Тиссеран, Эжен

Его Высокопреосвященство кардинал Эжен Тиссеран Eugène Tisserant<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Кардинал-епископ Остии и Порто и Санта Руфина</td></tr>
Декан Коллегии кардиналов
13 января 1951 года — 21 февраля 1972 года
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Кардинал Франческо Маркетти Сельваджани
Преемник:	Кардинал Амлето Джованни Чиконьяни
Библиотекарь и Архивариус Римской Церкви
14 сентября 1957 года — 27 марта 1971 года
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Кардинал Джованни Меркати
Преемник:	Кардинал Антонио Саморе
Префект Священной Конгрегации Церемониала
10 марта 1951 года — 15 августа 1967 года
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Кардинал Франческо Маркетти Сельваджани
Преемник:	должность упразднена
Секретарь Священной конгрегации по делам Восточной церкви
19 июня 1936 года — 11 ноября 1959 года
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Кардинал Луиджи Синчеро
Преемник:	Кардинал Амлето Чиконьяни
Имя при рождении:	Эжен Габриель Жерве Лорен Тиссеран
Оригинал имени при рождении:	Eugène-Gabriel-Gervais-Laurent Tisserant
Рождение:	24 марта 1884(1884-03-24) Нанси, Франция
Смерть:	21 февраля 1972(1972-02-21) (87 лет) Альбано-Лациале, Лацио, Италия
Похоронен:	собор Порто-Санта Руфины
Отец:	Ипполит Тиссеран
Мать:	Октавия Коннар
Принятие священного сана:	4 августа 1907 года
Епископская хиротония:	25 июля 1937 года
Кардинал с:	15 июня 1936 года
Награды:

Эжен-Габриэль-Жерве-Лоран Тиссеран (фр. Eugène-Gabriel-Gervais-Laurent Tisserant; 24 марта 1884, Нанси, Франция — 21 февраля 1972, Альбано-Лациале, Италия) — французский и итальянский куриальный кардинал. Секретарь Священной конгрегации по делам Восточной церкви с 19 июня 1936 по 11 ноября 1959. Титулярный архиепископ Иконио с 25 июня 1937 по 15 июня 1936. Председатель Папской Библейской Комиссии с 11 июля 1938 по 27 марта 1971. Вице-декан Священной Коллегии кардиналов с 21 февраля 1948 по 13 января 1951. Декан Священной Коллегии Кардиналов с 13 января 1951 по 21 февраля 1972. Префект Священной Конгрегации Церемониала с 10 марта 1951 по 15 августа 1967. Архивариус и Библиотекарь Римской Церкви с 14 сентября 1957 по 27 марта 1971. Великий магистр Ордена Святого Гроба Господня 19 августа 1960 по 21 февраля 1971. Кардинал-дьякон с 15 июня 1936, с титулярной диаконией Ss. Vito, Modesto e Crescenzia с 18 июня 1936 по 13 декабря 1937. Кардинал-священник с титулом церкви pro hac vice Ss. Vito, Modesto e Crescenzia с 13 декабря 1937 по 11 декабря 1939. Кардинал-священник с титулом церкви Санта-Мария-сопра-Минерва с 11 декабря 1939 по 18 февраля 1946. Кардинал-епископ Порто и Санта Руфина с 18 февраля 1946. Кардинал-епископ Остии с 13 января 1951.

Ранняя жизнь и образование

Родился Эжен Тиссеран 24 марта 1884 года, в Нанси, в семье ветеринаров. Сын Ипполита Тиссерана и Октаве Коннар. При крещении получил имя Эжен-Габриэль-Жерве-Лоран.

Окончил колледж святого Леопольда и колледж святого Сигисберта. Получил степени бакалавра по литературе и математике.

В октября 1900 года поступил в Высшую духовную семинарию Нанси. Для своих богословских исследований изучал иврит, сирийский и ассирийский языки. Специализировался на изучении Ветхого завета.

В течение года стажировался в Библейской школе в Иерусалиме.

В октябре 1905 года, после отделения Церкви от государства, призван на военную службу в 156-й пехотный полк в городе Туль.

После военной службы, продолжает своё обучение в Католическом институте Парижа. В течение двух лет изучал иврит, сирийский, арабский, эфиопский и ассирийский языки. Обучался на курсах арабского языка в Школе Восточных языков, на курсы восточной археологии и палеографии, греческого, ассирийского и арабского языков в Сорбонне и изучал греческую керамику и египетский язык в Школе Лувра. В этот период начинает публиковать свои научные работы, в том числе и переводы с восточных языков.

Священник и профессор

4 августа 1907 года рукоположён в священники епископом Нанси Шарлем-Франсуа Турина. В том же году приглашается на работу в Рим и становится профессором Университета Св. Аполлинера (1908—1913 годы) и хранителем Ватиканской библиотеки, где занимался восточными манускриптами. Работал на составлением каталогов рукописей.

