Тимаков, Владимир Дмитриевич

Владимир Дмитриевич Тимаков
Место рождения:	село Пустотино, Рязанская губерния, Российская империя
Научная сфера:	генетика, микробиология, эпидемиология
Место работы:	Институт эпидемиологии и микробиологии 2-й ММИ имени Н. И. Пирогова
Учёная степень:	доктор медицинских наук (1940)
Учёное звание:	академик АМН СССР (1952) академик АН СССР (1968)
Альма-матер:	ТМУ
Научный руководитель:	Н. Ф. Гамалея
Известные ученики:	Ф. И. Ершов
Награды и премии:

Влади́мир Дми́триевич Тимако́в (1905 — 1977) — советский микробиолог и эпидемиолог, создатель научной школы микробиологов и генетиков, организатор системы здравоохранения. Доктор медицинских наук, академик АМН СССР и АН СССР, 5-й президент АМН СССР (1968—1977). Герой Социалистического Труда (1975).

Биография

Владимир Тимаков родился 9 (22) июля 1905 года в селе Пустотино(ныне Кораблинский район, Рязанская область) в многодетной крестьянской семье. По национальности — русский. В 1922 году с отличием окончил среднюю школу, после чего работал в Пустотинской комсомольской ячейке. В 1924 году Тимаков поступил на медицинский факультет Томского университета. После его успешного окончания и получения диплома врача в 1929 году поступил в аспирантуру. С 1932 года Владимир Тимаков трудился на должности ассистента кафедры микробиологии и одновременно был заведующим отделом Томского санитарно-бактериологического института.

В 1934 году Тимаков был приглашён в Туркменский медицинский институт, где вначале работал ассистентом, а затем доцентом (с 1935 года) и заведующим кафедрой микробиологии (с 1944 года). Одновременно с 1934 по 1941 год руководил отделом Туркменского института микробиологии и эпидемиологии. В 1941 году защитил диссертацию на тему «Молочные тифозные и паратифозные вакцины» с присвоением учёной степени доктора медицинских наук.

В том же 1941 году принят в ВКП(б), назначен наркомом здравоохранения Туркменской ССР. На этой должности он трудился все трудные годы Великой Отечественной войны, вплоть до 1945 года. Под его руководством была ликвидирована вспышка острых кишечных инфекций в Красноводске среди эвакуированного населения и раненых. За годы войны силами Туркменского института микробиологии и эпидемиологии было изготовлено 11 миллионов бактериальных препаратов, 6 миллионов доз оспенного детрита и 20 видов вакцин и сывороток для нужд фронта и тыла.

После окончания войны, в 1945 году, Тимаков по предложению Академии медицинских наук СССР возглавил в Москве академический Институт эпидемиологии и микробиологии. Здесь, в составе талантливого коллектива, состоящего из таких видных учёных как Н. Ф. Гамалея, П. Ф. Здродовский, Л. А. Зильбер, за короткое время Тимакову удалось провести ряд важных теоретических и прикладных исследований по микробиологии, иммунологии и эпидемиологии. Результатом активной работы стала Сталинская премия второй степени, вручённая в 1952 году за совершенствование производства лечебно-профилактических препаратов большой группе научных сотрудников во главе с Владимиром Тимаковым.

С 1948 года — член-корреспондент, с 1952 года — действительный член (академиком) АМН СССР. В 1968 году он также был избран академиком АН СССР.

Кроме научной деятельности, Тимаков находил время и для преподавательской работы. С 1949 года и до конца жизни он заведовал кафедрой микробиологии 2-го ММИ имени Н. И. Пирогова. Около 40 лет академик Тимаков преподавал микробиологию студентам. Именно он был инициатором создания во 2-м Московском медицинском институте медико-биологического факультета для подготовки врачей — биофизиков, биохимиков, биокибернетиков, а также принял непосредственное участие в создании Сибирского филиала АМН СССР.

С 1957 по 1963 годы — вице-президент Академии Медицинских Наук СССР. С 8 февраля 1968 года по 21 июня 1977 года — президент Академии Медицинских Наук СССР.

За годы научной работы опубликовал более 300 научных работ, в том числе 7 монографий и несколько учебников по микробиологии. Обобщил опыт противоэпидемической практики и выдвинул ряд принципов ликвидации инфекций. Основные научные труды Тимакова посвящены изучению проблемы изменчивости и генетики микробов, бактериофагии — формам бактерий, микоплазматологии, эпидемиологии и лабораторной диагностике инфекционных болезней, иммунологии.

