Тиррелл, Джеймс
| Джеймс Тиррелл | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
Сэр Джеймс Тиррелл (англ. James Tyrrell, около 1445 — 6 мая 1502) — английский военный и придворный, приближённый короля Ричарда III, участник битвы при Тьюксбери, комендант крепости Гин. Казнён в 1502 году по обвинению в заговоре против короля Генриха VII. Томас Мор и Уильям Шекспир посмертно обвинили Тиррелла в организации убийства «принцев в Тауэре» — низложенного короля Англии Эдуарда V и его младшего брата Ричарда Йорка. Действительные обстоятельства смерти принцев остаются неизвестными.
Содержание
Биография
Джеймс Тиррелл родился в благородной семье из Гиппинга[en] (графство Саффолк). В 1469 году Тиррелл женился на Анне Арундел. В 1471 году он сражался при Тьюксбери на стороне Йорков. Король Эдуард IV произвёл Тиррелла в баннереты. В 1482 году году Тиррелл примкнул к частному войску Ричарда, герцога Глостера и участвовал в походе Ричарда на шотландцев. После похода Ричард назначил Тиррелла шерифом Гламоргана и констеблем Кардиффа — фактически, своим главным представителем в Уэльсе. После узурпации Ричардом короны Англии Тиррелл остался его доверенным лицом. Он получил новые доходные назначения в Уэльсе, титулы «рыцаря-телохранителя» (англ. knignt of the body), смотрителя королевских коней (англ. Master of the Horse), начальника пажей (англ. Master of the Henchmen[1]), камергерa Палаты шахматной доски (англ. Chamberlain of the Exchequer)[2][3].
В 1485 году комендант английской крепости Гин, что во Франции близ Кале, изменил Ричарду и перешёл на сторону мятежника графа Ричмонда. Ричард III срочно послал Тиррелла принять командование крепостью. Так, оказавшись в канун мятежа по другую сторону Па-де-Кале, Тиррелл избежал участия в гражданской войне. Ричард III погиб при Босворте, Ричмонд стал королём Генрихом VII, а Тиррелл сохранил свои посты, однако потерял часть своих владений (в 1488 году он жаловался, что за три года потерял в доходе 3011 фунтов, приходившиеся на утраченные поместья). В 1492, 1494 и 1501 году он принимал участие в придворных церемониях. В августе 1501 года Тиррелл был обвинён в участии в заговоре Эдмунда де ла Пола, герцога Саффолка. Тиррелл помог герцогу бежать из Англии, но сам был схвачен, и был казнён 6 мая 1502 года. По утверждению Томаса Мора, перед смертью Тиррелл покаялся в убийстве «Принцев в Тауэре» — низложенного Ричардом III Эдуарда V и его брата Ричарда Йорка[2][3].
Посмертные обвинения
Версия Томаса Мора
В 1514—1518 годах сторонник Тюдоров Томас Мор написал «Историю короля Ричарда III». Книга Мора была впервые издана уже после его гибели, в 1543 году.
По Мору, в августе 1483 года Ричард поручил убийство Эдуарда V и его брата Ричарда констеблю Тауэра Роберту Брэкенбери[en], но тот отказался. Узнав об отказе Брэкенбери, Ричард заперся в отхожем месте и якобы произнёс вслух: «есть ли человек, которому можно довериться? Те, кого я сам возвысил, те, от кого я мог ждать самой преданной службы, даже они оставляют меня и ничего не хотят делать по моему приказу». Находившийся у двери паж подсказал Ричарду, что надёжный исполнитель спит в Фольговой Палате (англ. Pallet chamber — королевской опочивальне[4]). Действительно, Ричард обнаружил, что в его покоях спали двое — Джеймс Тиррелл и его брат Томас[5].
Разбуженный Джеймс Тиррелл счёл поручение Ричарда «ничуть не странным». Мор полагал, что Тиррелл был готов на любые преступления, чтобы подняться в придворной иерархии: «Сердце у него было гордое, и он страстно стремился пробиться наверх, но не мог возвыситься так быстро, как надеялся, ибо ему мешали и препятствовали сэр Ричард Рэтклиф[en] и сэр Уильям Кэтсби[en]»[5].
На следующий день Ричард письменно приказал Брэкенбери передать Тирреллу ключи от Тауэра на один день «для выполнения дел, ему порученных». На этот раз Брэкенбери не возражал, и Тиррелл получил неограниченную власть над заключёнными Тауэра. Непосредственно в убийстве Тиррелл не участвовал: исполнителями стали тюремщик Майлз Форест, уже опытный в убийствах, и конюх Тиррелла Джон Дайтон. Около полуночи Форест и Дайтон вошли в камеру и удушили спящих принцев подушками, а затем доложили о содеянном Тирреллу. Он лично удостоверился в том, что принцы мертвы, и приказал убийцам закопать тела под лестницей Тауэра, а затем завалить могилу камнями. Ричард III вознаградил Тиррелла, однако счёл, что тот захоронил убитых неподобающим образом. Мор писал, что «будто бы священнику сэра Роберта Брэкенбери приказано было вырыть тела и тайно похоронить их в таком месте, какое он один бы только знал, чтобы в случае его смерти никогда и никто не сумел бы его открыть». Священник унёс тайну с собой в могилу, а история убийства, согласно Мору, стала известна в 1502 году — Тиррелл сам поведал её на исповеди перед казнью. Допрошенный в 1502 году Дайтон тоже признался в убийстве, но ни он, ни Тиррелл не смогли указать места погребения принцев[5].
