Тираспольская епархия (католическая)

Тираспольская епархия
Dioecesis Tiraspolitanus
латинский
Главный город	де-юре Тирасполь, де-факто Саратов
Страна	Российская империя Российская империя
Дата основания	3 июля 1848 года
Дата упразднения	в 30-х годах XX века прекратила существование, юридически преобразована в 1993 году в Апостольскую администратуру Молдавии (сегодня — епархия Кишинёва) и в 1999 году в Апостольскую администратуру Южной России (сегодня — епархия Святого Климента в Саратове)
Кафедральный собор	Собор св. Климента в Саратове
Митрополия	Архиепархия Могилёва

Тираспольская епархия (лат. Dioecesis Tiraspolitanus) — римско-католическая епархия в Российской империи, основанная 3 июля 1848 года буллой «Universalis Ecclesiae cura» Римского папы Пия IX по инициативе российского императора Николая I (c 1848 по 1852 год носила название Херсонская). Тираспольская епархия входила в архиепархию Могилёва. Тираспольская епархия наряду с Могилёвской митрополией отчасти функционировала на территории современной России, прочие католические епархии Российской империи целиком располагались на территории современных Польши, Прибалтики, Белоруссии и Украины.

История

С 1763 года после выхода в свет манифеста императрицы Екатерины II «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах» в ряде регионов России начали образовываться колонии переселенцев-иностранцев, значительная часть из которых были католиками. Главным образом, колонии возникали в Поволжье, Крыму и юге России. Только в 1763—1774 годах в Поволжье прибыло около 32 тысяч переселенцев из Европы, из них 8—10 тыс. были католиками. Переселенцы пользовались полной религиозной свободой, им разрешалось строить католические и протестантские храмы.

В 1847 году на территориях, где расположились колонии переселенцев, насчитывалось 52 приходских и 40 филиальных католических храмов, 50 священников, более 200 тысяч католиков только немецкого происхождения, а также большое число католиков других национальностей.

После конкордата 1847 года между Святым Престолом и Россией католические приходы иностранных переселенцев на юге России были объединены в Херсонскую епархию, первым епископом стал Фердинанд Кан, который управлял епархией из Санкт-Петербурга. Покровителем епархии был избран Святой Климент, папа римский, выбор был не случаен, по преданию Святой Климент встретил смерть в районе современного Севастополя, то есть на территории епархии. В 1852 году условный центр епархии был перенесён в Тирасполь, а епархия переименована в Тираспольскую, хотя епископ продолжал оставаться в Петербурге. В Тирасполе планировалось возведение собора и резиденции епископа, но этим планам помешала Крымская война.

В 1856 году новым центром епархии был избран Саратов, как центр немцев Поволжья, значительная часть которых была католиками. При этом епархия сохранила название Тираспольская, чтобы подчеркнуть отличие от православной Саратовской епархии, хотя фактически епархия никакого отношения к Тирасполю уже не имела. Епископ Кан переехал в Саратов в октябре 1856 года, в ноябре была торжественно открыта духовная консистория, годом позже — католическая семинария.

Кафедральным собором первоначально служила деревянная церковь, возведённая ещё до переноса кафедры в Саратов. Планируемое возведение большого каменного собора однако было отложено из-за Польского восстания 1863 года. После его подавления польские священники епархии и преподаватели семинарии были уволены, некоторые арестованы по подозрениям в связях с повстанцами. После этого к руководящим должностям в епархии и семинарии допускались только немцы. Наконец, в 1873 году разрешение на постройку собора было дано. Строительство кафедрального собора шло 8 лет, в 1881 году собор был освящён во имя Святого Климента.

