Тиме, Елизавета Ивановна

Елизавета Тиме
Дата рождения:	24 августа (5 сентября) 1884(1884-09-05)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	8 февраля 1968(1968-02-08) (83 года)
Место смерти:	Ленинград
Профессия:	актриса, театральный педагог
Гражданство:	Российская империя Российская империя→ СССР СССР
Театр:	Александринский театр
Награды:
IMDb:	ID 0863584

Елизавета Ивановна Тиме (1884—1968) — русская драматическая актриса, театральный педагог, профессор, Народная артистка РСФСР (1957).

Биография

Родилась в семье профессора Петербургского института корпуса горных инженеров Ивана Августовича Тиме.

В 1904 году окончила Высшие женские Бестужевские курсы.

В 1906 году окончила Петербургскую консерваторию по классу пения, в 1908 году — Петербургское театральное училище.

С 1908 года — актриса Александринского театра. Играла драматические, трагические и комедийные роли, имея в сезоне до 11 новых ролей. Хорошо поставленный голос позволял ей исполнять партии в опере и оперетте. В 1909 году, в Мариинском театре, исполнила роль Клеопатры в балете «Египетские ночи» в постановке Михаила Фокина.

Известна как исполнительница художественного слова. В чтецком репертуаре — «Анна Каренина» Л. Толстого, «Хождение по мукам» А. Толстого, «Клим Самгин» М. Горького, произведения А. Пушкина, Н. Некрасова, Ги де Мопассана.

Преподавала в Школе сценических искусств А. Петровского, в Институте живого слова. Затем, более тридцати лет, в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино, с 1951 года — профессор.

Похоронена в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Роли в театре

Домашние постановки и спектакли в театральном училище

• 1903 — «На манёврах» С. Рассохина — Компаньонка
• 1903 — «На пороге великих событий» Н. Павлова — Верочка
• 1904 — «Борцы» М. Чайковского — Соня Галтина
• 1904 — «Тайна» Николаева — Ласкина
• 1904 — «Волшебные звуки» А. Генца — Вера
• 1904 — «Чучело» В. Билибина — Анна Леонтьевна
• 1905 — «Высшая школа» И. Потапенко — Клавдия
• 1906 — «Сильные и слабые» Н. Тимковского — Римма
• 1907 — «Искры пожара» И. Ге — Дама
• 1907 — «Отверженный Дон Жуан» С. Рафаловича — Блудница
• 1907 — «Дети Ванюшина» С. Найдёнова — Людмила
• 1907 — «Забава» А. Шницлера — Мицци
• 1907 — «Женитьба Фигаро» П. Бомарше — Графиня
• 1907 — «Всех скорбящих» Г. Гейерманса — Рита
• 1907 — «Коломбина» Корна — Коломбина
• 1907 — «Вейганг» И. Шлафа — Берта
• 1907 — «Ольгин день» А. Бежецкого — Софья
• 1908 — «Хоровод» Г. Бара — Франциска
• 1908 — «Розы» Г. Зудермана — Юлия

