Тирренские языки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тирренская
Таксон:

семья

Ареал:

Средиземноморье

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Сино-кавказская макросемья (гипотеза)

Состав

Этрусский язык, ретский язык, лемносский язык
спорно: этеокипрский язык, пеласгский язык, троянский язык, камунский язык

Время разделения:

?

Процент совпадений:

?

Коды языковой группы
ISO 639-2:

ISO 639-5:

См. также: Проект:Лингвистика

Тирре́нская семья́ (др.-греч. Τυρρηνοί — этруски) — гипотетическая семья языков, к которой принадлежал исчезнувший этрусский язык. Термин предложил немецкий лингвист-этрусколог Хельмут Рикс. Среди отечественных исследователей к сторонникам данной гипотезы принадлежит С. А. Яцемирский[1], И. С. Якубович и ряд других.





Состав

В состав семьи Рикс включил:

Точка зрения о родстве вышеперечисленных языков является общепринятой среди современных этрускологов.

Норберт Эттингер (Norbert Oettinger) в полемике с Робертом Беекесом указывал на то, что генетическое родство языков тирренской семьи не коррелирует с географическим расстоянием между их территориями в исторический период: этрусский и лемносский почти идентичны, за исключением ряда особенностей орфографии, тогда как ретский довольно далёк от обоих на уровне и морфологии, и лексики (расхождение между этими ветвями Эттингер датировал за как минимум за тысячелетие до первых этрусских письменных памятников). Этеокипрский язык Эттингер не рассматривал[2], Джоунз считал его весьма близким этрусскому и лемносскому.

Языки со спорной принадлежностью

Другие исследователи, с меньшей степенью достоверности, считали родственными этрусскому:

Происхождение тирренских языков

Индоевропейские языки

Леонард Палмер и Владимир Георгиев сближали тирренские языки с индоевропейскими — лувийским, в частности, на основании указаний древних авторов о происхождении этрусков из Лидии. Против данной гипотезы говорят глубокие морфологические различия между этрусским языком, с одной стороны, и лидийским — с другой; в ряде случаев они даже глубже, чем между этрусским и гипотетическим праиндоевропейским языком (например, между системой именных классов этрусского, грамматических родов в индоевропейских и в лидийском).

«Народы моря»

Тирсены (этруски), пеласги, тевкры и ряд других народов упоминаются совместно в составе «народов моря», мигрировавших в XII в. до н. э. из Малой Азии и напавших на Египет. По-видимому, данные народы представляли собой остатки автохтонного населения западного и юго-западного побережья Малой Азии, обитавшего в ней до завоевания её хеттами, греками и хурритами. Пеласги также упоминаются в ряде источников как догреческое население (востока?) Греции.

В немногочисленных надписях филистимлян выделяется показатель генитива личных мужских имён -š, который может отождествляться как с индоевропейским, так и с этрусским показателем[5]. В пользу индоевропейской версии говорит его регулярность (в этрусском языке существовали два разных показателя генитива).

Хуррито-урартские языки

И. М. Дьяконов по ряду структурных и лексических показателей сближает этрусский язык с хурритским. Несмотря на почти полное несовпадение этрусской и хурритской морфологии, принципы словообразования и фонетики весьма сходны. Дж. М. Факкетти на основании сравнения лексики считает, что имелось регулярное соответствие между хурритской фонемой š и этрусской θ[5].

Северокавказские языки

Гипотезу о структурном сходстве этрусского с северокавказскими (нахско-дагестанскими) языками впервые выдвинул А. Тромбетти. Данная гипотеза согласуется с предыдущей, поскольку ряд исследователей связывают хуррито-урартские яэыки с северокавказскими (например, сторонники московской ностратической школы).

Доиндоевропейские языки Малой Азии

Большинство современных лингвистов и историков локализуют прародину этрусского языка (до переселения его носителей в Италию) в Малой Азии, оставляя при этом открытым два вопроса:

  • точная локализация в Малой Азии (варианты — западное побережье, где локализовались некоторые «народы моря»; южное побережье (Тархунтасса-Киликия); историческая Лидия; земли к северу от Лидии (Р. Бекес)
  • отделился ли ретский от этрусского языка в Малой Азии или ранее (Н. Эттингер).

В связи с этим популярны поиски связей между этрусским и древними неиндоевропейскими языками, засвидетельствованными в Малой Азии.

Некоторые отмечены предполагаются между этрусским и хаттским языками: этр. tupi (мука, кара), ana (этот) и слова с аналогичными значениями в хаттском.

Ряд исследователей выводят этрусков из южных областей Малой Азии (Тархунтасса-Киликия), однако местный доиндоевропейский языковой субстрат, который И. М. Дьяконов называл «протолувийский», практически не изучен.

Хеттолог Алвин Клукхорст считает троянский язык идентичным праэтрусскому[6].

Картвельские языки

Сторонником этрусско-картвельской гипотезы был Р. В. Гордезиани[7]. Так, в одном из картвельских (грузинских) языков — мегрельском: ana или atena означает — этот, ina или tina — тот, tinepi — те, atenepi — эти[8].