В 1902 году Тираспольская епархия насчитывала 87 приходских и 34 филиальных церкви, 131 священника и 298 тысяч прихожан. После «Манифеста об укреплении начал веротерпимости» 1905 года, отменявшего уголовное наказание за выход из православия около 2 тысяч православных на территории епархии перешло в католицизм. К территории Тираспольской епархии относились Астраханская, Екатеринославская, Самарская, Саратовская, Ставропольская, Таврическая и Херсонская губернии, а также Грузия и Бессарабия. Административно епархия делилась на 11 деканатов: пять из них располагались в Поволжье, пять — на юге Украины и в Крыму, а деканат Пятигорск — Тифлис объединял приходы северокавказского и закавказского регионов. В 1917 в епархии было уже 137 приходов, 58 филиальных церквей, 179 священников, 391 тысяча верующих латинского обряда, а также около 40 тысяч верующих армянского обряда.

После революции 1917 года была проведена секуляризация церковной собственности, у Тираспольской епархии были отобраны все здания, а также резиденция епископа. 14 августа 1918 года, перед входом большевиков в Саратов, епископ Й. Кесслер покинул Саратов и перенёс резиденцию в Одессу. Впоследствии он эмигрировал сначала в Бессарабию, а затем в Германию. Оставшийся в Саратове викарий К. Климашевский после нескольких арестов в 1921 году был выслан в Польшу. Католические общины епархии активно организовывали сбор средств в помощь голодающим Поволжья, однако несмотря на это постоянно подвергались преследованиям со стороны советских властей.

В 1917—1937 годах были закрыты все католические храмы епархии, большинство подверглось разрушению, уцелевшие превращены в склады и клубы. Сотни священнослужителей стали жертвами репрессий. Обязанности главы епархии фактически выполнял единственный католический священник Саратова А. Баумтрог. В 1931 году он был арестован и приговорён к 10 годам лагерей, умер на Соловках. В 1935 закрыт кафедральный собор св. Климента, позднее был перестроен в кинотеатр «Пионер». Апостольский администратор южной части Тираспольской епархии А. И. Фризон, тайно рукоположенный папским посланником Мишелем д’Эрбиньи был арестован в 1935 году и расстрелян двумя годами позже, после чего Тираспольская епархия де-факто прекратила своё существование.

В конце 1980-х годов были возрождены несколько католических общин немцев Поволжья, которые периодически посещал священник Иосиф Верт (в настоящее время епископ). После распада СССР Католическая церковь в России получила возможность для восстановления нормальной деятельности.

В 1993 году Тираспольская епархия была преобразована в Апостольскую администратуру Молдавии (сегодня — епархия Кишинёва) и в 1999 году — в Апостольскую администратуру Южной России в Саратове (сегодня — епархия святого Климента в Саратове).

Ординарии епархии

• епископ Фердинанд Кан (1850—1864)
• епископ Франц Цоттман (1872—1889)
• епископ Антон Иоганн Церр (1889—1902)
• епископ Эдвард фон Ропп (1902—1903)
• епископ Иосиф Кесслер (1904—1929)

См. также

• Католицизм в России
• Епархия Святого Климента в Саратове

Литература

• «Тираспольская епархия» //Католическая энциклопедия. М.:Изд. францисканцев, 2011 г. Т.4. ст. 1337—1342
• Лиценбергер О.А. Римско-католическая Церковь в России: история и правовое положение. Саратов: ПАГС, 2001.
• [krotov.info/history/20/tsypin/zavdorn.html В. Задворный, А. Юдин. История Католической Церкви в России. Краткий очерк. — М.: Издание колледжа католической теологии имени св. Фомы Аквинского, 1995.]
• [veritas.katolik.ru/books/hist_katol_rus.htm В. Данилов. История распространения католичества в русских землях до 1917 года]

Ссылки

• [dscs.ru/istoriya_eparxii/istoriya_do_1939 История епархии на сайте епархии Святого Климента в Саратове]
• [wolgadeutsche.ru/lexikon/_Dioezese_Tiraspol.htm «Тираспольская епархия». Энциклопедический словарь. Немецкое Поволжье]
• [www.newadvent.org/cathen/14739a.htm Tiraspol. Catholic Encyclopedia. 1913]  (англ.)
• [www.catholic-hierarchy.org/diocese/dt511.html Статистика Тираспольской епархии]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Тираспольская епархия (католическая)

– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.