Маквей, Тимоти

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тимоти Маквей»)
Перейти к: навигация, поиск
Тимоти Джеймс Маквей
Timothy James McVeigh

фото ФБР
Имя при рождении:

Timothy James McVeigh

Дата рождения:

23 апреля 1968(1968-04-23)

Место рождения:

Локпорт, штат Нью-Йорк, США

Гражданство:

США США

Дата смерти:

11 июня 2001(2001-06-11) (33 года)

Место смерти:

Тер Хот, Индиана, США

Причина смерти:

смертельная инъекция

Наказание:

смертная казнь

Убийства
Количество жертв:

168

Количество раненых:

680

Период убийств:

19 апреля 1995 года

Основной регион убийств:

Оклахома-Сити

Способ убийств:

Оружие массового поражения
Разрушения с использованием взрывчатых веществ
8 предумышленых убийств

Мотив:

Возмездие за осаду «Маунт Кармел» и Руби Ридж
«Дневники Тёрнера»
Несогласие с внутренней политикой США

Дата ареста:

19 апреля 1995 года

Ти́моти Джеймс Макве́й (англ. Timothy James McVeigh; 23 апреля 1968 — 11 июня 2001) — резервист армии США, ветеран войны в Персидском заливе, организатор самого крупного (до событий 11 сентября 2001 года) террористического акта в истории Америки — взрыва в федеральном здании имени Альфреда Марра в Оклахома-Сити 19 апреля 1995 года, унесшего жизни 168 человек, включая 19 детей младше шести лет. Маквей, симпатизирующий движению ополчения в США, пытался отомстить федеральному правительству за осаду «Маунт Кармел», которая за два года до этого закончилась смертью 82 человек. Заодно он надеялся поднять восстание против федерального правительства, которое он называл тираническим. В итоге Маквей был признан виновным за нарушение 11 федеральных законов и приговорён к смертной казни, которая состоялась 11 июня 2001 года. Вместе с ним в заговоре были обвинены Терри Николс и Майкл Фортье.





Детство

Тимоти Маквей родился в городе Локпорт (штат Нью-Йорк) и был единственным сыном и вторым из троих детей Уильяма и Милдред «Микки» Норин Маквей (в девичестве — Хилл), которые были ирландскими католиками. Родители развелись, когда мальчику было десять лет, и Тимоти вырос с отцом в Пендлтоне.

Маквей утверждал, что в школе был объектом запугиваний и поэтому нашёл убежище в своём мире фантазий, где по-своему расправлялся со своими обидчиками. Незадолго до казни он сказал, что правительство Соединённых Штатов состоит из одних хулиганов. Те, кто был близко с ним знаком, помнили Маквея как активного ребёнка в детстве, ставшего замкнутым в подростковые годы. Известно, что в юношеские годы у Маквея была лишь одна девушка. Сам он объяснил это журналистам тем, что попросту не знал, как произвести на девочек впечатление. Согласно его официальной биографии, «его единственным облегчением от неудовлетворённости сексуальных желаний было его ещё более сильное желание умереть».

В средней школе Маквей всерьёз заинтересовался компьютерами и даже взломал правительственные компьютерные системы на его Commodore 64, используя ник «Странник», позаимствованный из названия песни Диона Димучи. В выпускном классе Маквея называли «самым многообещающим программистом Центральной старшей школы Старпойнт». Однако программистом он так и не стал, потому что окончил школу (2 июня 1986 года) с относительно плохими отметками.

С огнестрельным оружием Маквея познакомил его дедушка. Оно произвело на него такое впечатление, что он всерьёз им заинтересовался. Его знакомые вспоминали, что Маквей говорил, что хочет стать владельцем оружейного магазина, а несколько раз он даже приносил оружие в школу, чтобы произвести впечатление на одноклассников. Закончив школу, Маквей стал сильно интересоваться правом на ношение оружия и начал изучать Вторую Поправку к Конституции Соединенных Штатов. Он также начал читать журналы про оружие, такие, как «Солдат удачи[en]». Какое-то время он посещал колледж «Bryant & Stratton», прежде чем его оттуда отчислили.

Военная карьера

В мае 1988 года Маквей в возрасте 20 лет завербовался в Армию США. Всё свободное время там он посвятил чтению об огнестрельном оружии, взрывчатых веществах и изучению тактики снайпера. В какой-то момент он получил выговор за то, что приобрёл у Ку-клукс-клана футболку «Белая Власть», что было расценено как протест против темнокожих служащих военной базы, которые, как и все на базе в принципе, носили чёрные футболки, которые Маквей посчитал «Чёрной Властью».

Маквей был награждён Бронзовой звездой за участие в Войне в Персидском Заливе. Во время неё он был назначен в 1-ю пехотную дивизию, где был наводчиком в экипаже M2 Брэдли. Перед операцией «Буря в пустыне» Маквей служил в Форте Райли в Канзасе, где окончил первичный курс развития лидерства (PLDC). Позже Маквей скажет, что армия научила его подавлять эмоции. Он прошёл специальную спасательную подготовку и обладал навыками, необходимыми для спасения товарища, получившего опасные для жизни осколочные ранения.

Маквей стремился присоединиться к Силам специального назначения Армии США. После Войны в Персидском Заливе он вошёл в программу подготовки, чтобы стать «зелёным беретом», но был быстро отчислен из программы из-за низкой успеваемости по физической подготовке. После этого Маквей решил оставить армию. 31 декабря 1991 он был освобожден от обязательств, а в мае 1992 был окончательно уволен в запас.

