Тилака

Статья по тематике Индуизм
История · Пантеон
Направления Вайшнавизм  · Шиваизм  · Шактизм  · Смартизм
Верования и практики Дхарма · Артха · Кама Мокша · Карма · Сансара Йога · Бхакти · Майя Пуджа · Мандир · Киртан
Священные писания Веды · Упанишады Рамаяна · Махабхарата Бхагавадгита · Пураны другие
Родственные темы Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша
Портал «Индуизм»

О деятеле индуистского национализма, см. статью Тилак, Бал Гангадхар

Ти́лака или ти́лак (санскр. तिलक, tilaka ^IAST) — священный знак, который последователи индуизма наносят глиной, пеплом, сандаловой пастой или другим веществом на лоб и другие части тела. Виды тилаки отличаются у последователей разных направлений индуизма и, среди прочего, служат опознавательным знаком, говоря о принадлежности к той или иной религиозной традиции. Тилака может наноситься ежедневно или только в особых случаях.

Терминология

На хинди слово произносится как тилак и часто так же и пишется. В Непале, Бихаре и некоторых других регионах, тилаку также называют тика, и она представляет собой смесь абира, красного порошка, йогурта и рисовой муки.

Значение и разновидности тилаки

Тилака одновременно является украшением и отличительным знаком. Её используют последователи различных течений в индуизме как знак принадлежности к определённой традиции. В одном из гимнов «Риг-веды» описывается богиня утра Уша — супруга бога солнца Сурьи. Говорится что она наносит на лоб красную точку, которая символизирует восходящее солнце. Значение тилаки и способ её наложения описывается в «Васудева-упанишаде». Различные направления в индуизме используют разные материалы для изготовления тилаки и различные формы её наложения:

• Шиваиты обычно используют пепел и наносят тилаку на лоб в форме трёх горизонтальных линий, которые называются трипундра.
• Вайшнавы используют глину из священных рек (таких как Ямуна) или святых мест паломничества (таких как Вриндаван), которую иногда смешивают с сандаловой пастой. Они накладывают тилаку в форме двух вертикальных линий, соединяющихся вместе между бровями, а последователи некоторых направлений вайшнавизма также накладывают тилаку на переносицу в форме листка туласи. Вайшнавская тилака называется урдхва-пундра.
• Последователи Ганеши используют красную сандаловую пасту (ракта-чандана).
• Шакты используют кумкум, или красный порошок из турмерика. Они наносят тилаку в форме красной вертикальной линии или просто точки.
• Раджа-тилака или вира-тилака — особая тилака в форме красной вертикальной линии на лбу. Раджа-тилака используется при коронации царей или при приёме важных гостей. Вира-тилака наносится лидерам победившей стороны в войне или в игре.

Вайшнавская тилака

Последователи вайшнавизма наносят тилаку с целью показать то, что они являются последователями Вишну. Существует несколько видов вайшнавской тилаки, по которым можно определить, к какой школе или сампрадае принадлежит вайшнав. Отличительная особенность вайшнавской тилаки заключается в том, что она состоит из двух вертикальных линий, соединяющихся внизу, символизируя таким образом стопу Вишну.

Пуштимарга

В традиции пуштимарга, также известной как рудра-сампрадая или валлабха сампрадая, тилаку наносят в виде одной вертикальной красной линии, которая символизирует Ямуну-деви. Последователи пуштимарги поклоняются Кришне в форме Шри Натхджи или в форме холма Говардханы, а река Ямуна является супругой холма Говардхана. Весь процесс поклонения и предания Кришне в этой традиции осуществляется через посредство Ямуны.

Мадхва-сампрадая

Последователи мадхва-сампрадаи наносят тилаку из двух вертикальных линий, олицетворяющих «лотосные стопы» Кришны. Между этими двумя линиями наносится третья линия чёрного цвета из пепла совершаемого ежедневно огненного жертвоприношения — «яджна-кунды». В этой сампрадае процесс поклонения включает в себя обязательное совершение «нитья-хомы» — ежедневных огненных жертвоприношений, посвящённых Нараяне или Кришне. Пепел, оставшийся после яджны, используется для нанесения тилаки. Под чёрной линией добавляется жёлтая или красная точка, олицетворяющая Лакшми или Радху. Те, кто не совершают ежедневные огненные жертвоприношения, наносят тилаку состоящую только из двух вертикальных линий.

