Типи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ти́пи (англ. tipi, tepee, teepee) — повсеместно принятое название для традиционного переносного жилища кочевых индейцев Великих равнин. Но на языке сиу thípi [ˈtʰipi] означает любое жилище, а для данного вида палатки имеется особое слово: wi-[1]. Этот тип жилища использовался также горными племенами Дальнего Запада, на Юго-Западе, оседлыми племенами окраин степи в период охоты. Иногда его применяли и в соседних лесных регионах. Часто типи называют вигвамом[2].





Конструкция типи

Типи имеет форму прямого или слегка наклонённого назад конуса или пирамиды высотой 4—8 м (обычно 6—7 м), с диаметром в основании 3—6 м. Каркас собирается из шестов длиной от 12 до 25 футов, сосновых — на северных и центральных равнинах и из можжевельника — на южных. Покрышка традиционно сшивалась из сыромятных кож бизонов и реже — оленей. В зависимости от размера, для изготовления типи требовалось от 10 до 40 кож[3]. Позднее, с развитием торговли с европейцами, чаще использовалась более лёгкая парусина[4]. Так как ткань огнеопасна, а кожу грызут собаки, то могут быть и комбинированные покрышки: в верхней части — оленья кожа, а внизу — парусина. Стороны покрышки скрепляются деревянными палочками-булавками, а низ привязывается к колышкам, вбитым в землю, но так, что остаётся щель для прохода воздуха. Сверху находится дымовое отверстие, с двумя лопастями — дымовыми клапанами, которыми регулируют тягу дыма очага с помощью особых шестов, закреплённых за их верхние углы. Часто для этого имелись ещё и ремни, растягивающие клапаны за нижние углы. У типи канадских чиппева единое лунообразное полотнище клапанов не прикреплено к покрышке, и поэтому может вращаться двумя шестами на 360° вокруг дымового отверстия. В качестве верёвок традиционо использовались ремни из сыромятной кожи (rawhide).

Типи могут соединяться с обычной палаткой и даже соединяться по два или более вместе, что даёт дополнительную площадь.

Внутри типи от места соединения шестов спускается к земле ремень, который привязан к особым колышкам и служит якорем на случай сильного ветра. В нижней части помещения, вдоль стен, обычно, имеется дополнительная подкладка шириной 1,4—1,7 м, создающая больший комфорт, изолируя находящихся внутри от потока наружного воздуха, который поступает из-под низа покрышки. Иногда натягивают, соединённый с подкладкой, полукруглый потолок «озан», спасающий от капель дождя. Племена, живущие у Миссури, для защиты от дождя на верхние концы шестов (они должны быть достаточно короткими) надевали как зонт круглые кожаные лодки («storm cap», «bull-boat»).

В разных племенах имеются свои особенности конструкции этого жилища. Они различаются количеством главных опорных шестов (3 или 4), порядком соединения шестов, формой пирамиды из шестов (прямая или наклонная), формой основания (круглая, овальная, яйцевидная), способом раскроя покрышки и формой дымовых клапанов, способом соединения клапанов и шестов (с помощью отверстий на углах или особых кармашков).

Использование типи

Типи является неотъемлемой частью быта и культуры кочевых индейцев. Главным преимуществом типи была его мобильность. Транспортировку в разобранном виде, которая в доколониальную эпоху осуществлялась преимущественно усилиями женщин[5] и собак, отягощали не только длинные шесты, которые на равнинах встречались достаточно редко, но и тяжесть самой кожаной покрышки. С появлением лошадей, эта проблема не только устранилась, но и стало целесообразно увеличить размер типи, благодаря использованию более длинных шестов. Таким образом диаметр типи мог быть доведён в основании до 5 метров, в исключительных случаях до семи. При этом транспортировка обычно осуществлялась двумя-тремя лошадьми[6], длинные шесты каркаса (не менее пяти метров) формировали волокушу — травуа, перевозимую лошадьми, и на которой компактно размещался пакет самой покрышки, а также другие предметы быта.

Типи принято ставить входом на восток. Но это правило не соблюдается, если палатки поставлены по кругу. Небольшой наклон, имеющийся у некоторых видов типи, позволял выдерживать сильные западные ветра Великих Равнин. Относительная водонепроницаемость, хорошая (не всегда) вентиляция, высокая скорость сборки и разборки, мобильность — всё это сделало типи популярным в Северной Америке.

Современное использование ограничивается в основном консервативно настроенными индейскими семействами, историческими реконструкторами и индеанистами. Выпускаются и туристические палатки с аналогичным названием, конструктивно похожие на традиционное типи или на внешне похожие на них армейские палатки XIX в.