Александринский театр

• 1908 — «Золотой телец» Добржанского — Эмма Розенблатт
• 1909 — «Дядя Ваня» А. Чехова — Елена Андреевна
• 1909 — «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского — Машенька
• 1909 — «Коварство и любовь» Ф. Шиллера — Софи
• 1909 — «Венецианский купец» У. Шекспира — Нерисса
• 1910 — «Дон-Жуан» Ж.-Б. Мольера — Шарлотта
• 1910 — «Молодёжь» М. Дрейера — Эрика фон Геллингофен
• 1911 — «Живой труп» Л. Толстого — Маша
• 1913 — «Таланты и поклонники» А. Островского — Негина
• 1913 — «Горе от ума» А. Грибоедова — Лиза
• 1914 — «Лев Гурыч Синичкин» Д. Ленского — Лиза
• 1914 — «Царская невеста» Л. Мэя — Любаша
• 1914 — «Тот, кто получает пощечины» Л. Андреева — Зинаида
• 1915 — «Нахлебник» И. Тургенева — Ольга Петровна
• 1915 — «Эрнани» В. Гюго — Донья Соль
• 1915 — «Бесприданница» А. Островского — Лариса
• 1916 — «Другая жизнь» Е. Опочинина — Вера Сергеевна
• 1916 — «Ночное» М. Стаховича — Дуня
• 1916 — «Зелёное кольцо» З. Гиппиус — Анна Дмитриевна
• 1916 — «Добрый барин» А. Островского — Дуняша
• 1916 — «Настоящая любовь» Р. Бракко — Елена
• 1916 — «Невеста» Г. Чулкова — Бредова
• 1916 — «Ассамблея» П. Гнедича — Фрося
• 1916 — «Мёртвый узел» И. Шпажинского — Наташа
• 1917 — «Милые призраки» Л. Андреева — Полина
• 1917 — «Маскарад» М. Лермонтова — Баронесса Штраль
• 1917 — «Грех да беда на кого не живёт» А. Островского — Лукерья Даниловна
• 1917 — «Волки и овцы» А. Островского — Глафира
• 1917 — «Профессор Сторицын» Л. Андреева — Княжна
• 1917 — «Богатые невесты» А. Островского — Белесова
• 1918 — «Стакан воды» Э. Скриба — Луиза
• 1921 — «Идиот» по роману Ф. Достоевского — Настасья Филипповна
• 1921 — «Горе от ума» А. Грибоедова — Наталья Дмитриевна
• 1921 — «Трактирщица» К. Гольдони — Мирандолина
• 1923 — «Антоний и Клеопатра» У. Шекспира — Клеопатра
• 1925 — «Пугачёвщина» К. Тренёва — Устинья
• 1926 — «Виринея» Л. Сейфуллиной — Виринея
• 1927 — «Коварство и любовь» Ф. Шиллера — Леди Мильфорд
• 1930 — «Ярость» Е. Яновского — Марфа Коврова
• 1931 — «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского — Мамаева
• 1932 — «Враги» М. Горького — Клеопатра
• 1937 — «Фландрия» В. Сарду — Донья Долорес
• 1940 — «Зыковы» М. Горького — Софья
• 1946 — «Горе от ума» А. Грибоедова — Хлёстова
• 1946 — «Свадьба» А. Чехова
• 1947 — «Глубокие корни» Дж. Гоу и А. д’Юссо
• 1947 — «Лес» А. Островского — Раиса Павловна Гурмыжская
• 1947 — «Профессия миссис Уоррен» Б. Шоу — Миссис Уоррен
• 1950 — «Живой труп» Л. Толстого — Анна Павловна
• 1952 — «Пигмалион» Б. Шоу — Миссис Хиггинс
• 1953 — «Шакалы» А. Якобсона
• 1956 — «Игрок» по роману Ф. Достоевского — Антонина Васильевна
• 1957 — «Осенний сад» Л. Хеллман

Мариинский театр

• 1909 — «Египетские ночи» А. Аренского — Клеопатра
• 1915 — «Прекрасная Елена» Ж. Оффенбаха — Елена

Михайловский театр

• 1916 — «Без вины виноватые» А. Островского — Коринкина
• 1916 — «Лавка древностей» Соловьёва — Анна
• 1917 — «Стакан воды» Э. Скриба — Герцогиня Мальборо
• 1917 — «Зарево» Е. Карпова — Липа
• 1921 — «Корневильские колокола» Р. Планкетта — Серполетта
• 1926 — «Жёлтая кофта» Ф. Легара — Леа
• 1927 — «Чёрный амулет» Н. Стрельникова — Лилиан

Театр музыкальной комедии

• 1913 — «Сильва» И. Кальмана — Сильва Вареску
• 1920 — «Дочь мадам Анго» Ш. Лекока — Кларетта
• 1925 — «Голубая мазурка» Ф. Легара — Анжелла

Театр-сад «Аквариум»

• 1923 — «Сильва» И. Кальмана — Сильва Вареску

Театр трагедии Ю.М. Юрьева

• 1918 — «Царь Эдип» Софокла — Иокаста

Кино и телевидение

• 1923 — Голод (короткометражный фильм) — Дочь кулака
• 1952 — Живой труп (фильм-спектакль) — Анна Павловна
• 1953 — Лес (фильм-спектакль) — Гурмыжская
• 1965 — Рассказы Чехова (телеспектакль)
• 1967 — День солнца и дождя — Елена Сергеевна, актриса

Личная жизнь

В 1908 году вышла замуж за Н. Н. Качалова. Детей в семье не было. Их брак был долгим и счастливым.

Летом 1917 г. по Петрограду ходили слухи о романе Тиме с А. Ф. Керенским и об их готовящейся свадьбе, однако они «вряд ли имели серьёзную основу». В 1918 году Тиме и её муж опровергали это в печати. Эти слухи отразились в дневнике А. А. Блока, в записях В. Ф. Ходасевича (где поданы именно как обывательские сплетни), некоторых газетных публикациях, и впоследствии, при советской власти, стоили Тиме немалых неприятностей: «её неоднократно вызывали в „органы“, требовали объяснений по поводу её отношений с Керенским, не повышали в звании, лишали ролей и т. д.»

Сочинения

• Тиме Е. И. Дороги искусства / Лит. запись Ю. Л. Алянского. — М.; Л.: ВТО, 1962. — 306 с.

Литература

• Встречи с Мейерхольдом: Сборник воспоминаний. — М.: ВТО, 1967. — 622 с.
• Марков П. А. О театре: В 4 т. — М.: Искусство, 1974. Т. 2. Театральные портреты. — 495 с.

Ссылки

• [old.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10251393@SV_Articles Век Елизаветы Тиме]
• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/TIME_ELIZAVETA_IVANOVNA.html Елизавета Ивановна Тиме]

Отрывок, характеризующий Тиме, Елизавета Ивановна

– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.