Тирренские языки и минойский Крит

Небольшое количество специалистов, среди них С. А. Яцемирский и Дж. М. Факкетти (ранее также М. Вентрис — до дешифровки Линейного письма Б), выступают в поддержку гипотезы о родстве этрусского с языком догреческого населения о. Крит (см. Минойский язык). Имеется множество фактов, указывающих на тесные связи этрусков с догреческим населением Крита (Минойская цивилизация). Однако при этом исследователи нередко пренебрегают тем фактом, что и в минойскую эпоху на Крите были широко распространены, как минимум, три неродственных языка — этеокритский или минойский (язык автохтонного населения — засвидетельствован многочисленными надписями критским письмом и несколькими надписями греческим алфавитом), пеласгский (язык более поздних пришельцев — не засвидетельствован критскими надписями), наконец, микенский диалект древнегреческого языка (язык колонистов-ахейцев, позднейшие надписи критским письмом). Из перечисленных народов только пеласги могли бы претендовать на родство с этрусками. Довольно распространённая среди исследователей ошибка состоит в том, что термин «пеласги» распространяется на всё догреческое население Крита[9].

За рубежом сторонником гипотезы этрусско-минойского родства является Дж. М. Факкетти[5].

Грамматика

Характерные черты всех тирренских языков:

  • типология: агглютинирующий строй со слабой тенденцией к флективности;
  • словообразование: суффиксальное (отсутствуют префиксы и сложение корней, возможно сложение 2-3 суффиксов); С. Яцемирский предполагает наличие квази-префиксов в терминологических кальках с латинского.
  • консонантизм: богатый (особенно много спирант); неразличение на письме звонких и глухих согласных (в произношении были возможны колебания, не имевшие словоизменительного значения);
  • вокализм: бедный — 4 гласных (а; e (возможно, близок ö); i; звуки o/u не различались); нередко гласные пропускаются на письме (возможно, свидетельствует о различии по краткости-долготе).
  • имя: существительные и прилагательные имели одинаковую парадигму склонения;
  • именные классы: в этрусском два — одушевлённые и неодушевлённые (такое разделение имело бы смысл в том случае, если язык-предок имел активный строй, не отмеченный в самом этрусском языке); в других языках, из-за скудости памятников, проверить наличие именных классов невозможно;
  • предлоги: отсутствовали; их заменяли падежи и описательные конструкции;
  • глагол: не изменялся по лицам, имел несколько времён и наклонений.
  • синтаксис: SOV, определение после определяемого.
  • отрицание: до настоящего времени отрицательная частица ни в одном из тирренских языков достоверно не идентифицирована.

Напишите отзыв о статье "Тирренские языки"

Примечания

  1. Яцемирский, Сергей Александрович Проблемы морфологии тирренских языков : диссертация … кандидата филологических наук : 10.02.20 Москва, 2006.
  2. Oettinger N. Seevölker und Etrusker // Pax Hethitica. Studies on the Hittites and their Neighbours in Honour of Itamar Singer. Edited by Yoram Cohen, Amir Gilan, and Jared L. Miller. Wiesbaden, 2010.
  3. Jones, T.B., `Notes on the Eteocypriot inscriptions', AJPh 71 (1950), 401—407
  4. Джоунз Т. Б. Заметки об этеокипрском языке // Тайны древних письмён. Проблемы дешифровки. М. 1975.
  5. 1 2 3 Facchetti G. (2002). Appunti di morfologia etrusca.
  6. [www.academia.edu/9794356/The_languages_of_Anatolia_and_of_Troy_in_Dutch_ The languages of Anatolia and of Troy [in Dutch] | Alwin Kloekhorst - Academia.edu]
  7. Гордезиани Р. В. Этрусский и картвельский. Тю. 1980.
  8. Мегрельско-грузинский словарь. Отар Каджая (TITUS)
  9. [pagesperso-orange.fr/atil/atil/yyy.htm См. например]

Литература

  • Немировский А. И. Этруски: от мифа — к истории. М. 1983.
  • Яцемирский С. А.. Проблемы морфологии тирренских языков: диссертация … кандидата филологических наук: 10.02.20 Москва, 2006.
  • Яцемирский С. А.. Опыт сравнительного описания минойского, этрусского и родственных им языков. М.: «Языки славянской культуры», 2011. ISBN 978-5-9551-0479-9
  • Dieter H. Steinbauer, Neues Handbuch des Etruskischen, St. Katharinen 1999
  • Helmut Rix, Rätisch und Etruskisch, Innsbruck 1998
  • Leonard R. Palmer, Mycenaeans and Minoans, Second ed. New York: Alfred A. Knopf. 1965.
  • [titus.uni-frankfurt.de/texte/etca/cauc/megr/kajaia/kajai.htm Мегрельско-грузинский словарь Отара Каджая] (TITUS)

Отрывок, характеризующий Тирренские языки

Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.