Шри-вайшнавизм

Последователи шри-вайшнавизма наносят тилаку в форме двух вертикальных линий, символизирующих стопы Нараяны, с красной линией посередине, олицетворяющей Лакшми и маленькой линией на переносице, которая представляет собой гуру. Лакшми считается основателем сампрадаи шри-вайшнавов и шри-вайшнавы поклоняются Нараяне через Лакшми, соответственно их тилака отражает этот процесс предания Богу (шаранагати), который также иногда называют прапатти. Шаранагати, процесс полного посвящения себя Вишну как Венкатешваре или Баладжи, рассматривается последователями сампрадаи шри-вайшнавизма как самая действенная и возвышенная религиозная практика в настоящую эпоху Кали-югу.

Подобную тилаку также используют последователи вайшнавского святого XV века Раманади, которые толкуют её в контексте Рамы и Ситы, так как их религиозное поклонение обращено именно к ним, а не к Лакшми и Нараяне, как в шри-вайшнавизме.

Гаудия-вайшнавизм

В гаудия-вайшнавизме тилака обычно приготавливается из глины Вриндавана. Основная тилака практически идентична тилаке, используемой последователями мадхва-сампрадаи. Небольшие различия возникли из-за того, что гаудия-вайшнавы отводят первостепенную роль воспеванию имён Бога — джапе или киртану, которое среди последователей Чайтаньи считается самой важной религиозной практикой в эту эпоху Кали-югу, гораздо более значимой чем, например, совершение огненных жертвоприношений. Именно поэтому, чёрная линия, наносимая пеплом жертвоприношений последователями мадхва-сампрадаи не используется гаудия-вайшнавами. Другое отличие заключается в способе предания Кришне, постижения Кришны. Гаудия-вайшнавы, следуя линии своего основателя Чайтаньи, поклоняются Радхе и Кришне через посредничество одного из близких преданных или слуг божественной четы, такой как Туласи. Поэтому, вместо красной точки, которая символизирует Лакшми или Радху в мадхва-сампрадае, используется рисунок на переносице в форме листка туласи, предложенного к стопам Кришны. Гаудия-вайшнавы считают, что только по милости Туласи или другого чистого бхакты можно достичь высшего совершенства жизни — обрести чистую любовь к Радхе и Кришне.

Нимбарка-сампрадая

Последователи нимбарка-сампрадаи, в соответствии с описаниями в «Васудева-упанишаде», используют тилаку, изготовленную из гопи-чанданы — глины из озера Гопи-кунда в Двараке, Гуджарат. Тилаку наносят в виде двух вертикальных линий на лбу, которые олицетворяют храм Бога. Между бровей ставится чёрная точка. Для этого используется земля из Варшаны, Уттар-Прадеш — святого места паломничества, в котором более 5 тыс. лет назад родилась Радха. Тилака последователей нимбарка-сампрадаи олицетворяет Бога как Радху и Кришну вместе, отражая богословие традиции, в котором Радха и Кришна выступают как женская и мужская формы Бога. Данный способ употребления тилаки был передан Нимбарке во время обряда посвящения в ученики от ведийского риши Нарады и передаётся в нимбарка-сампрадае от гуру к ученику во время церемонии посвящения в ученики, после которой, каждый день перед тем как нанести тилаку на лоб, ученик вспоминает своего духовного учителя.

Использование среди женщин

См. также: Бинди и Синдур

Традиция использования тилаки женщинами в Индии насчитывает тысячелетия. Тилака как украшение используется женщинами всех вероисповеданий, и не является принадлежностью только последователей индуизма. Женщины обычно накладывают тилаку в форме точек, называемых бинди, а не в форме горизонтальных или вертикальных линий, как это делают мужчины. Для такого рода женской тилаки обычно используется термин «бинди». Бинди могут быть больших или маленьких размеров. Для обозначения бинди также используются такие термины, как синдур, кастури или кумкум — в зависимости от используемых веществ. Синдур индийские женщины используют для покраски пробора волос, что указывает на то, что женщина состоит замужем.

См. также

• Бинди
• Кантхималы
• Трипундра

Ссылки

• [www.advayta.org/item/000002/?text_id=187 Васудева-упанишада]

Отрывок, характеризующий Тилака

Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.