Версии

На суде и в письмах Маквей объяснял свои действия местью правительству за события в Руби Ридж в 1992 году и осаду поместья «Маунт Кармел» в 1993 году, когда в огне погибло несколько десятков членов религиозной секты[1][2][3][4][5][6][7]. Полагают также, что он мстил за американского нациста Ричарда Снелла, который был казнён в один день со взрывом Маквея[7][8].

Кроме того, есть основания думать, что Маквей был членом ультраправой организации «Гражданская милиция»[7] или, по крайней мере, был связан с движением ополчения[9][10][11].

Теракт в Оклахома-Сити

Казнь

13 июня 1997 года приговорён к казни посредством смертельной инъекции.

Приговор был вынесен за убийство лишь 8 человек из 168, которые являлись федеральными служащими. Обвинение за остальные 160 смертей находилось в компетенции штата Оклахома, официальные лица которого решили не предъявлять обвинение, поскольку Маквею уже был вынесен смертный приговор.

Маквей был казнён 11 июня 2001 года в федеральной тюрьме в Тер Хот, штат Индиана, это была первая смертная казнь федерального уровня с 1963 года. 10 июня в 13:00 состоялась последняя трапеза — 2 пинты мятно-шоколадного мороженого. За 2 часа до казни, в 6 утра, Маквея посетил католический священник. Маквей отказался от последнего слова перед казнью, но сделал письменное заявление — им стало стихотворение Уильяма Хенли «Непокорённый». Процедура казни началась в 8 утра, в 8:14 была констатирована смерть. За казнью по специальному закрытому каналу в Оклахома-Сити наблюдали 232 выживших в теракте и родственника жертв; непосредственно на месте казни присутствовали 10 представителей жертв, 10 журналистов и адвокаты Маквея. Родственники Маквея не присутствовали по его просьбе. После казни тело было кремировано, а прах передан адвокату, который развеял его в неизвестном месте[12].

Напишите отзыв о статье "Маквей, Тимоти"

Примечания

  1. Feldman, Paul. [proquest.umi.com.libproxy/pqdweb?did=21526848&sid=3&Fmt=3&clientId=17862&RQT=309&VName=PQD Militia Groups Growing, Study Says Extremism: Despite negative publicity since Oklahoma bombing, membership has risen, Anti-Defamation League finds] (необходима регистрация), Los Angeles Times (June 18, 1995). Проверено 2 июня 2009.
  2. [www.cjonline.com/stories/061001/new_mcveigh.shtml McVeigh offers little remorse in letters], The Topeka Capital-Journal (June 10, 2001). Проверено 2 ноября 2009.
  3. Baker, Al, Dave Eisenstadt, Paul Schwartzman, and Karen Ball. [www.nydailynews.com/archives/news/1995/04/22/1995-04-22_revenge_for_waco_strike_form.html Revenge for Waco Strike Former Soldier is Charged in Okla. Bombing Waco Strike], New York Daily News (April 22, 1995). Проверено 2 ноября 2009.
  4. Collins, James. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,986240-1,00.html The Weight of Evidence], Time (April 28, 1997), стр. 1–8. Проверено 2 ноября 2009.
  5. [www.foxnews.com/story/0,2933,17500,00.html McVeigh's Apr. 26 Letter to Fox News], Fox News (April 26, 2001). Проверено 2 ноября 2009.
  6. Russakoff, Dale. [www.washingtonpost.com/wp-srv/national/longterm/oklahoma/bg/mcveigh.htm An Ordinary Boy's Extraordinary Rage], The Washington Post (July 2, 1995). Проверено 2 ноября 2009.
  7. 1 2 3 Тарасов А. Н. [saint-juste.narod.ru/terror.htm Террор стал воздухом политики].  (Проверено 2 ноября 2009)
  8. Lacayo, Richard. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,984399-1,00.html The State Versus McVeigh]. Time (April 15, 1996). Проверено 2 ноября 2009.
  9. Kopel D. B. [reason.com/archives/1996/08/01/the-militias-are-coming The Militias Are Coming]. Reason (August/September 1996). Проверено 2 ноября 2009. [www.webcitation.org/65ULUvOJY Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
  10. Berlet C., Lyons M. N. Chapter 14: Battling the New World Order: Patriots and Armed Militias // [www.publiceye.org/tooclose/chapter-excerpt.html Right-Wing Populism in America: Too Close for Comfort]. — N.Y.: Guilford Publications, 2000. — ISBN 1572305622.  (Проверено 2 ноября 2009)
  11. [news.bbc.co.uk/2/hi/americas/1321244.stm Profile: Timothy McVeigh — BBC.]  (Проверено 2 ноября 2009)
  12. [www.foxnews.com/story/2001/06/12/timothy-mcveigh-put-to-death-for-oklahoma-city-bombings/ Timothy McVeigh Put to Death for Oklahoma City Bombings | Fox News]

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20010220034022/www.time.com/time/reports/mcveigh/interview/interview1.html Интервью журналу Time(англ.)
  • Тарасов А. Н. [saint-juste.narod.ru/terror.htm Террор стал воздухом политики]


Отрывок, характеризующий Маквей, Тимоти

Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.