Тироновы значки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Тиро́новы значки — это обозначение впервые встречается у Гохори[кого?] в 1550 году; до этого они назывались «значки» Цицерона или Сенеки.



История

Римская тахиграфия, созданная в I в. до н. э. Марком Туллием Тироном, — самая древняя из известных систем стенографии. На основе традиционной системы сокращения прописных букв (suspensio), которая была принята в Риме, начиная с VI в. до н. э., для обозначения календарных дат, имен, юридических терминов и т. п. (notae publicae, iuris, privatae), можно было с помощью букв, обозначений передавать целые слова или их окончания.

Впервые стенографическая запись тироновыми значками была использована официально 5 декабря 63 до н. э. во время заседания сената. Ими часто пользовались писатели. Система «тироновых значков» была усовершенствована в ранний период Римской империи Випсанием Филаргиром, Аквилой (вольноотпущенником Мецената) и Сенекой (или его вольноотпущенником) и включала в себя примерно 5000 символов. Начиная с III—IV вв., «тироновы значки» начинают видоизменяться по греческому образцу и принимать вид итальяно-французской слоговой тахиграфии (так называемая система В и С). Ими пользовались в канцеляриях и монастырях, а также при переписке книг. В последний раз «тироновы значки» встречаются в одном из документов французского короля Филиппа I, датированном 1067 годом. В рукописях IX—X вв. насчитывается примерно 13 000 символов[1].

Напишите отзыв о статье "Тироновы значки"

Примечания

Литература

  • Йоханнес Ирмшер. Словарь Античности = Lexikon Der Antike / перевод с немецкого В.И. Горбушкин, Л.И.Грацианская. — М.: Прогресс, 1989. — С. 579. — 704 с. — ISBN 5-01-001588-9.

Отрывок, характеризующий Тироновы значки

– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.