В 1909 году в Монте-Кассино, он расшифровывает палимпсест старейшего из известных требников. В 1910 году он расшифровывает много рукописей хранившихся в Британском музее. В 1911 и 1912 годах он осуществил две долгие миссии на Ближний Восток. На лошадях и верблюдах, он совершает путешествия в Египет, Палестину и Месопотамию.

В 1914 году становится членом Библейской комиссии.

Во время Первой мировой войны призван на действительную военную службу во Французскую армию. Начал службу капралом в 26-м пехотном полку. Он б В ночь с 4 на 5 сентября 1914 года был ранен в боях в районе Нанси. После выздоровления направлен на работу в Генеральный штаб, работал в отделе Африки Министерства обороны Франции. Участвовал в формировании Восточного легиона из армянских добровольцев со всего мира. В 1917 году направлен в экспедиционные силы в Палестине. Будучи уже лейтенантом, отвечал за поставки продовольствия и боеприпасов, медикаменты и транспорт. При осаде Иерусалима, командовал передовым отрядом Спаги.

После войны возвращается в Ватиканскую библиотеку. В 1919-1930 годах работал помощником библиотекаря. Продолжает заниматься исследованиями. написал труды о ранним христианстве в Египте и Эфиопии. В 1930 году он опубликовал в «Словаре католической теологии» статью о несторианской церкви.

Ватиканский прелат и куриалист

С 12 мая 1921 года — тайный камергер Его Святейшества. С 12 января 1929 года — прелат Его Святейшества. С 13 января 1930 года — про-префект Ватиканской библиотеки. С 13 января 1936 года — апостольский протонотарий.

Кардинал

15 июня 1936 года возведён в сан кардинала. С 15 июня 1936 года по 13 декабря 1937 года — кардинал-дьякон с титулом церкви Ss. Vito, Modesto e Crescenzia.

С 19 июня 1936 года по 11 ноября 1959 года — Секретарь Священной конгрегации по делам Восточной церкви.

25 июня 1937 года назначен Титулярным архиепископом Иконио. 25 июля 1937 года рукоположён в архиепископы кардиналом Эудженио Пачелли — государственным секретарём Святого Престола, которому сослужили и помогали титулярный архиепископ Никомидии Джузеппе Мигоне — тайный раздатчик милостыни Его Святейшества и епископ Страсбурга Шарль-Жозеф-Эжен Руха.

С 13 декабря 1937 года по 11 декабря 1939 года — кардинал-священник с титулом церкви pro hac vice Ss. Vito, Modesto e Crescenzia.

В 1938 году он был избран в Академию надписей и литературы.

Участвовал в конклаве 1939 года, который избрал Папу Пия XII.

С 11 декабря 1939 года по 18 февраля 1946 года — кардинал-священник с титулом церкви Санта-Мария-сопра-Минерва. С 18 февраля 1946 года — кардинал-епископ Порто и Санта Руфина. С 21 февраля 1948 года — вице-декан Священной Коллегии Кардиналов. С 6 июня 1949 года — папский легат на Национальном евхаристическом конгрессе в Нанси. С 13 января 1951 года — кардинал-епископ Остии и декан Священной Коллегии Кардиналов. С 10 марта 1951 года по 15 августа 1967 года — Префект Священной Конгрегации Церемониала. С 14 сентября 1957 года по 27 марта 1971 года — архивариус и библиотекарь Римской Церкви.

Участвовал в конклаве 1958 года, который избрал Папу Иоанна XXIII. С 19 августа 1960 года — Гроссмейстер Ордена Святого Гроба Господня.

15 июня 1961 года избран членом Французской академи и официально вступил в права с 23 июня 1962 года.

В 1962—1965 годах принимал участие в работе Второго Ватиканского собора. Участвовал в конклаве 1963 года, который избрал Папу Павла VI. С 1 января 1971 года потерял право участия в конклавах (по возрасту).

Скончался 21 февраля 1972 года, от сердечного приступа, в Альбано Лацьале. Похоронен в кафедральном соборе Порто и Санта Руфина.

Награды

• Кавалер Большого креста ордена Почётного легиона (Франция, 1957 год)
• Кавалер Большого креста ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (Италия, 18 июня 1961 года)
• Военный Крест 1914—1918 с пальмовой ветвью (Франция)
• Орден РПЦ святого равноапостольного великого князя Владимира I степени (вручён 10 октября 1969 года)

Ссылки

• [www.catholic-hierarchy.org/bishop/btiss.html Биография на сайте catholic-hierarchy.org] (англ.)
• [www.bdnancy.fr/tisserant.htm#top Биография на сайте университета Нанси] (фр.)
• [www.academie-francaise.fr/immortels/base/academiciens/fiche.asp?param=622 Биография на сайте Французской академии] (фр.)
• [www.fiu.edu/~mirandas/bios-t.htm#Tisserant Биография на сайте The Cardinals of the Holy Roman Church] (англ.)

Отрывок, характеризующий Тиссеран, Эжен

Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.