Тип (циклон, 1979)

Тайфун «Тип» (ураган, международное обозначение: 7920, JTWC: 23W, PAGASA: Варлинг (англ. Warling)) — наиболее интенсивный тропический циклон в истории человечества. Девятнадцатый тропический циклон и двенадцатый тайфун 1979 года, Тип развился в пределах муссонной ложбины около Понпея 4 октября. Первоначально, другой тропический шторм на северо-западе от будущего тайфуна, препятствовал его развитию и перемещению, но после смещения этого шторма в северном направлении, Тип получил возможность развиться в ураган. В процессе перемещения к западу от Гуама, Тип быстро усилился и 12 октября достиг максимальной скорости ветра 305 км/ч (85 м/с) и наименьшего — за всю историю наблюдений ураганов — давления в центре, равного 870 мбар (652,6 мм). На стадии своего максимального развития, Тип являлся также наиболее крупным тропическим циклоном в истории с диаметром до 2220 км. По мере движения на запад-северо-запад тайфун постепенно ослабел и позже повернул на северо-восток под влиянием приближающейся тропической депрессии. Центр тайфуна прошел над Японией, после чего 19 октября он превратился во внетропический циклон.

ВВС США осуществили 60 полетов в ураган, что делает Тип одним из наиболее изученных тропических циклонов. Выпадение осадков привело к гибели 55 человек, в результате кораблекрушений на море пропало без вести или погибло 44 человека. Несмотря на значительный ущерб, нанесенный Типом, его имя не было исключено из списка имен, назначаемых новым циклонам, и позже использовалось в 1983, 1986 и 1989 годах.

Метеорологическая история

Сезон ураганов 1979 года в Тихом океане начался с развития трёх циркуляций в муссонной ложбине, которая распространялась от Филиппин до Маршалловых островов. Образование области низкого давления к юго-западу от Гуама 3 октября послужило началом сезона ураганов и позже в тот же день, область низкого давления, которая впоследствии развилась в Тип, образовалась к югу от Понпея. Сильное струйное течение, направленное через экватор, было вовлечено в атмосферную циркуляцию и первоначально препятствовало образованию циклона. Но несмотря на неблагоприятные погодные условия, это тропическое возмущение около Понпея по мере движения в западном направлении постепенно организовывалось в депрессию. По причине наличия в окрестности крупной атмосферной циркуляции тропического шторма, перемещение будущего урагана было переменчивым и происходило по дуге к юго-востоку от островов Трук. 4 октября, полет разведывательного самолета в систему подтвердил наличие замкнутой низкой циркуляции и утром 5 октября JTWC выпустил первое предупреждение о тропической депрессии № 23.

По мере движения по дуге около островов Трук, депрессия усилилась до тропического шторма Тип, но продолжающееся влияние другого тропического шторма сдерживало его развитие. Метеорологические самолеты обеспечивали информацией о поверхностной циркуляции, так как данные со спутников указывали на расположение её центра в 60 км от его действительного положения. Начальная стадия развития шторма с переменным движением центра циклона закончилась 8 октября, когда Тип приобрел устойчивое северо-западное направление перемещения, а мешающий его развитию тропический шторм превратился во внетропический циклон, что способствовало усилению будущего урагана. Дополнительно, высотная область низкого давления переместилась к северу от Гуама, что обеспечило его выходным каналом. Первоначально прогнозировался выход шторма на Гуам и его перемещение на северо-запад, но утром 9-го он повернул на запад, прошел в 45 км от острова и развился в тайфун.

В результате крайне благоприятных условий для развития, тайфун Тип быстро усилился над открытой частью западного Тихого океана. Вечером 10 октября он достиг четвертой категории, а на следующий день достиг пятой или, в рамках системы классификации тихоокеанских циклонов, силы супертайфуна. С 9-го по 11-е атмосферное давление в центре опустилось на 92 мбар (69 мм), а диаметр его циркуляции достиг рекордного значения 2220 км. Далее тайфун продолжил усиливаться и утром 12 октября были зарегистрированы рекордно-низкое значение атмосферного давления в 870 мбар (652,6 мм) и скорость ветра 305 км/ч в точке на удалении 840 км от Гуама в западно-северо-западном направлении. Согласно Японскому метеорологическому агентству, в центральной части тайфуна Тип постоянная скорость ветра на интервале времени в 10 мин достигала значения 260 км/ч. На стадии его наибольшего развития, размер глаза тайфуна не превосходил 15 км.

