Тин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Тин, тейен, тейин, тийен, тиен, тийин, тийн, тиын, тыйын, тын — название копейки у тюркских народов, современные разменные денежные единицы нескольких тюркскоязычных государств — Казахстана, Киргизии и Узбекистана.





Тин в Средние века и в Новое время

«Тин» («тиен», «тийин» и т. п.), «ур» и «коньы», «векша» и «веверица» — названия белки соответственно у тюрков, у финно-угорских народов и у восточных славян. Шкурки этого зверька долгое время использовалась у этих народов в качестве денег на ранних этапах формирования товарно-денежных отношений, что позже отразилось на наименованиях местных денежных единиц. Векша (веверица) — древнерусская денежная единица гривенно-кунной системы, «кумур» (дословно «три белки»), «коньы» и «тин» — названия копейки соответственно на марийском, удмуртском и на многих тюркских языках. Отсюда, например, редкий арготизм «нибиртынки», то есть «ни копейки» (от тюрк. бир тыйын — «одна копейка»)[1][2][3][4].

По мнению историка Ильдара Акбулатова, широкое распространение термина «тин» в качестве названия денежной единицы в Поволжье и на Урале произошло, вероятнее всего, в ХVI—XVII веках после присоединения этих территорий к Русскому государству и обложения местного населения ясаком. Это был натуральный налог, выплачиваемый прежде всего мехом пушных зверей (в том числе беличьим), но исчисляемый в денежной выражении: так, например, слово «кондон», три копейки по-удмуртски, дословно переводится как «цена белки»[5][4].

Современные тины

От средневекового тина происходят наименования таких современных разменных денежных единиц, как:

Возможная этимологическая связь с другими денежными единицами

Возможно, от слова «тин» произошло название такой древнерусской денежной единицы, как алтын (от тюрк. алты тийин — дословно «шесть белок»). Эта версия была изложена во II томе Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890 года издания) и в академическом Словаре русского языка под редакцией Якова Грота (1891 года издания). Позже в работе «Алтын, его происхождение, история, эволюция», опубликованной в 1911 году, её поддержал нумизмат Владимир Трутовский[1][6][3][7].

Тюрколог Игорь Добродомов высказал предположение о возможном проявлении корня «тин» в названии таких денежных единиц, как тенге и, соответственно, денга. Ещё одна его гипотеза — происхождение от того же корня слова «полтина»[1].

Необходимо отметить, что не все исследователи разделяют версию, согласно которой, слово «тин» в значении денежной единицы произошло от «белки». Татарский нумизмат Азгар Мухамадиев высказал предположение, что «тин-белка» и «тин-копейка» — это лишь омонимы. По его мнению, последнее произошло от тюркского слова, означающего «клеймо» или «узел»[8].

Напишите отзыв о статье "Тин"

Примечания

  1. 1 2 3 Добродомов, 1967.
  2. Хабибуллина З.А. Древнетюркские названия животного мира в современном башкирском языке. — Уфа, 2008. — с. 76
  3. 1 2 Янин В.Л. [www.archaeology.ru/Download/KSIA/ksia_066.pdf Алтын и его место в русских денежных системах XIV-XV вв.] / Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР, вып. 66. — 1956.
  4. 1 2 Верещагин Г.Е. Вотяки Сарапульского уезда Вятской губернии. — 1996. — С. 70
  5. Акбулатов И.М. [kraeved.opck.org/biblioteka/nauchnie_stati_po_istorii_bashkirii/o_proishojdenii_bash_naz_deneg.php О происхождении башкирских названий денег] // Ватандаш
  6. Спасский И. Г. [www.archaeology.ru/Download/KSIA/ksia_066.pdf Алтын в русской денежной системе] / Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР, вып. 66. — 1956.
  7. ЭСБЕ, 1890—1907, «Алтын».
  8. Мухамадиев А.Г. Древние монеты Поволжья. — 1990. — С. 136

Источники

Отрывок, характеризующий Тин

– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.