По мнению Е. В. Кузнецова, рассказ об убийстве принцев — наиболее драматичная часть «Истории Ричарда III». Другие эпизоды книги Мора повторяют сведения более ранних источников, но сцена убийства в Тауэре аналогов не имеет. Исповедь Тиррелла, на которую опирается Мор, не была известна ни одному из предшествующих авторов. Подробности убийства, имена участников не повторяются ни в одном из более ранних источников, но и не могут быть опровергнуты ими. Поэтому степень достоверности рассказанного Мором не поддаётся оценке, а история «принцев в Тауэре» остаётся нераскрытой[6]. По мнению авторов «Энциклопедии войны Алой и Белой розы», рассказ об исповеди Тиррелла правдоподобен, но является не более чем одним из нескольких возможных объяснений случившегося с принцами[2].
Версия Уильяма Шекспира
В трагедии Шекспира «Ричард III», написанной около 1591 года, обстоятельства убийства принцев излагаются близко к версии Мора, ставшей в елизаветинский период общепринятой. Шекспировская версия отличается от рассказа Мора двумя деталями:
- Услышав от пажа имя Тиррелл, Ричард едва припоминает: «Его немного знаю…», а при первой встрече расспрашивает Тиррелла как незнакомца: «Так Тиррелом тебя зовут, скажи мне?»[7]
- Шекспировский Ричард не возмущается тем способом, которым Тиррелл избавился от тел. Шекспировский Тиррелл сам, без королевских указаний, нашёл священника, которому и доверил похороны: «Ты трупы видел их? — Да, видел. — И зарыл их, милый Тиррел? — Священник Тауэра похоронил их. А где — по правде вам сказать, не знаю.»[7]
Шекспировский Тиррелл и упомянутые им Дайтон и Форест не лишены человеческих чувств. Именно Тиррелл произносит монолог — доклад королю — о том, как умерли принцы. Тиррелл утверждает, что и Дайтон, и Форест после убийства «говоря о жалостном убийстве, растроганные, плакали, как дети».
В кинопостановке 1995 года роль Тиррелла приобрела существенно большее значение, при этом Тиррелл в исполнении Адриана Данбара[en] утратил человеческие черты шекспировского персонажа. Уже при первой встречи с Ричардом знающий себе цену Тиррелл позволяет себе фамильярное обращение к королю. Он становится правой рукой Ричарда — равным по влиянию самому герцогу Бекингему. Тиррелл убивает герцога Кларенса, казнит барона Гастингса и берёт в заложники малолетнего сына Томаса Стэнли. Ричард в исполнении Иена МакКеллена сам опасается Тиррелла, а в одной немой сцене ищет его понимания. В финале фильма Тиррелл (а не Кэтсби, как у Шекспира) сопровождает Ричарда в битве при Босворте. В ответ на фразу Ричарда «Коня, коня! Венец мой за коня!!» Тиррелл берётся найти королю коня, но Ричард расстреливает бывшего подручного[8].
Напишите отзыв о статье "Тиррелл, Джеймс"
Примечания
- ↑ В современном английском языке henchman — наёмный убийца, бандит, палач. В период Плантагенетов и Тюдоров henchman — придворный паж, обычно благородного происхождения (сквайр).
- ↑ 1 2 3 Wagner, A. Encyclopedia of the War of the Roses. — ABC-CLIO. — P. 279. — 375 p. — ISBN 9781851093588.
- ↑ 1 2 Everingham, K. G., Richardson, D. Magna Carta Ancestry: A Study in Colonial and Medieval Families. — 1098 p. — ISBN 9780806317595.
- ↑ Согласно аннотаций к английскому тексту «Истории Ричарда III», приведённым в: [books.google.ru/books?id=rizHnVN7AHIC Richard III: Evans Shakespeare Edition] / Levine, N.. — Cengage Learning, 2011. — 352 p. — ISBN 9780495911241.
- ↑ 1 2 3 Мор, Томас. История Ричарда III (перевод с английского и латинского М. Л. Гаспарова и Е. В. Кузнецова) // Томас Мор. Эпиграммы. История Ричарда III. — М.: Наука, 1973. — С. 141-143.
- ↑ Кузнецов, Е. В. «История Ричарда III» как исторический источник // Томас Мор. Эпиграммы. История Ричарда III. — М.: Наука, 1973. — С. 209.
- ↑ 1 2 В переводе Анны Радловой — Шекспир, полное собрание сочинений, М., Искусство, 1957, т. 1.
- ↑ Smith, Peter J. Contemporary film version of Shakespeare's Histories // [books.google.ru/books?id=HCcpXzXPkEIC A Companion to Shakespeare's Works: The Histories]. — Wiley, 2008. — P. 154, 155. — 496 p. — ISBN 9780470997284.
Отрывок, характеризующий Тиррелл, Джеймс
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