После достижения максимальной интенсивности Тип ослабел до тайфуна со скоростью ветра 230 км/ч и в этом состоянии несколько дней перемещался в западно-северо-западном направлении. Через пять дней после достижения максимальной силы, средний радиус ветров сильнее 55 км/ч составлял 1100 км. 17 октября Тип начал устойчиво ослабевать и уменьшаться в размере и на следующий день, под влиянием расположенной в средней тропосфере области низкого давления, изменил направление движения на северо-восточное. После прохождения в 65 км к востоку от Окинавы, он ускорил своё движение до 75 км/ч и 19-го числа вышел на остров Хонсю со скоростью ветра 130 км/ч. Тайфун продолжил быстрое движение в северо-восточном направлении и через несколько часов после того, как покинул остров, превратился в обычный циклон. Бывший ураган продолжил движение в прежнем направлении, прошёл над Курильскими островами и юго-восточной частью Камчатки, после чего изменил направление движения на восточно-северо-восточное и пересек Линию перемены даты 22-го числа, его последние наблюдения осуществлялись на Алеутских островах около Аляски.

Ущерб

На ранней стадии своего развития тайфун вызвал сильные осадки в сумме 231 мм на острове Гуам. Внешние области циклона стали причиной умеренных дождей в горных районах острова Лузон на Филиппинах.

Тайфун стал причиной девяти кораблекрушений, что привело к гибели 44 рыбаков. Китайское грузовое судно разломилось пополам в результате волнения на море, но команда из 46 человек была спасена.

В целом прохождение тайфуна Тип по всей длине основного японского острова нанесло ущерб сельскохозяйственной и рыболовецкой промышленности на миллионы долларов. На финальной стадии Тип прошел в 65 км к востоку от Окинавы, что нашло своё выражение в постоянном ветре 72 км/ч (20 м/сек) с порывами до 112 км/ч (31 м/сек). Постоянная скорость ветра, вызванного этим тайфуном в Японии, предполагается на минимальном для тайфуна значении и основной ущерб на островах был нанесен выпавшими осадками. Сильные дожди стали причиной разрушения противопаводковой стены в лагере Фуджи, тренировочном лагере морской пехоты США около Йокосуки, что привело к разрушению резервуара с горючим и пожара, в результате которого погибло 13 человек и 68 пострадало. Осадки стали причиной 600 оползней в горных районах страны и привели к затоплению 22 000 домов, 42 человека погибли, 72 пропали без вести и 283 были ранены. Обваловка рек была прорвана в 70 местах, было разрушено 27 мостов и 105 дамб. В результате шторма 11 000 человек лишились жилья. Транспортная связь в стране была нарушена, 200 поездов и 160 внутренних авиарейсов были отменены. Тип описывался как наиболее разрушительный шторм, который ударял по Японии за 13 лет.

Рекорды и метеорологическая статистика

На 2011 год, тайфун Тип является крупнейшим тропическим циклоном в истории, с диаметром 2220 км — он в два раза превосходит циклон «Марго» 1951 года, циркуляция которого имела размер 1130 км. На стадии наибольшего развития, температура внутри глаза тайфуна была 30 °C, что считается исключительно высоким значением. Так как внутри циклона дул постоянный ветер со скоростью 260 км/ч на интервале времени до 10 минут, в списке Японского метеорологического агентства тайфун Тип стоит на первом месте по интенсивности циркуляции среди всех зарегистрированных тропических циклонов. Циклон также обладал наименьшим давлением в центре, равным 870 мбар (652,6 мм), что на 6 мбар меньше прежнего рекорда, установленного в 1975 году тайфуном «Юн».

Среди других тропических циклонов, которые были близки по интенсивности к циклону Тип: тайфун Анджела (1995) и тайфун «Гай» (1992) — согласно некоторым исследованиям превосходили по интенсивности тайфун Тип (Система Дворака); давление в центре австралийского (южнотихоокеанского) циклона Моника (2006), согласно отдельным исследованиям, опускалось до того же значения, что и в центре Типа (869 мбар).

Отрывок, характеризующий Тип (циклон, 1979)

Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.