23,6	16,5	29,59
Средняя температура, °C	9,1	11,3	15,1	20,6	26,9	31,9	34,6	34,2	30,3	24,3	16,7	10,9	22,16
Средний минимум, °C	4	5,5	8,8	13,6	18,9	23,2	25,8	25,3	21,5	15,9	9,9	5,3	14,81
Норма осадков, мм	28	29	30	20	7	0	0	0	0	5	24	37	180

Достопримечательности

• Заброшенный дворец Саддама Хусейна с покоями его родственников и искусственным озером перед ним.
• Тикритский музей - был поврежден во время войны 2003 года в Ираке.

Гражданские объекты

Университет Тикрита был открыт в 1987 году и является одним из крупнейших университетов в Ираке.

Стадион Тикрита до войны с ИГиЛ был домашней ареной футбольного клуба Салах ад-Дин. Он вмещает 10000 человек.

К югу и к востоку от Тикрита расположены два небольших аэропорта - Восток и Юг.

Военные объекты

Иракские ВВС до войны с ИГиЛ имели несколько военных баз около Тикрита: Южную авиабазу, Восточную авиабазу и аэродром Аль-Сахра (Тикритская воздушная академия, бывшая коалиционная авиабаза Спичер).

Известные уроженцы и жители

• Мира Хатун Ванса, Ванса Исмаил эль-Амави или просто Ванса (1917-2015) — езидская принцесса, в 1934—1938 гг. жена Мира Сайд Бега, первая образованная езидка.

Отрывок, характеризующий Тикрит

Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.