Тимаков внёс весомый вклад в изучение L-форм бактерий. Так, им было установлено, что под воздействием ряда лекарств некоторые бактерии не погибают, а лишь теряют часть своей оболочки, приобретают форму шара и становятся неузнаваемыми. L-формы различных бактерий длительное время сохраняются в организме и обладают способностью вызывать хронические заболевания. Под руководством академика Тимакова в лаборатории института был изучен процесс образования L-форм бактерий, и были проведены сравнительные исследования L-форм бактерий и микоплазм. Итоги данных исследований впоследствии были обобщены и опубликованы в 3 монографиях Тимакова, которые он составил в соавторстве с Г. Я. Каган (1961, 1967, 1973). В 1974 году, за эти исследования академик Тимаков совместно с Г. Я. Каган был удостоен Ленинской премии. Благодаря исследованиям Владимира Дмитриевича и его учеников создано учение об L-формах бактерий и микоплазмах, значение которых особенно велико при заболеваниях сердечно-сосудистой и нервной систем, респираторных инфекциях.

Он занимался также вопросами организации противоэпидемической службы, обосновал принципы ликвидации ряда инфекций и снижения общего уровня инфекционной заболеваемости на территории СССР. Совместно со своими учениками разработал методы фагодиагностики и фагоиндикации бактерий в окружающей среде, а также предложил методы повышения эффективности вакцин.

21 июля 1975 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за выдающиеся заслуги в развитии медицинской науки, подготовке научных кадров и в связи с семидесятилетием со дня рождения академику Владимиру Дмитриевичу Тимакову было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Вёл активную общественную деятельность. Избирался делегатом XXIV и XXV съездов КПСС, депутатом Совета Национальностей (от Абхазской АССР) ВC СССР 9-го созыва (1974—1979), а также городских и районных Советов народных депутатов, депутатом Моссовета, членом ЦК профсоюза медицинских работников. Возглавлял комиссию по здравоохранению и социальному обеспечению Совета национальностей Верховного Совета СССР, руководил работой секции медицины Комитета по Ленинским и Государственным премиям (с 1958 по 1966 год). Долгие годы являлся главным редактором «Журнала микробиологии, эпидемиологии и иммунологии», входил в состав редколлегий ряда других журналов.

Им было создано несколько лабораторий по изучению генетики бактерий, он был одним из инициаторов организации Института медицинской генетики АМН СССР. Также Владимир Тимаков является создателем научной школы микробиологов и генетиков. Именно по его инициативе были проведены два Всесоюзных симпозиума по генетике бактерий. На третьем съезде Всероссийского общества генетиков и селекционеров в 1977 году, незадолго до собственной кончины, Тимаков сделал доклад «Генетика микроорганизмов и медицина», в котором были подведены итоги его собственных исследований в области генетики микроорганизмов и были определены перспективы дальнейшей работы. Увы, этим планам уже не суждено было сбыться.

21 июня 1977 года академик Владимир Дмитриевич Тимаков скоропостижно скончался в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды и звания

• Герой Социалистического Труда (21 июля 1975 года)
• три ордена Ленина
• орден Октябрьской революции
• два ордена Трудового Красного Знамени
• заслуженный деятель науки Туркменской ССР (1945)
• Сталинская премия второй степени (1952) — за коренное усовершенствование методов производства лечебно-профилактических препаратов
• Ленинская премия (1974) — за цикл исследований роли L-форм бактерий семейства микоплазм в инфекционной патологии
• Почётный доктор медицины Краковского университета (Польша)

Память

• Именем академика Тимакова названы улицы Рязани, Томска и Новосибирска. В Новосибирске, в доме № 2 по улице Академика Тимакова расположено Сибирское отделение Российской академии медицинских наук.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12398 Тимаков, Владимир Дмитриевич]. Сайт «Герои Страны».
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52347.ln-ru Профиль Владимира Дмитриевича Тимакова] на официальном сайте РАН
• [slovari.299.ru/word.php?id=62881&sl=enc Владимир Дмитриевич Тимаков // Большой энциклопедический словарь]
• [bse.sci-lib.com/article110543.html Тимаков Владимир Дмитриевич] — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание)
• [museumdom.narod.ru/bio05/timakov.html Владимир Дмитриевич Тимаков // Музей «Дом на Набережной»]
• [tushik.ru/zdorove/lyudi-nashej-epoxi.html/ Владимир Дмитриевич Тимаков // Люди нашей эпохи]
• [www.megabook.ru/article?%D0%A2%D0%98%D0%9C%D0%90%D0%9A%D0%9E%D0%92%20%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80%20%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87 Владимир Дмитриевич Тимаков // Энциклопедия Кирилла и Мефодия]

Отрывок, характеризующий Тимаков, Владимир Дмитриевич

– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.