Типи в культуре

Занимая очень важное место в жизни индейцев, типи «обросли» и большим культурным шлейфом. Даже имеющий сугубо прагматическое назначение вход с восточной стороны имеет своё поэтическое объяснение. «Это для того, — говорят индейцы племени черноногих, — чтобы, выходя утром из типи, первым делом поблагодарить солнце»[4]. Заключая в своей конструкции священный для индейцев круг, оно заняло высокое положение между кочевым бытом и элементами природы, стало символом всего индейского мира. С ним могло олицетворяться всё что угодно: и циклические сезонные миграции бизоньих стад, и круговой годичный цикл, и даже расположение остальных типи в лагере целиком отождествлялось с ним. Пол в типи символизирует собой землю (в особенности часть непокрытой земли, служившей чем-то вроде домашнего алтаря), стены — небо, а шесты каркаса — тропинки от земли в мир духов[7].

Этикет

Комфорт в несколько стеснённых условиях обеспечивался посредством точного, но очень тонкого этикета. Мужчинам полагалось находиться в северной части типи, женщинам — в южной. В типи принято двигаться по часовой стрелке (по солнцу). Гости, особенно впервые пришедшие в жилище, должны были размещаться в женской части, не заходя за алтарь. Неприличным считалось прохождение между центральным очагом и кем-то ещё, поскольку считалось, что так человек нарушает связь присутствующих с очагом. Чтобы пройти на своё место люди, по возможности должны были проходить за спинами сидящих (мужчины направо от входа, женщины соответственно налево). Заходить за заднюю часть типи, что означало прохождение за алтарём, возбранялось, во многих племенах считалось, что только хозяин типи имеет право заходить за алтарь. Особых ритуалов покидания типи не было, если человек хотел уйти — он мог это сделать сразу без лишних церемоний, однако за неучастие в важных собраниях его потом могло ждать наказание.

Декор

Большая часть типи в лагере не раскрашивалась. Раскрашиваемые типи оформлялись в соответствии с традиционным декором племени и зачастую представляли собой стилизованное изображение явлений природы и животных. Преобладающий мотив — нечто символизирующее землю, по нижнему краю типи, верх, соответственно, небо[8]. Иногда изображался личный опыт хозяина типи, полученный на охоте, войне или в пути. Большое внимание уделялось снам и видениям, образы из которых так же могли быть перенесены на холст типи.

Красный цвет символизировал землю и огонь. Им могли изображаться горы, прерия, степной пожар и так далее. Жёлтый цвет — цвет камня, а также молнии, которая часто изображалась линией, идущей от вершины. Белый цвет помимо воздуха, пустого пространства, мог означать воду. Чёрный и синий — небо.

Помимо рисунка типи могли украшаться подвесными амулетами; медальонами, выполненными традиционной вышивкой иглами дикобраза; военными или охотничьими трофеями; бизоньими хвостами; рогами и различными поделками. В ход шли и обрезки шкур животных. В более позднее время стали применяться и бисерные украшения.

См. также

Напишите отзыв о статье "Типи"

Примечания

  1. [lakxotaiyapi.freecyberzone.com/dictionary.htm#wletter Константин Е. (Wiolowan). Лакота-русский словарь. — 1999].
  2. [archive.diary.ru/~Indiana/?comments&postid=26783051 Жилища индейцев Типи. — Индейцы].
  3. [salmon.net.dn.ua/Indian/teach2.htm History — Native American].
  4. 1 2 [www.landshaft.ru/pub.php?id=338 Landshaft.ru — САД СВОИМИ РУКАМИ, номер 9/2002].
  5. [ethnomir.ru/book-58.html. Отдых в Подмосковье, этнографический парк-музей - ЭТНОМИР]
  6. [www.mesoamerica.ru/indians/north/plains_indians01.html Северная Америка | Великие Равнины | Американские равнинные индейцы. Структура общины и жизнь в лагере].
  7. [www.jagannath.ru/articles/news_detail.php?ID=103 Джаганнат. Центр здорового общения и питания. Вегетарианство, рецепты, духовная литература, мастер-классы, семинары. Этикет в типи. — Центр здорового общения].
  8. [www.members.tripod.com/shtuka/tipi/tipi4.html Типухи всякие].

Литература

  • Hungry Wolf Adolf. Tipi life. — Fort Macleod, AB Canada: Good Medicine Books, 1972. — (A Good Medicine book, № 5). — 34 p.
  • Laubin R., Laubin G. The Indian Tipi: Its History, Construction, and Use — Second Edition. — Norman, London: University of Oklahoma Press, 1989. — 343 p. — ISBN 0-8061-2236-6.
  • [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc2.ark:/13960/t16m34416;view=1up;seq=152 Seton Thompson Ernest. Two Little Savages. — New York: Doubleday, 1903. — P. 146—156, 162, 163, 166—169, 306, 307, 459, 460].  (англ.).

Ссылки

  • [crow-indians.narod.ru/tipi/tipi_laubin/tipi_Laubin.htm Типи племени кроу]
  • [www.tipis.org History, construction, and evolution of tipis plus Photos and drawings]

Отрывок, характеризующий Типи

В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.